Александр Островский. - Шутники

Оброшенов. Вот поди, узнай человека-то! Эка беда-то! Где ж бы мне теперь тебе жениха-то поискать?

Верочка. Я, папаша, не пойду ни за кого, кроме него! (Бросается на грудь отцу.) А за него тоже не пойду… он не стоит.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Оброшенов.

Гольцов.

Недоносков.

Недоростков.

Шилохвостов, лавочник в короткой люстриновой сибирке, сапоги бутылками.

Важная особа, в шинели нараспашку, на шее орден, тугой белый галстук и очень высокие воротнички.

Солидный человек, низенький, толстый; на шее толстая золотая цепь, на руках перстни, палка с золотым набалдашником.

Маменька, в темном шелковом салопе, покрыта темным платком.

Дочка, одетая по моде, в маленькой соломенной шляпке.

Девушка, в бурнусе, покрыта платочком, с картоном.

Молодой человек.

Чиновник 1-й.

Чиновник 2-й.

Салопница, в руках завернутое свидетельство о бедности.

Шарманка.

Певица.

Лакей в ливрее.

Лица разных наций, званий и пола: военные, чиновники, купцы, приказчики, мальчики, разносчики, татары, армяне, евреи, барыни, купчихи, мастерички, торговки.

Ворота, где торгуют картинками.

Разные лица стоят группами, некоторые приходят, некоторые уходят, многие под зонтиками. Солидный человек на видном месте. Входят первый и второй чиновники.

Первый чиновник. Так женился Пыжиков-то?

Второй чиновник. Женился.

Первый чиновник. Так это верно?

Второй чиновник. Верно.

Первый чиновник. Да неужто так, как говорили? За пару платья только?

Второй чиновник. Да, за пару платья. Что ж делать-то! Не в чем было в суд ходить; а теща сшила ему все.

Первый чиновник. И больше ничего?

Второй чиновник. Больше ничего.

Первый чиновник. А как износит?

Второй чиновник. Ну уж тогда как хочешь.

Отходят в толпу. Входят девушка, покрытая платочком, с картоном, и молодой человек.

Девушка. Вы отстанете от меня или нет?

Молодой человек. Да за что вы сердитесь?

Девушка. Вы видите, что не хотят с вами говорить, а вы все пристаете! Это должно к стыду к вашему относиться.

Солидный человек. Именно к стыду. Нынче в молодых людях нравственности не ищи, пристают ко всем без разбору. Вы, милая, станьте сюда, поближе.

Девушка. Покорно вас благодарю. (Переходит к солидному человеку.)

Молодой человек за ней. Входит Шилохвостов, снимает и отряхивает картуз.

Шилохвостов (обращаясь ко всем). Дождик-с… Ничего не поделаешь! До лобного дошел – ничего-с, а там стало так понуждать, что заячьей рысью действовать пришлось… Одеяние легкое-с! Этого струменту (показывая на зонтик) с собой не захватил; ну, значит, и удирай до первых ворот.

Входят маменька с дочкой.

Наше почтение-с!

Маменька. Здравствуй, батюшка!

Дочка. Кто такой, маменька?

Маменька. А кто его знает.

Шилохвостов. Пожалуйте, вот здесь к сторонке-с! Покупки изволили сделать?

Маменька. Да, батюшка. (Дочери тихо.) Не гляди ты по сторонам, говорю я тебе!

Шилохвостов. Из каких предметов, из шерстяных или из шелковых-с?

Маменька. Шерстяное, батюшка! (Дочери.) Чтой-то ты, страмница, все головой-то вертишь!

Шилохвостов. Позвольте полюбопытствовать-с! Мы сами кругом этого товару ходим-с.

Маменька. Уж ты нам, батюшка, и цену скажи, настоящую.

Шилохвостов (развертывает и разглядывает). Оченно во вкусе-с. Гривенок на шесть-с?

Маменька. Что ты, батюшка! по три четвертака платила!

Шилохвостов. Не дорого-с. Дешевле копейки взять нельзя-с. Позвольте, заверну-с. (Завертывает с ловкостью и отдает.)

Девушка (молодому человеку). Я вам сказала, чтоб вы отстали от меня. Чего ж вам еще нужно?

Молодой человек отворачивается, как будто не ему говорят, и начинает переглядываться с дочкой.

Солидный человек. Вам лучше бы уйти отсюда. И я бы… пошел.

Шилохвостов (девушке). В мастеричках изволите жить?

