Франсуаза Саган - Днем и ночью хорошая погода (сборник)

Фридрих: Хм, и правда, это единственно достойная… достойное дело, я совершенно с вами согласен.

Анаэ: Совершенно согласны со мной?.. Не будь вы Комбург, это выглядело бы подозрительно. Представьте себе, господин аббат вот уже десять лет как взял в привычку приводить ко мне разных докучливых искателей приданого! Рог им в бок! Если солдаты его высочества принца гоняются за врагом с такой же прытью, как за добром старых дев, император не знал бы поражений в войне, попомните мое слово! Ха! Ха! Бедные мальчики! Я их быстро отвадила! Короче говоря, я не слишком доверяю протеже нашего пастора, я и к вам отнеслась с подозрением! Уж извините. Впрочем, а что вы сами, господин Комбург, делаете в Баден-Бадене среди этих жалких развалин во главе с их пастырем? Вообразите, я единственная живу в Баден-Бадене и при этом не помираю от скуки и не пью ни капли воды…

Пастор: Кстати, фройляйн Вайбург, если уж зашел такой разговор, вам пора умерить ваш пыл! Курортники вне себя, и даже господин мэр. Когда вы гоните кабана по главной улице, когда спускаете собак в Казино, когда трубите в рог спозаранку — это еще полбеды! Но ведь вы взяли моду прямо на променаде перескакивать через целые семьи, словно это барьеры на скачках! Это уже никуда не годится! Это опасно, это нехорошо, люди пугаются до смерти!

Анаэ (смеясь): Особенно большие семьи! Мне однажды привелось взять пять детей да еще и их тетушку: та и так была бледненькая, а тут, когда я пошла на второй заход, бедняжка буквально брякнулась в обморок! Ах! Ну что я могу поделать, господин пастор? Меня тошнит от этих людишек, которые приезжают сюда заранее лечить болячки, которыми будут страдать в старости!

Пока пастор говорил, Фридрих несколько сменил манеру поведения: он выпрямился, чуть распустил галстук, приняв гораздо более мужественный вид.

Фридрих (делая шаг вперед): Ну что ж! Коль скоро все мы пребываем в добром здравии, выпьем за здоровье друг друга!

Анаэ: Ваше здоровье!

Пастор: Ваше здоровье, дети мои, и за святого Варнаву!

Анаэ: Глядите-ка, я совсем про него забыла! А что, это правда, будто вы собираетесь отреставрировать его витраж, господин Комбург?

Фридрих: Чистая правда! Мне кажется, он славный малый.

Анаэ: И вы рассчитываете вот так реставрировать витражи всем славным малым в Австрии? Ваши родители скоро окажутся на соломе!

Фридрих: Нет, конечно, но я знаю, как он был близок вам в детстве, как вы его любите, как…

Анаэ: Я? Святого Варнаву?! Да кто вам наплел все это? (Оборачивается к пастору, тот густо краснеет. Подходит к нему.) Господин пастор, скажу вам правду: я всегда подозревала, что вы не настоящий священнослужитель. Да! Тем не менее вы вот уже двадцать два года священствуете в Баден-Бадене. И несмотря на «женихов», которых вы мне водите, мои сомнения начали было рассеиваться, хотя вы и продолжали носить на лице хитроватое выражение апостола-злодея, которое меня беспокоило. И что же? Что это за новые козни и хитрости, что за лжетолки? Господин Комбург, взгляните на него и ответьте мне! Вы не находите, что этот человек напоминает лжесвященника?

Фридрих (в замешательстве): Не знаю, сударыня, мне это неизвестно, признаюсь, я не часто… да, в сущности, никогда не встречал лжесвященников…

Пастор (переполошившись): Но, сударыня! Позвольте! Как можно?! Что вы такое говорите? Я знаю, что некогда допускал ошибки с претендентами, но господин Комбург-то молод, богат и набожен. Он искренен, мне так сказали — епископ наводил справки о его имуществе, — и господин Комбург желает на вас жениться, сударыня. Во всем этом нет ничего бесчестного, а я, даже если вас это удивляет, я — истинный служитель Господа, я был рукоположен в Риме, и его преосвященство может это подтвердить, я…

Анаэ (перебивая его): А зачем вам жениться на мне, сударь? Что это на вас нашло? К чему это? Я вдвое старше вас, я могла бы быть вашей матерью! Зачем вам так рисковать?

Фридрих: Рисковать? А в чем тут риск?

Анаэ: Ну как же, мы будем жить вместе, будем любить друг друга, а потом один из нас умрет, и это буду я! И кто же останется горевать в одиночестве? Вы! Вы очень неосторожны, сударь!

