Геннадий Гацура - С Новым годом, Россия!
Главарь (похоже, что он был озадачен не менее своего помощника). Успеешь, надо разобраться.
Тут основательно выпивший Новый русский замечает бандитов и с бокалом руке устремляется к ним.
Новый русский (останавливается перед главарем и кричит на весь подвал). А вот и организаторы нашей замечательной вечеринки! Давайте выпьем за них! Без них мы вряд ли собрались бы здесь такой дружной компанией. Сидящие за столом гости и заложники оборачиваются к бандитам и с радостными криками поднимают бокалы.
Соловьев протягивает фужеры с шампанским и бандитам. Те мгновенно оказываются в центре внимания и судорожно начинают засовывать пистолеты за пазуху. Помощник главаря все ни как не может трясущейся рукой попасть пистолетом в кобуру.
Главарь (с бокалом шампанского подходит к Директору). Что здесь такое происходит?
Директор (пожимает плечами). А я знаю?
Главарь. Но вы же директор магазина.
Директор. Нет, директор пока здесь вы.
Главарь залпом выпивает шампанское и отходит к своему помощнику.
Помощник главаря. Что делать будем?
Главарь. Ждать хозяина и денег. Если бы они хотели отсюда свалить, то давно бы это сделали, да и нас сдали бы.
Помощник главаря (задумчиво). Да, точно. Но все равно мороз по коже.
Иностранец (осторожно дотрагивается до рукава Соловьева). А когда начнется аукцион?
Соловьев (стучит вилкой по графину и кричит, стараясь перекричать всех и цыган.) Все, все! Прекращаем базар, начинаем благотворительный аукцион! Чур, я ведущий! Рассаживайтесь удобней и не забывайте о десяти процентах аукционеру, иначе выставим из зала на улицу, как Остапа в "12 стульях".
Как ни странно, но народ послушно начинает рассаживаться в полукруг.
Соловьев. И, так, лот первый! (Поднимает первый попавшийся под руку стул.) Стул из дворца! Стартовая цена – сто баксов!
Директор (испуганно хватает его за рукав). Да вы что, этот стул стоит не меньше полутора тысяч долларов!
Соловьев (подмигивает ему и вполголоса). Все нормально, если будет меньше, я оплачу разницу, если больше, делим прибыль пополам. (Продолжает). Итак, сто долларов! Кто больше?
Пауза.
– Двести! – Раздается из первого ряда зрительного зала.
(Эта реплика достается зрителю вместе с билетом в первый ряд. Шутка).
Тут подключаются и действующие лица на сцене.
Депутат (первым поднимает руку). Триста!
Соловьев (начинает считать по поднимающимся по очереди рукам). Четыреста! Пятьсот! Шестьсот! Семьсот!
Помощник главаря (тоже поднимает руку). Тысяча!
Главарь (тут же одергивает помощника). Ты что делаешь? Мы что за этим сюда пришли?
Депутат. Тысяча двести!
Соловьев (продолжает считать по рукам). Тысяча триста! Тысяча четыреста!
Депутат. Что там торговаться. Две тысячи!
Соловьев (подмигнув Директору, берет протянутый им деревянный молоток и начинает отстукивать). Две тысячи – раз! Две тысячи – два! Две тысячи – три! Продано господину депутату! (Улыбаясь, поворачивается к Директору). Ну, вот, а вы боялись. Что тут у вас еще неликвидное было? Тут дверца люка вновь распахивается и впускает новую порцию посетителей, на этот раз с камерой и осветительной аппаратурой.
Соловьев. А вот и телевиденье прибыло! Подвиньтесь и освободите место для прессы!
Главарь (наконец подходит к Соловьеву). Ну, хватит! Прекращайте этот балаган!
Соловьев. Чего это вы здесь раскомандовались?
Герман (приходит ему на помощь Соловьеву). По-моему, у вас, как и у каждого второго правителя и придурка с пушкой, мания величия, и с головой не то. Почему-то вы думаете, что вся страна у вас в заложниках и наложниках ходит. А это совсем не так. Это вы в наших руках, и мы, в любую минуту, можем сделать с вами все, что нам заблагорассудится, порвать на части. Пример Николая Второго и Муссолини, вздернутого вверх ногами, должен послужить вам холодным душем и уроком. Много вас таких было, даже могилок не осталось.
Соловьев. Точно. Садитесь, и не мешайте, или выметайтесь отсюда, ибо, по правилам нашего торгового дома, лицо, мешающее ведению аукциона, должно покинуть торговый зал. И не забудьте улыбнуться камере, вас снимают.
Помощник главаря. Шеф, дай я ему врежу по морде.
Главарь. Заткнись!
Соловьев. Итак, мы продолжаем аукцион! Лот второй!
Директор протягивает ему безголовую фигурку пионера.
Соловьев. Это еще что такое?
Директор. Сами сказали – неликвидное.
