Вишневый сад. Большое собрание пьес в одном томе - Антон Павлович Чехов
Платонов. А ты уже клюкнул, полковник?
Иван Иванович. Разумеется… Sans doute…[7]
Платонов. То-то ты так и раскудахтался.
Иван Иванович. Я приехал сюда, братец ты мой, часов в восемь… Все еще спали… Пришел сюда, да и давай ногами стучать… Смотрю, выходит она… смеется… Бутылочку мадерки распили. Диана три рюмочки выпила, а я остальное…
Анна Петровна. А нужно это рассказывать!
Вбегает Трилецкий.
Явление VII
Те же и Трилецкий.
Трилецкий. Господам родственникам!
Платонов. А-а-а… Плохой лейб-медик ее превосходительства! Argentum nitricum… aquae destillatae…[8] Очень рад видеть, любезный! Здоров, сияет, блещет и пахнет!
Трилецкий (целует Сашу в голову). Да и разнесли же черти твоего Михаила! Бык, настоящий бык!
Саша. Фи, как от тебя духами пахнет! Здоров?
Трилецкий. Здоровехонек. Умно сделали, что пришли. (Садится.) Как дела, Мишель?
Платонов. Какие?
Трилецкий. Твои, разумеется.
Платонов. Мои? А кто их знает, каковы они! Долго, брат, рассказывать, да и неинтересно. Где это ты так шикарно остригся? Хороша прическа! Стоит целковый?
Трилецкий. Меня не цирюльник чешет… У меня на это дамы есть, а дамам я не за прическу плачу целковые… (Ест мармелад.) Я, братец ты мой…
Платонов. Сострить хочешь? Ни, ни, ни… Не беспокойся! Избавь, пожалуйста.
Явление VIII
Те же, Петрин и Венгерович 1.
Петрин входит с газетой и садится. Венгерович 1 садится в угол.
Трилецкий (Ивану Ивановичу). Заплачь, отче!
Иван Иванович. Для чего мне плакать?
Трилецкий. Да вот, например, хоть от радости… Взгляни на меня! Это сын твой!.. (Указывает на Сашу.) Это дочь твоя! (Указывает на Платонова.) Этот юноша зять твой! Дочь-то одна чего стоит! Это перл, папаша! Один только ты мог породить такую восхитительную дочь! А зять?
Иван Иванович. Чего же мне, друг мой, плакать? Плакать не нужно.
Трилецкий. А зять? О… это зять! Другого такого не сыщешь, хоть обрыскай всю вселенную! Честен, благороден, великодушен, справедлив! А внук?! Что это за мальчишка разанафемский! Машет руками, тянется вперед этак и всё пищит: «дедь! дедь! где дедь? Подайте-ка мне сюда его, разбойника, подайте-ка мне сюда его усищи!»
Иван Иванович (вытаскивает из кармана платок). Чего же плакать? Ну и слава богу… (Плачет.) Плакать не нужно.
Трилецкий. Ты плачешь, полковник?
Иван Иванович. Нет… Зачем? Ну и слава тебе, господи!.. Что ж.
Платонов. Перестань, Николай!
Трилецкий (встает и садится рядом с Бугровым). Жаркий нонче темперамент в воздухе, Тимофей Гордеич!
Бугров. Это действительно. Жарко, как в бане на самой верхней полочке. Темперамент в градусов тридцать, надо полагать.
Трилецкий. Что бы это значило? Отчего это так жарко, Тимофей Гордеич?
Бугров. Вам это лучше знать.
Трилецкий. Я не знаю. Я по докторской части шел.
Бугров. А по-моему-с, оттого так жарко, что мы засмеялись бы с вами, ежели б в июне месяце было холодно.
Смех.
Трилецкий. Так-с… Теперь понимаю… Что лучше для травы, Тимофей Гордеич, климат или атмосфера?
Бугров. Все хорошо, Николай Иваныч, только для хлеба дождик нужней… Что толку с климáта, ежели дождя нет? Без дождя он и гроша медного не стоит.
