Николай Погодин - Минувшие годы

Черемисов. Следом приедет…

Кряжин (озабоченно). Можно, конечно, и завтра улететь от пересудов. Зачем было устраивать излишний шум, не понимаю. Могли бы, кажется, договориться, а то ненужные переживания… обоюдная неприязнь. (Махнув рукой.) А!.. (Удалился.)

Черемисов. Сына мне не оставишь?

Лина. По закону сын при матери.

Черемисов. Вот зачем была вся сцена… Да… Неумно.

Лина. А ты меня давно не любишь. Мы на Урале жили еще туда-сюда, а здесь… Ты сутками домой не приходишь, а если ты пришел, то носом в книгу или совещания, приходы, споры… В большие люди лезешь. Выгонят тебя оттуда так же, как и допустили.

Черемисов. Это Кряжин. Его почерк..

Лина. При чем тут Кряжин! Я поняла давно, что жизни мне не будет. Век будем нищими, бездомными скитаться по заводам. Не хочу. Прощай. (Пауза.) Прощай, я говорю.

Черемисов. Слышу.

Лина. Так вот и расстанемся?

Черемисов. А ты сцены любишь. Ступай, ничего не будет.

Лина (мягко, простовато). Эх, Митя, зря мы хорохоримся! Будем смотреть на вещи просто. Тебе все равно придется работать с Кряжиным. Он твое прямое начальство.

Черемисов. Уйди, пожалуйста. И пусть все уезжают домой.

Лина. А ты как же?

Черемисов. Пожалуйста, уйди.

Лина. Ну, хорошо. Я пошла. (Уходит.)

Явился Жданович.

Черемисов. Женя?

Жданович. Я.

Черемисов. Уехали?

Жданович. Да.

Черемисов. Что там в корзине? Налей. Душно.

Жданович (у корзины). Тут одно шампанское.

Черемисов. Вот и устроим проводы товарищу Кряжину.

Жданович. Оставь. После поговорим.

Черемисов. Тоже верно.

Жданович (налил вино, сел). Со свиданьицем в новых обстоятельствах.

Черемисов. А ведь ты чему-то рад, подлец.

Жданович (подумал). Интимный мир человека-материя трепетная. Чужой руке к ней прикасаться не следует. А рад я только тому, что теперь ты будешь у нас хозяином. Видишь ли, Дмитрий Григорьевич, я с большевиками в некоторых пунктах расхожусь, но это не мешает мне видеть, что вашей партии теперь нужны люди своеобразные, особенные, молодые. И эта вещь мне начинает нравиться.

Черемисов. А что такое они должны из себя представлять, ты знаешь?

Жданович. Догадываюсь. Но люди не сапоги. Их не сошьешь по номеру. Само время даст своих современных ему людей…

Черемисов (раздумье). Хозяин… Старый завод я еще потяну, а вот строительство, боюсь… провалю.

Жданович. А тебе не дадут провалить. Ты сам увидишь.

Является Люшин с велосипедом.

Слушай, штатный доносчик, новому директору также будешь доносы на меня писать?

Люшин (бесстыдно и ласково смеется). Резкий у вас язык, Евгений Евгеньевич. Информация — мать оперативности.

Жданович. Информатор… (Черемисову.) Он однажды написал Кряжину донос на меня на восьми листах, а тому, видно, читать надоело… Кряжин взял и прислал мне всю бумагу с резолюцией: «Разберись сам». Ни на одной комедии я так не смеялся, как при чтении этого сочинения. А вот в партком ты не пишешь. Там не берут?

Люшин. Евгений Евгеньевич, я же политики не касаюсь. Моя обязанность — консультировать производство.

Черемисов. На производство и пойдете, Люшин. Мне консультанты не нужны. Я сам производственник.

Люшин. Воля ваша. Только я рекомендовал бы вначале присмотреться.

Черемисов. Разве я сюда приехал из Китая? Жданович (Люшину). Спокойной ночи, приятных снов. Люшин. Мое почтение и всякое уважение. Счастливо оставаться. (Ушел.)

Жданович. Гнать его надо.

Черемисов. Посмотрим!

Жданович (с удовольствием). А теперь давай выпьем-ка вот этой шипучей воды, которая напомнила мне берег Адриатики, далекое небо и кое-что в поэтическом роде. (Пьет.) Русский человек я, а то работать бы мне теперь в Италии да попивать «кьянти». Ты итальянок только на картинках видел, Черемисов?