Соловьев (слегка покашливает). М-да, это что-то. Но раз сказал… (Обращается к публике). И так, лот второй! Фигурка пионера с отрубленной головой. Двадцатые года, двадцатого века. Любимая игрушка Аллилуевой. Голова у пионера, по личной просьбе генералиссимуса, самолично отрублена саблей маршалом Буденным на ближней даче Сталина. Свидетельство о подлинности выдаем, не отходя от кассы! Сто рублей! Кто больше?
Народ начинает поднимать руки.
Соловьев. Двести! Триста! Четыреста! Пятьсот!
Иностранец. Тысяча!
Депутат (поднимает вилку с огурцом). Десять тысяч!
Соловьев. Десять тысяч – раз! Десять тысяч – два! Десять тысяч – три! Вновь продано господину депутату!
Депутат. Нечего этим иноземцам наши культурные ценности отдавать. Итак, всю России скупили. Где свидетельство о подлинности?
Соловьев. Сейчас сделаем. (Обращается к антиквару). Есть у вас бумага?
Директор. Найдем, даже, того периода.
Тем временем дверь, ведущая в зал магазина, вновь открывается и еще один бандит спускается в подвал, изумленно оглядываясь по сторонам. Никто не обращает на него внимания.
Бандит (подходит к Главарю). Возле дверей выстроилась целая очередь, все ломятся сюда, спрашивают, почему так рано закрывают?
Главарь. Пошли их к черту, у нас здесь не кабак, а приличное заведение. То бишь, скажи, что здесь частная вечеринка, вход по приглашениям.
Бандит. Так они, как раз, всякие приглашения и депутатские удостоверения суют.
Главарь. Вот страна! Кто-то уже успел и сюда приглашения тиснуть, и продать! Гони всех отсюда!
Бандит. Да их там человек сто! Может, ментов вызвать?
Главарь. Ты что! У тебя совсем хреново с башкой?
Бандит. Да, там еще один крутой, все в дверь ломится, говорит что хозяин. Что с ним делать? Сюда привести?
Главарь. Почему, сразу с этого не начал! Пошли наверх.
Главарь с бандитом поднимаются в торговый зал магазина.
Пока происходит диалог между Главарем с бандитом, Соловьев что-то пишет на листе бумаги принесенном Директором магазина.
Остальные пьют и закусывают.
Цыгане играют веселую еврейскую мелодию.
Соловьев. Так, свидетельство о подлинности готово. (Он протягивает лист Старичку). Подпишите, как единственный здесь свидетель существования той эпохи.
Старичок (улыбнулся). Кстати, я умею подписываться как Коганович. Однажды мне это пригодилось, и я спас школьному другу жизнь, правда, ненадолго.
Соловьев. То, что нужно. Подписывайте.
9. Сцена девятая.
Дверь в подвал вновь распахивается, на пороге вырастает бандит.
Главарь. Все свободны! Хозяин принес долг. Можете расходиться.
Депутат. Вот сволочь, такой праздник поломал!
Новый русский. Точно, весь кайф испортил. Но все равно это мой лучший Новый год за последнее время. Поехали ко мне на Рублевку догуливать.
Соловьев (разливает водку). Давайте вначале по рюмочке, на дорожку!
Депутат (сует всем визитные карточки). Заходите, звоните, все сделаю. Происходит обмен визитками, рвутся страницы из записных книжек, записываются номера телефонов и раздаются бывшим заложникам.
Лариса (чокаясь с Германом). Хорошо, что так закончилось, а то у меня от пережитого страха чуть груди из бюстгальтера не выскочили.
Герман. Хотел бы я поприсутствовать при этой сценке. Едем на Рублевку?
Лариса. Нет, мне хватит приключений, меня муж с матерью ждут. Обзвонились в поисках меня, наверное.
Главарь. Господа, прошу освободить помещение, магазин закрыт!
Новый русский. Все ко мне, на Рублевку!
Депутат. Цыган надо взять!
Народ потянулся к лазу, и по одному, со смехом, поддерживая друг-друга, начали исчезать в нем.
Директор. Господа, может, воспользуйтесь дверью?
Депутат (обернулся в люке, прежде чем исчезнуть). Нам так сподручнее.
10. Сцена десятая.
Сцена опустела, свет медленно гаснет. Интерьер магазина потихоньку начинает исчезать в темноте, начинает идти снег.
На сцене остаются лишь в освещенном круге Старик со Старушкой.
Начинает дуть ветер, он метет по сцене снег.
Старик (кутается в воротник длиннополого пальто). Ну вот, поговорили и разбежались, и до нас им больше дела нет.
Старушка. А что ты хочешь, они же молоды, спешат узнать и понять эту жизнь, а мы с тобой уже старики. Пока им это не грозит и мы им не интересны. Пошли, тебе уже пора спать, да и лекарство ты еще не принимал.
Старик. Да, да. (Думая о чем-то своем). Мы уже в конце своего пути. Нам все трудней и трудней. Им нас не понять, да и нам их тоже. Помнишь, я говорил, что нам надо уезжать из этой России.