Девушка. А вам какое дело?

Шилохвостов. А вы не будьте так довольно горды! В вашем звании оно нейдет-с.

Девушка. А вы почем знаете мое звание? Может быть, вы оченно ошибаетесь?

Шилохвостов. По мундиру-то по вашему оно сейчас видно-с.

Все смеются. Девушка уходит. Солидный человек за ней. Молодой человек подвигается к дочке, вынимает бумажку и пишет карандашом записку.

Маменька (дочке). Перестанешь ты вертеться али нет?

Шилохвостов. Это от малодушества-с.

Маменька. Какое малодушество! Как она себе шею-то не свернет!

Шилохвостов (подходя к татарину). Что это, мыло у тебя?

Татарин. Сама настоящя, казанскя. Хорош товар, купи для вечера.

Шилохвостов. Сами, брат, этим товаром торгуем.

Входит важная особа с лакеем.

Лакей. Посторонитесь, господа, посторонитесь!

Важная особа (чуйке). Посторонись же, любезный!

Шилохвостов. Пожалуйте, ваше превосходительство! Вот здесь просторно-с!

Важная особа становится и все время стоит неподвижно, поднявши голову. Дочка роняет платок; молодой человек поднимает и вместе с запиской отдает ей.

Дочка. Мерси-с!

Маменька. Ну уж, дай ты мне только домой прийти! Вот ты тогда увидишь!

Дочка. На учтивость обнакновенно надобно учтивостью ответить. Нешто вы что понимаете!

Маменька. Ну, ладно!

Входят Оброшенов и Гольцов.

Те же, Оброшенов и Гольцов.

Гольцов. Мне, право, совестно и глядеть-то на вас.

Оброшенов. Ну ничего, ничего! (Гладит его по плечу.) Ишь ты вымочил сертучок-то!

Гольцов. Они мне приказали прийти к ним, сказали, что денег дадут. Вот я от вас и зашел; они завтракают сидят. Налили мне стакан шампанского. Вы знаете, я не пью.

Оброшенов. И не пей, Саша, не пей!

Гольцов. Я и отказывался, да насильно заставили, в рот влили; хотели облить всего. Я бы и ушел, да они все останавливали, обещали сейчас денег дать. Потом другой таким же манером заставили выпить, а уж третий, должно быть, я и не отказывался. Тут, уж как я захмелел-то, они и стали мне говорить: «Мы бы тебе и дали денег, да зачем тебе у чужих занимать, после отдавать надо будет; ты попроси у нареченного тестя». Я говорю, что у вас денег нет, что вы все на дом истратили. «Он, говорят, тебя обманывает, у него денег много награблено: это всем известно; он сам сказывал».

Оброшенов. Ах, разбойники! Ах, разбойники!

Гольцов. «Вот, говорят, ты теперь выпил для храбрости и ступай к нему. Припугни его хорошенько, он тебе сейчас и даст денег непременно. А не даст, так и не надо; у нас, говорят, есть невеста и лучше, и денег больше». (Махнув рукой.) И говорить-то совестно.

Оброшенов. Ничего, говори, говори!

Гольцов. Что у вас делал, сами знаете. Провалиться сквозь землю легче. Как ушел я от вас, повезли они меня к невесте. Привезли меня куда-то в дом, стали еще потчевать, народу сошлось много, вывели невесту. Только как я ни был пьян, а сейчас заметил, что это горничная переряженная. Так мне стыдно и обидно стало! А что ж делать! Сам виноват. Схватил шляпу, да бежать без оглядки. А они мне вслед кричат: «Ну, Саша, потешил ты нас сегодня!» Потешил я их… А каково мне!… Как я к вам глаза покажу!…

Оброшенов. Ну ничего, ничего. Ты почем это сукно-то брал?

Гольцов. Да что сукно! Не утешайте вы меня, Павел Прохорыч! Не стою я этого. Какими глазами мне теперь смотреть на Веру Павловну!

Оброшенов. Велика птица Вера Павловна! С кем греха не бывает! Ну, виноват, да и конец! Не век же будет помнить!

Гольцов. Как сказать-то, что виноват? Кажется, от стыда слова не выговоришь. Они могут подумать, что со мной это часто случается.

Оброшенов. Могут подумать! Ничего она не подумает, она и думать-то еще ничего не умеет. Ты ведь ее любишь? Будешь беречь? Ведь это ребенок, Саша! Ангельская душка!