Трилецкий. Так… Это правда… Вашими устами, надо полагать, гласит сама мудрость. А какого вы мнения, господин бакалейный человек, касательно остального прочего?
Бугров (смеется). Никакого.
Трилецкий. Что и требовалось доказать. Умнейший вы человек, Тимофей Гордеич! Ну, а какого вы мнения насчет того астрономического фокуса, чтобы Анна Петровна дала нам поесть? а?
Анна Петровна. Подождите, Трилецкий! Все ждут, и вы ждите!
Трилецкий. Аппетитов она наших не знает! Не знает она, как нам с вами, а в особенности вам со мной выпить хочется! А славно мы выпьем и закусим, Тимофей Гордеич! Во-первых… Во-первых… (Шепчет Бугрову на ухо.) Плохо? Это за галстух… Crematum simplex…[9] Там всё есть: и распивочно и навынос… Икра, балык, семга, сардины… Далее — шести- или семиэтажный пирог… Во какой! Начинен всевозможными чудесами флоры и фауны Старого и Нового Света… Скорей бы только… Сильно голоден, Тимофей Гордеич? Откровенно…
Саша (Трилецкому). Не так тебе есть хочется, как бунт поднимать! Не любишь, когда люди покойно сидят!
Трилецкий. Не люблю, когда людей голодом морят, толстушка!
Платонов. Ты сейчас сострил, Николай Иваныч, отчего же это не смеются?
Анна Петровна. Ах, как он надоел! Как он надоел! Нахален до безобразия! Это ужасно! Ну подождите же, скверный человек! Я вам дам поесть! (Уходит.)
Трилецкий. Давно бы так.
Явление IX
Те же, кроме Анны Петровны.
Платонов. Впрочем, не мешало бы… Который час? Я тоже голоден…
Войницев. Где же моя жена, господа? Платонов ведь ее не видел еще… Надо познакомить. (Встает.) Пойду ее искать. Ей так понравился сад, что она никак не расстанется с ним.
Платонов. Между прочим, Сергей Павлович… Я просил бы вас не представлять меня вашей супруге… Мне хотелось бы знать, узнает она меня или нет? Я когда-то был с ней знаком немножко и…
Войницев. Знакомы? С Соней?
Платонов. Был во время оно… Когда еще был студентом, кажется. Не представляйте, пожалуйста, и молчите, не говорите ей ни слова обо мне…
Войницев. Хорошо. Этот человек со всеми знаком! И когда он успевает знакомиться? (Уходит в сад.)
Трилецкий. А какую я важную корреспонденцию поместил в «Русском курьере», господа! Читали? Вы читали, Абрам Абрамыч?
Венгерович 1. Читал.
Трилецкий. Не правда ли, замечательная корреспонденция? Вас-то, вас, Абрам Абрамыч, каким я людоедом выставил! Такое про вас написал, что вся Европа ужаснется!
Петрин (хохочет). Так это вот про кого?! Вот кто этот В.! Ну, а кто же Б.?
Бугров (смеется). Это я-с. (Вытирает лоб.) Бог с ними!
Венгерович 1. Что ж! Это очень похвально. Если бы я умел писать, то непременно писал бы в газеты. Во-первых, деньги за это дают, а во-вторых, у нас почему-то принято пишущих считать очень умными людьми. Только не вы, доктор, написали эту корреспонденцию. Ее написал Порфирий Семеныч.
Глагольев 1. Вы откуда это знаете?
Венгерович 1. Знаю.
Глагольев 1. Странно… Я писал, это правда, но откуда вам это известно?
Венгерович 1. Всё можно узнать, лишь бы только желание было. Вы заказным посылали, ну а приемщик на нашей почте имеет хорошую память. Вот и всё… И разгадывать нечего. Мое еврейское ехидство тут ни при чем… (Смеется.) Не бойтесь, мстить не стану.
Глагольев 1. Я и не боюсь, но… мне странно!
Входит Грекова.
