Алексей Арбузов - Годы странствий

Павлик. Здравствуйте, будущая Комиссаржевская. А я вас на днях на сцене видел. Вы в «Бесприданнице» цыганку изображали. Как это вы быстро, однако, на первом курсе, а уже в спектаклях участвуете.

Нина. Ну и как, я не очень выделялась?

Павлик. Я бы не сказал.

Нина. Это хорошо, а то нас ругают, если очень выделяешься. (Ольге.) Миша дома?

Ольга. Занимается. Просил не мешать ему.

Нина. Ну, мне-то можно! (Выходит в соседнюю комнату к Лаврухину.) Мишенька!

Ольга. Видали? Минуты без него прожить не может. Чуть домой явится и сразу же: «Мишенька!»

Люся. Ну, что, Павлик, может, нам уйти? Все равно Шуры нет!

Павлик. Пожалуй. Сяду-ка я на восьмой номер и поеду к себе на Божедомку. А потом придет мама с дежурства и будет огорчаться, почему я не Мечников, а обыкновенный врач районной поликлиники.

Ольга. Никуда я вас не пущу, сейчас чай будем пить.

Павлик (оживленно). И верно. А, Люся? Вдруг Шура еще сюда придет?

Галина. Боюсь, наш герой в данный момент занят бильярдом. В свое время это утешало его больше остального.

От Лаврухина выходит Нина.

Нина (шутливо раскланиваясь). В ожидании чая хозяин просит гостей к себе. Желающим будет продемонстрирована «тетя Маша» – морская свинка.

Ольга (Нине). Помешала все-таки. (Остальным.) Ладно, идемте.

Люся. Я морских свинок очень даже люблю, Александр Николаевич говорит, их препарировать гораздо приятнее, чем крыс, например.

Все уходят к Лаврухину. Из кухни возвращается тетя Тася.

Тетя Тася. Ну вот, никого нет. Забавно! То сидят-сидят и говорят о чем-то, а то вдруг встают и уйдут. Забавно. (Садится к пианино и, аккомпанируя ceбe, негромко поет.)

Захочу – полюблю,Захочу – разлюблю,Я над сердцем вольна,Жизнь на радость дана.

Появляется Ведерников, под левым глазом у него синяк, бровь заклеена черным пластырем. Он останавливается в дверях и с видимым удовольствием слушает пение тети Таси.

Ведерников (бурно аплодируя). Браво! Браво, Настасья Владимировна!

Тетя Тася. Шура? Ну конечно, это вы, Шура. Вот вас я всегда, всегда рада видеть. Правда, слово «видеть» в моих устах звучит несколько комично.

Ведерников. Настасья Владимировна, прошу! (Протягивает коробку шоколада.) Ваши любимые с ликером.

Тетя Тася (она смущена и очарована). Опять? Но это безбожно, Шура! Вы разоритесь.

Ведерников. Разорюсь – пущу себе пулю в лоб, и все будут про вас говорить: «Вот женщина, которая погубила Шурку Ведерникова!»

Тетя Тася (звонко хохочет). Вы невозможный человек! И все-таки я вас ужасно люблю. (Ест конфеты.)

Ведерников. Кстати, давно собираюсь спросить: почему вы не вышли замуж, Настасья Владимировна?

Тетя Тася (шутливо). Говорят, что я была очень красива. А умные мужчины боятся красивых женщин и женятся на дурнушках. Так что на нашу долю остаются только дураки. (Неожиданно вскакивает.) Я тут с вами болтаю, а в кухне, вероятно, разыгрываются необычайные события. Закипел чайник, или снова явилась эта ужасная собака! (Быстро уходит.)

Из комнаты Лаврухина появляются Люся и Павлик.

Люся (увидев Ведерникова). Наконец-то! Я так беспокоилась. Где ты ночевал сегодня?

Ведерников. У приятеля. Здравствуй, человечек! (Целует Люсю.) Идти домой с разбитой физиономией было как-то глупо. (Подозрительно.) Вероятно, у меня был жалкий вид вчера, a?

Павлик. Нет-нет, ты очень достойно держался.

Ведерников. Да, особенно когда упал на четвереньки.

Люся. Ну, а где ты сейчас был?

Ведерников. Был в одном месте.

Люся (горестно всплеснув руками). Ты! Ты играл на бильярде? (Пауза.) Шуренька, ведь конец месяца. В доме совсем денег не осталось. Я сегодня обед сделала на Павлушины деньги. Такой вкусный борщ, а ты не пришел. Ну, ничего, как-нибудь до первого перебьемся, ведь у тебя еще тридцать рублей есть.

Ведерников. Видишь ли… Собственно, их уже нет. (Показывает на конфеты.) Понимаешь… Вот. Я купил Настасье Владимировне.

