Александр Житинский - Agnus Dei
Я... тебя... очень...
Губин перестает нажимать на ключ.
Вера.
А дальше?
Губин.
Дальше?
(Снимает с головы Веры наушники). Вера, я тебя трогал?
Вера.
Как?
Губин.
Ну, руками?
Вера.
Нет.
Губин.
(прячет руки за спину, наклоняется к ней, целует).
А теперь?
Вера.
(смеется).
И теперь нет...
Эпизод 34.
Библиотека. Вечер.
Заведующая библиотекой Мария Степановна ведет Иваницкого вдоль полок в свой кабинет.
Мария Степановна.
Жаль, что так поздно, Георгий Иванович. Последние читатели ушли. Вот был бы сюрприз! Встреча с самим Иваницким!
Иваницкий.
(удивленно).
А что, читатели ходят?
Мария Степановна.
Ходят, Георгий Иванович. Меньше, чем до войны, но ходят.
Иваницкий.
И что же читают?
Мария Степановна.
Про любовь просят. Про счастливую жизнь. Про войну не хотят.
Она вводит гостя в свой кабинет, где топится печка.
Часть кабинета отгорожена ширмой, за которой стоят две кровати.
На диване под светом лампы сидит Клавдия Петровна Румянцева и читает газету.
Мария Степановна.
Клавочка! Смотри, кто к нам пожаловал! Знаменитый писатель Георгий Иваницкий!
И он пришел к тебе!
Клавдия Петровна.
Ко мне?
Иваницкий.
Здравствуйте, Клавдия Петровна! Я был у вас на квартире, соседка сказала, что вы теперь живете в библиотеке...
Мария Степановна.
Да, Клавдия Петровна мне помогает. Мы с ней старинные подруги.
Иваницкий.
Я знаю. Вместе были в ссылке в Красноярской губернии.
Одна тысяча девятьсот десятый год. Не так ли?
Мария Степановна.
Откуда вы знаете?
Иваницкий.
У каждого писателя свои профессиональные тайны.
Клавдия Петровна.
Как там моя соседка? Старушка... Я ее уже неделю не видела, с тех пор, как Верочка уехала в Пушкин, в свою школу...
Иваницкий.
Старушка? Прелестно! Качается от голода, но при этом кокетничает и поигрывает пластмассовым попугаем...
Клавдия Петровна.
Значит, еще не вскрыла его... Она из „бывших“. Графиня.
Иваницкий.
Ну, значит, туда ей и дорога, раз из „бывших“. Мы „бывшими“ не занимаемся, мы пишем о „будущих“. Я к вам по поводу вашей дочери.
Клавдия Петровна.
У меня их две. О какой?
Иваницкий.
О Вере Румянцевой.
Мария Степановна.
Это очень правильно, Георгий Иванович! Замечательная девушка!
Иваницкий.
А чем занимается старшая? Кстати, намного она старше Веры?
Клавдия Петровна.
Ника старше на 27 минут. Они близнецы.
Иваницкий.
Что?! У Веры есть сестра-двойняшка?! Не может быть!
Мария Степановна.
Да они как две капли воды!
Эпизод 35.
Госпиталь. Утро.
В дыму и чаду прачечной, расположенной в подвале госпиталя, Ника стирает на стиральной доске белье раненых. Кидает тряпку в таз, хватает корыто за край, опрокидывает на пол. Прачечную заволакивает паром. Ника ставит корыто под кран, наливает воду.
Открывается дверь. В клубах пара появляется Вера в форме.
Вера.
Смирно!
Ника.
Вера...
Вера.
Никочка!
Ника.
Ты в форме... тебя взяли в ополчение?
Вера.
А вот и не угадала! Я – курсант разведшколы!
Ника.
С ума сошла! Ну, какая из тебя разведчица! Душа нараспашку, что на уме, то и на языке...
Вера.
Да, да, да! А вот из хороших выбрали лучшую.
Ника.
А как мама?
Вера.
Мама ушла к тете Маше в библиотеку...
Ника.
А наши старики? Соседи? Они как?
Вера.
Я им отнесла немного из своего пайка.
Ника.
(закуривает).
И я дам. У меня три куску сахару...
Вера.
Съешь сама. Посмотри на себя. Кожа да кости!
Ника.
А вот и нет! Я нравлюсь. Ухаживают...
Вера.
Ой, а я... Ника, я, кажется, сама влюбилась!
Ника.
Ты без этого не можешь! Офицер?
Вера.
Да!
Ника.
Лейтенант?
Вера.
Да! Откуда ты знаешь?
