Гусиное перо - Семён Львович Лунгин

А л е к с а н д р о в. Кого?

В е р а. России.

А л е к с а н д р о в (встал). Разрешите откланяться.

В е р а. Прощайте.

И Александров вышел. Он сошел со сценической площадки и, скрестив руки на груди, долго смотрел, как конвойные выводили Веру из тюремной камеры, как ее медленно провели назад, на скамью подсудимых, как Вера села на скамью и как конвойные, лязгнув шашками, замерли по сторонам. Но и тогда Александров не ушел.

П р и с т а в. Есть у меня старичок знакомый. На Васильевском живет. Как раз за университетом, по Первой линии маленький домик. Чудной старик, ноги у него чуть ходят. Лето все на лавке сидит: «Ой, ломит, ой, ломит!», а как зима, как морозы каленые, что воробьи падают, — валенки наденет, в тулупчик завернется — и на Неву, сядет у проруби, рыбу ловит… Ну, а Петр Акимович после этого случая напился, куражился бог знает сколько времени, а потом решил голову продуть. Взял удочки и к Неве. Там они с моим старичком и встренулись. «Ну, что, ваше благородие, пустенько?» — спрашивает мой старик. «Пустенько, дед, пустенько». — «Не хочет рыбка, чтоб ее ловили», — говорит дед. А Петр Акимович не гордится, разговор поддерживает: «Да, говорит, не хочет». А старик разговорился, спасу нет. «Вот уж воистину сказано, ищет рыбка, где глубже, а человек — где лучше».

А л е к с а н д р о в. Тьфу! Какая пошлая философия.

П р и с т а в. Это уж испокон веку. И я так, и вы так, и деды так, и внуки так.

А л е к с а н д р о в. Врешь, дурак! (И, решительно поднявшись на судейское возвышение, сел за адвокатский столик.)

П р и с т а в. Вот спасибо. Ты к человеку с полным сочувствием, а тебе взамен дурака врежут… Ну, обвиняемая есть, адвокат есть. Суда нет!

Дзинь-дзинь! — осветилось кресло председательствующего. Дзинь-дзинь! — д в а  ливрейных  л а к е я  вынесли на игровую площадку две дворцовые тумбы.

Дзинь-дзинь! — еще  д в а  л а к е я  вынесли жирандоли с хрустальными подвесками — и, установив их, вытянулись по бокам.

П р и д в о р н ы е  заполнили площадку. Престарелый граф  Х р е п т о в и ч, обер-камергер его величества, не спеша подошел к облаченному в парадный мундир судебного ведомства  м о л о д о м у  ч е л о в е к у.

Х р е п т о в и ч. Вы нынче представляетесь государю?

М о л о д о й  ч е л о в е к. Да. Я уведомлен официальным письмом управляющего канцелярией.

Х р е п т о в и ч. Ваше имя, звание и должность?

М о л о д о й  ч е л о в е к. Кони Анатолий Федорович, дворянин, председатель Петербургского окружного суда.

Х р е п т о в и ч. Это в ваших-то летах?

К о н и. Я не искал этого назначения, ваше сиятельство.

Ф о н  П а л е н. Это, граф, моя вина. Я настоял перед государем. Моя вина, а его беда.

К о н и (улыбнулся). Вот уж и беда. Свой долг я исполняю с удовольствием.

Х р е п т о в и ч. Федор Федорович! Драгоценный вы мой!.. Как самочувствие?

С т а р ы й  г е н е р а л (подходя). Ба, Федор Федорович!.. Нуте-с, нуте-с… Молодцом, молодцом! Пуля насквозь прошибла, а он орлом глядит.

Т р е п о в. Да не совсем чтобы насквозь, ваше высокопревосходительство, а до половины прошибло.

С т а р ы й  г е н е р а л. Вот они, наши старые дубы! Их и так и сяк, и словом, и пулей, а они стоят неколебимо и лишь красоту и величие свои умножают. Разрешите облобызать вас, красавец мой!..

Т р е п о в. Помилуйте, ваше высокопревосходительство. Такие комплименты!..

Целуются.

Х р е п т о в и ч. Что же, однако, делать, чтобы эти засуличи не повторялись?

К о н и. Не сечь.

Т р е п о в. Вот вы все шутите, господа, а государь очень обеспокоен нравственным состоянием молодых умов, революционными настроениями.