Фридрих: Я не подумал об этом…

Анаэ: А надо было думать! Но прежде скажите, зачем вам сейчас-то жениться на мне? Вы что, без ума от рыжих женщин?

Фридрих: Н-н-н-нет, не так чтобы, хотя мне нравится вообще-то…

Анаэ: Тогда вам что, позарез нужна девственница? Ну да, я девственница. Вернее, была, но возможно, все эти лошади мне что-то там такое нечаянно повредили…

Фридрих: Что повредили? Какие лошади? Ну, сударыня, какое это имеет значение, коль скоро вы чувствуете себя лучше?

Пауза. Пастор и Анаэ смотрят на него.

Анаэ: А вы, часом, не… не в своем уме? Вы уверены?

Фридрих: Я… я не… Надеюсь, что нет, но я… Я никогда не был слишком умен, но я хорошо воспитан. Я добр, мягок, я… я услужлив, я почитаю женщин и детей, я люблю зверушек, ну-у-у… в седле неплохо держусь, умею выкурить сигару с мужчинами любого возраста, я…

Анаэ (явно скучая): Кстати, о лошадях, это важно! Вы предпочитаете английскую езду?

Фридрих: На скачках с препятствиями — да, только так.

Анаэ: Браво! Не буду скрывать от вас, что лично я большие препятствия беру, сидя верхом.

Пастор (в ужасе): Сударыня!

Анаэ: Ну да! А вам как предпочтительнее меня видеть: мертвой в дамском седле или живой верхом?

Пастор: В дамском седле и живой, разумеется!

Анаэ: Так попробуйте сами! Возьмите на конюшне Султана, он такой покладистый, и дамское седло. Подсуньте свою сутану под единственное стремя, проскачите галопом по большой аллее и вернитесь назад без нимба! Святой Фирмен Баден-Баденский! Наш пастор ко всему прочему именуется Фирменом! (Разражается таким хохотом, что оба мужчины отшатываются.) Ха! Ха! Как я вижу, мой смех и вас взбодрил! Мой братец говорит, что от моего хохота вороны падают на лету и вянут ромашки! А еще он говорит, что от моего смеха жеребятся… Все, все, господин пастор! Больше не буду! Рог вам в бок, господин Комбург, когда разделаетесь с этими костылями, мы с вами отправимся травить волка, если вы к тому времени не оставите своих намерений ухаживать за мной. Ха! Ха! Не люблю я…

Дверь открывается. Входит Ганс Альберт.

Ганс Альберт: Ваша милость, серая кобыла начала жеребиться.

Анаэ: Что я вам говорила?! Она услышала, как я смеюсь! Серая, значит! Бог мой, прошу простить, сударь, этот жеребенок может стать самым лучшим в ее потомстве. Тысячу извинений!

Громко топая сапогами, она уходит вслед за Гансом Альбертом, оставив обоих мужчин с раскрытыми от удивления ртами.

Фридрих (завороженно): Рог мне на бок! Какая женщина! Сколько жизненной силы! А какая порода! Ах, господин пастор, я покорен! Рог мне на бок!

Пастор: «Рог в бок!» «В», а не «на».

Фридрих: Рог в бок? Как вам будет угодно, господин пастор! Мне все равно! Ради вас я могу и «Шекспир» написать через «е»! Нет, ну что за женщина!

Пастор (возведя глаза к небу): Пути Господни неисповедимы!

Сцена 4

Раннее утро. Анаэ и Ганс Альберт в охотничьих костюмах сидят над тарелками с паштетом и сосисками.

Анаэ: Этот паштет из дроздов просто восхитителен! Может, перца многовато — для такой-то рани…

Ганс Альберт (жуя): Есть немного, да.

Анаэ (насмешливо): Но тебя это, похоже, не слишком смущает, мой верный доезжачий! Оставил бы хоть несколько крошек моему юному ухажеру: он такой худышка.

Ганс Альберт (жуя): Есть немного, да.

Анаэ (возмущенно): Что я делаю?! Куда лезу?! Ну, во всяком случае, он весьма сносно держится в седле. Ты его вчера видел? А позавчера? Хорошая посадка, спина прямая, ноги крепкие… Да, хорошие ноги, просто отличные. Ты не находишь?

Ганс Альберт: Ммм…

Анаэ (раздраженно): Я сказала, чтобы ты оставил ему паштета, рог тебе в бок! (Вырывает у него из рук тарелку.) Отлично держится в седле! Надо будет поздравить господина пастора. Его последний претендент сидел на лошади, как куль с мукой… Помнишь? Ну-ка, ну-ка, ну-ка…

Входит Фридрих, очень элегантный, но немного сонный.

Наконец-то… Я уже начала беспокоиться!