Ника.
Сейчас имя отгадаю. Одно из трех: Сергей, Алексей, Андрей.
Вера.
Алексей... Тебе кто-то рассказал?
Ника.
Дура. Мы близнецы, ты забыла? А у близнецов духовная связь значительно сильнее, чем у обычных сестер. Они чувствуют друг друга на расстоянии. И если умирает один – умирает и другой, где бы он ни был.
Вера.
Мы будем жить, Ника! Дай затянуться!.. Значит, я от тебя завишу?
Ника.
А я от тебя. Что за лейтенант?
Вера.
Веселый и красивый. Истории смешные рассказывает, как они с товарищем Сталиным в бане парились...
Ника.
Врет!
Вера.
Врет. Но смешно... Ника, представляешь, я в кальсонах! А хочу трусики и лифчик.
Проверять же не будут, правда? Ты мне разрешаешь взять из нашего общего белья?
Ника.
Конечно, Вера. Как ты могла подумать!
Вера.
Спасибо, Ника...
Ника.
Мама все еще обижается на меня?
Вера.
Она на твои стихи обижается. А я соскучилась. Почитай, Ника.
Ника.
Я сейчас не пишу. Устаю очень... Хочешь вот это: „Светлеет. Утро. По домам!
Позвякивают колокольцы. Ты хладно жмешь к моим губам свои серебряные кольцы.
И я в который раз подряд целую кольца, а не руки...“
Эпизод 36.
Кабинет Лежавы. День.
Лежава и Иваницкий сидят в креслах в кабинете Лежавы, между ними столик, на столике бутылка с коньяком и – чудо в блокаду! – яблоки.
Иваницкий держит в руках листки рукописи и читает.
Иваницкий.
"...Самолет летел низко над лесом, чтобы не заметили вражеские зенитчики. Вера с тяжелым парашютом сидела, смотрела в иллюминатор и думала. Внизу огни линии фронта. Через 5 минут прыжок – в зимнюю морозную ночь, на вражескую территорию...»
Лежава.
Что думала?
Иваницкий.
Что? Кто? Вера?.
Лежава.
Да, Вера. Что думала?
Иваницкий.
Ничего не думала. Что она могла думать?
Она у меня дальше много думает. А здесь ей некогда думать.
Лежава.
(веско).
О Сталине думает. Всегда и везде – думает о нем.
Иваницкий.
Хорошо, я поправлю.
Эпизод 37.
Площадь у Смольного. День.
Все здание и памятник Ленину перед входом затянуты маскировочной сеткой. У подъезда несколько машин. Медленно подходят люди. Охрана проверяет пропуска.
Подъехала машина кинохроники. Из кабины выходит оператор, смотрит в кузов.
Оператор.
Прикрой Штюбе. Охрана бодрая, увидят.
(Догоняет высокого человека с палкой).
Здорово, Гриша!
Высокий человек останавливается и медленно, всем туловищем, разворачивается.
Оператор хочет его обнять.
Гриша.
Осторожно, не урони меня. Здравствуй, Петя.
Оператор.
Да, брат, как тебя доконало. Твои живы?
Гриша.
Если это можно назвать жизнью... Петя, кто это там смеется? Кому так весело?
Оператор.
Так смеется только Иваницкий.
Иваницкий и охранники весело смеются.
Гриша.
Я стал плохо видеть. Скажи, у товарища Жданова надо снять пальто?
Эпизод 38.
Туалетная комната. День.
Светло и чисто. Можно посмотреть на себя в зеркало.
Вымыть руки, вытереть их полотенцем. Причесаться, покурить.
И, главное, разглядеть друг друга. Многие давно не виделись.
Разговоры.
Вынес шкаф не продажу... Не берут. Красное дерево... И прошу всего двадцать рублей, не берут! Чувствую – замерзаю. Не тащить же обратно. Раздолбал на дрова... И тут же продал... За тридцатку. Дрова красного дерева...
Какое количество народо должно умереть, чтобы город капитулировал?
Умоляю, говори тише.
Париж – открытый город. Рим – тоже. И ничего, люди живут.
Умоляю, перестань.
Да плевать я хотел! Власть, имеющая 150 миллионов жизней, не заметит потери двух или трех из них. В сущности, нас уже 25 лет приглашают поскорее умереть...
Все, все, хватит! Я ничего не слышал...
Вдруг из кабины туалета, вместе с шумом спускаемой воды, раздается торжествующий клич. Дверца распахивается. Из кабинки выходит Гриша.
Его землистое лицо выражает потрясение.
Гриша.