Люся смотрит на Ведерникова, молча садится в кресло.

Павлик. Нет-нет, так нельзя. (Подходит к Люсе.) Люсенька, милая, не огорчайтесь, я вам еще денег достану.

Люся (качает головой). Павлик, он меня не любит.

Ведерников. Люся, глупая, ты сошла с ума!

Павлик. Эх, Шура, ты знаешь, как я верю в тебя. Если только нужно, я что хочешь, но…

Ведерников (развеселился). Ладно, ладно, ты только и ждешь беды, чтобы меня из нее выручать! Знаю я твой благородный характер. Ничего, Павлик, и наше время придет!

Павлик. Ну, где мне! Конечно, было бы приятно обрадовать маму и человечество и придумать что-нибудь необыкновенное, но… (Улыбается.) Вот разве ты, Шура, сделаешь великое открытие и выдашь его за дело моих рук.

Из соседней комнаты выходит Лаврухин.

Лаврухин. Нашелся, наконец? (Оглядывает Ведерникова.) Ого, опять расквасили физиономию?

Ведерников. Делают что могут, Михаил Иванович.

Лаврухин. Ну, пошли ко мне. Побеседуем.

Ведерников. Что-нибудь душеспасительное?

Лаврухин (сдержаннo). Почему ты не явился сегодня на кружок? Пятнадцать человек сидели и ждали тебя битых два часа.

Ведерников. Не пришел потому, что был занят.

Лаврухин. Чем?

Ведерников (с вызовом). Играл на бильярде. Подумаешь, пятнадцать человек, кружок. Тоже мне господа Пироговы!

Павлик (с опаской, поглядывая на Лаврухина). Ну зачем ты так говоришь, Шура? Ведь это неискренно. Я знаю.

Из соседней комнаты, привлеченные громким разговором, выходят Ольга и Галина.

Лаврухин (вплотную подходит к Ведерникову). А ну-ка, давай начистоту. Ведь плохо с тобой, Шурка, совсем, брат, плохо! Вспомни, как мы раньше спорили ночами, как хотелось работать вместе! Да ведь я, я богаче становился после наших споров, ты был необходим мне тогда! А теперь? Почему ты больше мне не нужен? Почему мне неинтересно стало с тобой, Шура?

Ведерников (насмешливо). Званием кандидата не удостоен, Михаил Иванович, вот и стал не пара.

Лаврухин. Ничтожно себя ведешь, Шурка. И говоришь ничтожно. (Помолчав.) Старик очень огорчен тобой.

Ведерников. Иван Степанович?

Лаврухин. Ты рассказываешь всем, что он переводит тебя в Экспериментальный институт, но ведь это неправда.

Ведерников (искренне поражен). Что? Кто же сей счастливец?

Пауза.

Лаврухин. Не в том суть, друг.

Ведерников. А все же?

Лаврухин. Эта работа предложена мне.

Очень долгая пауза, которую разряжает появление тети Таси с чайником.

Тетя Тася. Ну-с, добродетель наконец восторжествовала. (Показывает на чайник.) Он закипел. (Хлопочет у стола.)

Люся (со слезами в голосе). Я, пожалуй, пойду. Вы простите.

Павлик. Куда же вы, Люсенька? Сейчас дождь будет.

Люся. А мне все равно. (Идет к двери.)

Павлик (с укоризной). Эх, Шура. (Уходит за Люсей.)

Ведерников. А ты делаешь успехи, товарищ Лаврухин. Так сказать, переползаешь со ступеньки на ступеньку.

Лаврухин долго молча смотрит на Ведерникова и, не сказав ему ни слова, уходит к себе в комнату.

Галина. Показался во всем блеске. Хорош! (Уходит за Лаврухиным.)

Тетя Тася. Ну, прошу к столу. (Оглядывается.) Опять все исчезли. Забавно.

Не замечая Ведерникова, она гасит верхний свет и уходит. В полутьме из глубины веранды показывается Ольга. Она медленно подходит к Ведерникову и кладет ему руку на плечо.

Ведерников (поднимает голову, смотрит на Ольгу). Итак, вас, кажется, можно поздравить с успехами вашего Миши?

Ольга (точно это ее радует). А у вас слезы на глазах.

Ведерников. Еще чего. (Неожиданно.) Вы что же, действительно думаете, что я играл на бильярде? Просто после вчерашнего было неловко идти в кружок. Синяк, сами видите, какой. Стали бы расспрашивать, жалеть, а я этого не любитель. Вот и провалялся весь день в Химках, на пляже. (Пауза.) Я бы сейчас пива выпил. (Движением нищего протягивает к ней кепку.) Оленька, одолжите двадцать рублей.