Мартин Макдонах - Королева красоты
МОРИН. Значит, пробыть месяц в психушке дело не постыдное?
ПАТО. Думать ни о чем не постыдно. Вот что главное. А психушка – глупое словечко. И ты прекрасно об этом знаешь.
МОРИН. Знаю.
ПАТО садится за стол напротив МОРИН.
Случилось это в Англии. Уборщицей устроилась. Двадцать пять мне тогда было. Первый раз из дома уехала. Самый первый раз. Одна сестра только что вышла замуж, а другая была на выданье. Подалась я тогда в Лидо и убирала там туалеты в офисах. Нас была целая команда, все англичанки. Кроме меня. «Ну ты, рожа ирландская. Ну и рожа, прямо свинячья задница…» Они знали, что я из Копнемары, из Ирландии. «Валила б ты отсюда в свой свинарник, и чтоб мы тебя тут не видели». Несло их так, что и не остановишь. Половины слов так и не разобрала. Одной черной пришлось мне все растолковать. Из Тринидада она была. Ее тоже поливали, а ей как об стенку горох. Только смеялась во весь рот. Лицо у нее такое широкое было, и улыбка такая же. Показывала мне фотографии Тринидада. Я ей: «Какого лешего тебя сюда занесло? Говно убирать». А как-то раз я ей показала календарь с фотографией Копнемары. Она мне и говорит: «А какого лешего тебя сюда занесло? Чтобы…» (Пауза.) Потом она подалась к умирающему мужу, в Лондон. А потом меня и скрутило.
ПАТО (после паузы). Все это было давным-давно. Все прошло.
Пауза.
МОРИН (смотрит на него). Я еще больная, как ты думаешь?
ПАТО. Да ну что ты…
МОРИН. Точно?… (Встает и идет на кухню.)
ПАТО. У меня и в мыслях этого нет. Все это было давно, и все у тебя прошло. И ничего постыдного в этом нет. Забудь об этом.
МОРИН. Забыть все, да? Когда эта… эта… глаз с меня не спускает ни на секунду. Как будто я… я… (Пауза.) Ничего я с ее рукой не делала, какой бы невменяемой я не была. Она сама захотела картошки себе пожарить. Мы поцапались, я все бросила и ушла на час. Ну она и опрокинула сковороду прямо себе на руку. Как, Бог ее знает. Прихожу я, она лежит около плиты. Если б не эта психушка, у нее бы язык не повернулся обвинить во всем меня. Попробуй докажи, что было на самом деле. Я-то знаю, знаю наверняка, старая сучка вонючая.
ПАТО. Не надо так.
МОРИН. Ничего не могу с собой поделать. Она же любого с ума сведет, самого нормального.
ПАТО (с улыбкой). Это точно. Удивительно, как у меня еще крыша не поехала! Оба улыбаются.
Пауза.
Ну, я побежал. Мне действительно пора.
МОРИН. Ну хорошо. Чай-то допил?
ПАТО. Нет. После таких разговоров вылил его.
МОРИН. И правильно сделал. Я б сама его вылила. Ну как с ней жить? (С печалью в голосе.) Ну что с ней делать прикажешь. (Смотрит ему в глаза.) Ладно, будем жить дальше.
ПАТО (после паузы). Накинь что-нибудь на себя. Простудишься. Камин-то холодный.
Пауза. МОРИН снова мрачнеет. Осматривает себя.
МОРИН (тихо). Накинуть что-нибудь? Страшный у меня вид, да? «Накинуть что-нибудь»…
ПАТО. Да просто холодно. Нельзя так ходить… Простудишься.
МОРИН. А вчера ночью я страшной не была, да?
ПАТО. Ну ладно тебе, перестань.
МОРИН. Ночью я была королевой красоты, ты вроде так выразился. А теперь? «Прикройся. Меня от тебя тошнит…»
ПАТО (подходит к ней). Ну зачем ты так?…
МОРИН. Может, в этом и причина.
ПАТО (замирает). Причина чего?
МОРИН. Что ты убегаешь. Я тебе опротивела.
ПАТО. Неправда это.
МОРИН (чуть не плача). Ну и иди.
ПАТО (снова подходит к ней). Морин, ну…
Входит МЭГ, размахивая документами. Пато останавливается.
МЭГ. Ну? Вот и документы. Диффорд Холл. Пусть я старая безмозглая курица. Почитать желаете? А? Тут все написано. И хватит доставать меня этой раковиной!
Пауза.
ПАТО. Морин…
МОРИН (берет себя в руки. Мягко). Ты уж иди.
ПАТО (после паузы). Как приеду в Англию, сразу напишу. (Пауза. Твердо.) Посмотри мне в глаза! (Пауза. Спокойно.) Я напишу из Англии! (Надевает куртку, бросает прощальный взгляд на Морин, выходит, закрыв за собой дверь. Шум удаляющихся шагов.)
Пауза.
МЭГ. Напишет он. Черта с два. (Пауза.) А платье твое дурацкое я в угол забросила!
Пауза.
МОРИН. смотрит на МЭГ. Взгляд у нее печальный, но не раздраженный.
МОРИН. Но зачем? Зачем? Зачем?