С т а р ы й  г е н е р а л. Вся зараза идет из Швейцарии.

Ф о н  П а л е н. Надо лишить пропаганду почвы, вырвать с корнем ее побеги, погасить ее очаг.

К о н и. Иными словами, объявить войну Швейцарии?

С т а р ы й  г е н е р а л (расхохотался). Пиф-паф!..

Т р е п о в. А как полагаете вы?

К о н и. Чтоб повлиять на ум и душу молодого человека, отвлечь его от ложной и опасной революционной доктрины, нужно прежде всего улучшить наше собственное законодательство. Иначе и впредь молодое поколение будет оборачиваться туда, где вместо слов предлагают дело, и бросаться в объятия революционера, на знамени которого написаны весьма заманчивые для молодого сердца слова.

П р и с т а в. Его императорское величество самодержец всероссийский, царь польский, великий князь финляндский и прочая, и прочая, и прочая!..

Дзинь-дзинь! — выбежали  а р а п ч а т а  и замерли в поклоне, образуя проход. На площадку поднялся  г о с у д а р ь. В узеньком уланском мундире с грациозно сгибающейся талией, он шел вяло — колеблющейся походкой. Все почтительно склонились.

А л е к с а н д р  II. А, Федор Федорович? Рад вас видеть. Как здоровье?

Т р е п о в. На ногах, ваше величество. На ногах. И горд тем, что под сердцем ношу пулю, увы, для вас предназначавшуюся.

Ответ государю не понравился, недовольная гримаса пробежала по его лицу, он быстро отошел от Трепова и приблизился к месту, где стоял Кони.

Х р е п т о в и ч. Разрешите представить вашему величеству дворянина Анатолия Федоровича Кони, председателя Санкт-Петербургского окружного суда.

А л е к с а н д р  II. Граф Пален лестно отзывался о вашей деятельности. Я доволен вами.

К о н и. Счастлив, ваше величество, что моя деятельность, опирающаяся на знания и совесть, заслужила высочайшее одобрение.

А л е к с а н д р  II. Вот на эти ваши достоинства — знания и совесть — мы и рассчитываем, передавая столь важное дело на рассмотрение суда присяжных.

К о н и. Осмелюсь спросить, что имеет в виду ваше величество?

А л е к с а н д р  II. Я имею в виду дело Засулич.

Кони поклонился, покинул игровую площадку и занял свое место за столом суда.

Дзинь-дзинь — осветились судейские кресла по обе стороны от кресла председательствующего.

По авансцене проходит  р ы ж и й  к л о у н. П р и с т а в  ставит ему подножку, рыжий падает.

П р и с т а в. Здравствуй, Бим!

Р ы ж и й. Здравствуй, Бом!

П р и с т а в. Как ты поживаешь?

Р ы ж и й. Как все. Падаю и поднимаюсь, поднимаюсь и падаю. Я поживаль очень карашо.

П р и с т а в. Почему же ты поживаешь очень хорошо, если все поживают не очень хорошо?

Р ы ж и й. Я поживаль очень карашо, потому что я сталь изобретатель.

П р и с т а в. Ты стал изобретателем? И что же ты изобрел?

Р ы ж и й. Я изобрель аппарат.

П р и с т а в. Ты изобрел аппарат? Какой аппарат?

Р ы ж и й. Я изобрель управляющий аппарат.

П р и с т а в. И чем же он управляет?

Р ы ж и й. Чем прикажут, тем и управляет.

П р и с т а в. Чем прикажут, тем и управляет? Покажи мне этот аппарат.

Рыжий выворачивает свои огромные карманы и вытаскивает пузырь.

Ха-ха-ха!.. Бим, ты дурак! Это же обыкновенный пузырь! (Дает рыжему затрещину.)

Р ы ж и й. Ха-ха-ха… Это ты дурак! Каждый пузырь, если его надуть до огромных размеров, превращается в аппарат. (Надувает пузырь и бьет пристава пузырем по голове.)

П р и с т а в. А он не лопнет?

Р ы ж и й. Аппарат надо крепко держать в руках. Тогда не лопнет.

П р и с т а в. А что он умеет делать, твой аппарат?

Р ы ж и й. Молчать и кивать. (Дергает за нитку, пузырь кивает.)

П р и с т а в. Молчать и кивать? Какой совершенный аппарат!.. А сидеть твой пузырь может?

Р ы ж и й. Не хуже других.