Черемисов. Только на картинках.

Жданович. Вообще ты с женщинами не горяч.

Входит Месяцев.

Черемисов. Эх, дорогой! (Месяцеву.) Ты еще зачем явился?

Месяцев. Ангелина Тимофеевна послала.

Черемисов. Миньярова не видел?

Месяцев. Они с Кряжиным о чем-то толкуют… ссорятся будто.

Черемисов (легко). Ну, садись. Расскажи, Месяцев, как ты женился?

Месяцев. Нет, я вам лучше расскажу, как я сейчас разводился.

Черемисов. Как?.. И ты?..

Месяцев. И? Как это понимать «и»?

Черемисов. Не торопись понимать все «и». Во всяком случае, мы с Кряжиным над своими «и» точки поставили.

Месяцев. Митя, у тебя, видать, большие неприятности.

Черемисов. Большие неприятности… Ну, что за дрянь вот этот случай! Какая нищета! Нет, братцы, Горького надо читать, его мещан… окуровских… Что ж они, вымерли все в восемнадцатом году? Нет, неправда. «Большие неприятности»… Ты, Месяцев, чудак! Если бы они были большие, то я бы здесь не распивал шампанское. Не то. Большое — значит высшее. И перед высшим все это пыль и дрянь.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Кабинет Черемисова в новом доме. Мебели немного, и белая комната кажется еще необжитой. Два стола — один чертежный, другой письменный. Диван, на котором спят. Книги на полках и столах. Куски пород, руды, слитки металла. Везде газеты. Прошло три года. Черемисов сделался заметно старше, возмужал, что скорее всего проявляется в его манере. На нем общепринятая в то время полувоенная одежда цвета хаки, белые фетровые бурки. Наташа занимается уборкой.

Черемисов (на пороге). Наташа, как же вы сюда проникли?

Наташа. Извините, Дмитрий Григорьевич, я шла Месяцева уводить домой. На заводе до третьих петухов, встает в шесть утра. У вас по окнам свет, решила — заседание. Взялась за ручку, дверь не заперта. Где ваша домработница?

Черемисов. Не знаю, декретный отпуск, что ли…

Наташа. Нельзя так жить, товарищ Черемисов, по-моему, здесь года три не убиралось.

Черемисов (рассеянно). Да, вы думаете?.. (Улыбка.) Не выходит. Два с половиной года как дом построили. Но надо как-нибудь заняться.

Наташа. Вот я и занялась… Ох, эти неженатые мужчины, вы хуже детей! Хозяйку надо, Дмитрий Григорьевич.

Черемисов. Зову своих с Урала. Отец упрямится.

Наташа. Я о другом… настоящую хозяйку… Понимаете?

Черемисов (рассеянно). Да, да… обязательно.

Наташа. Что обязательно?

Черемисов. Хозяйку.

Наташа. Вы у Миньярова сидели?

Черемисов. Да, у него.

Наташа. Ужинали? Нет, конечно. Табак глотали. Есть у вас харчи в доме?

Черемисов. Харчи?.. Я дома не харчусь. Но за окном есть что-то… Э, Наташа, третий час, бросьте. (Осматриваясь.) Нет, вы действительно уют-порядок мне наводите? Спасибо, милая Наташа, тронут, но… (Махнул рукой.) Эх!.. Слыхали? Миньярова у нас забирают.

Наташа. Как? Сняли?

Черемисов. Нет. Его давно звали работать в комиссию партийного контроля, теперь пришло решение. Какой я без него директор! Никакой.

Наташа. Ну уж… никакой. Скромничаете.

Черемисов. Никто не знает, что без него давно бы я просыпался и полетел… и полечу. Вот-один выговор сделали… с предупреждением. Одно к другому. Мы думали, что вот-де кончим пятилетку — и пошла машина. Нет, шалишь, машиной надо овладеть. Поздно понял, ют и оскандалился.

Наташа. Когда на заводе узнали про этот выговор, у нас ночью в доме мастера собрались. «Наше пятно», «Мы подвели Черемисова» — вот общий вывод. Что-то решали, спорили, потом уж за полночь пошли к Ждановичу. Они поправят дело, вот увидите.

Черемисов. Да, да, я знаю. Приказ заставил призадуматься. Это очень хорошо.

Звонок.

Наташа. Сама открою. (Ушла, вернулась.) Девушка принесла из заводоуправления правительственную телеграмму-молнию. Но ей надо что-то передать вам… подчеркивает — лично.