Пауза. МОРИН подходит к лежащему на полу платью, садится на корточки, поднимает его, прижимает к груди. Какое-то время продолжает сидеть на корточках, потом встает и проходит мимо матери.
На себя б лучше посмотрела. (Проходит в холл.)
МЭГ. Лучше на себя посмотри… Еще… еще…
МОРИН закрывает за собой дверь.
…еще тот видик.
МЭГ держит в руках документы и не знает, что с ними дальше делать. Пауза. Кладет бумаги на стол, почесывается и замечает нетронутую тарелку с кашей. Опускает в тарелку палец.
(Тихо.) А каша-то остыла. (Громко.) Каша холодная! (Тупо смотрит перед собой.)
Затемнение
Картина пятая
На сцене темно. Луч прожектора освещает часть жилой комнаты. ПАТО сидит за столом и читает только что написанное письмо.
ПАТО. Дорогая Морин, это Пато Дули пишет тебе прямо из Лондона. Извини, что я тебе так долго не писал, но если честно, я не был совсем уверен, что ты ждешь от меня весточки. Как бы там ни было, я все-таки решился написать тебе. Мне о стольком многом хочется тебе рассказать, и хоть я не большой мастер писать письма, постараюсь как смогу. Особых новостей вообще-то нет, если не считать одного рабочего из Уэксфорда. На днях на него на строительной площадке свалилась груда кирпича. Свалилась прямо на голову. Выжил чудом, а на голове сорок швов. И сам уже немолодой, лет за пятьдесят. Пожалуй, эта новость самая главная. По пятницам, иногда по субботам позволяю себе кружку пива, но я здесь никого не знаю и поговорить мне не с кем. Так что сижу сам по себе и помалкиваю. Иногда заглядывает местный заводила-крутой. Я в грамматике не очень, так точно не уверен «а» или «о» нужно написать. Так что я «неприкаянный», как любят выражаться местные. Честно говоря, мне и хочется говорить только о тебе и о себе, если мы еще что-то значим друг для друга, в чем я не уверен. Я все время, постоянно вспоминаю, как мы провожали америкашек, и как мы потом остались один на один, как много рассказали друг другу, и как потом пошли к тебе домой. Я действительно считал тебя королевой красоты и в данный момент считаю также, тем более что между мной и той американкой ничего не было. Это все твои фантазии. Ну выпил я пару бокалов и позволил своим рукам немного пошалить. Я ужасно хотел, чтобы ты одарила меня своим вниманием. И ты меня им одарила, я был на седьмом небе от счастья, у меня и сейчас сердце от радости выскакивает. И что же? Ночь все испортила и мы друг другу не близкие люди, да? Наоборот, мы теперь как родные. И что ты вдруг на меня так разозлилась. Ведь все было так хорошо. Наверное, тебе взбрело в голову, что я изменил свое отношение к тебе из-за истории с психушкой. И когда я сказал «Накинь что-нибудь, холодно», меня твой вид не раздражал совершенно. Совсем наоборот. Я был наверху блаженства. Хоть бы ты ходила в таком виде до самого второго пришествия. И может быть, даст Бог, наступит день, когда ты снова предстанешь передо мной в этом же самом виде. Если ты не простила меня по-настоящему, то пусть все остается как есть: мы с тобой расстаемся друзьями и точка. Но если на самом деле простила меня, то я не могу не поделиться одной новостью. И уж это новость так новость. Я просто врал, когда говорил, что новостей никаких нет. А новость состоит в том, что я имел серьезный разговор с дядюшкой из Бостона, а этот несчастный случай с рабочим из Уэксфорда переполнил чашу моего терпения. За гроши лишиться жизни и быть еще при этом «ирландской рожей». С меня хватит. Дядюшка предложил мне работу в Америке, и я тут же согласился. Это мой шанс. Скоро я вернусь на пару недель в Линейн, соберу вещички и устрою прощальный банкет. У меня один-единственный вопрос: ты хочешь поехать в Америку вместе со мной? Разумеется, не прямо сейчас. Тебе ведь нужно время подумать. Ну, скажем, через ме-сяц-два. Но если ты еще не простила меня, то я просто дурак дураком, что делаю такое предложение. И нам лучше эти дни держаться друг от друга подальше и не встречаться до моего отъезда. И если ты в эти дни не дашь о себе знать, я все пойму. Но если ты действительно простила меня, что тебя собственно удерживает в Ирландии? За твоей мамашей могли бы присмотреть сестры. Почему ты одна должна тащить этот крест? Разве ты не имеешь права на личную жизнь? Если сестры откажутся, то в Отерарде есть очень приличный дом для престарелых. Там ей до последнего часа скучать не дадут, и что за радость сидеть и целый день смотреть на эту дурацкую горку? Никакой. (Пауза.) Ладно, как бы там ни было, тебе решать. Мой адрес и номер телефона на конверте. Код узнаешь сама. Только звони подольше, потому что телефон стоит в холле. С огромным нетерпением буду ждать твоего звонка и если не дождусь, то все пойму. Морин, береги себя. А та самая ночь останется в моем сердце навсегда. Я был счастлив и счастлив и сейчас, когда вспоминаю все как было. Если для тебя все иначе, ну что ж. Ну вот, собственно, и все, что я хотел сказать тебе. Подумай над моими словами. Как следует подумай. Искренне твой, Пато Дули.
