Александр Звягинцев - Последний идол (сборник)
В настоящее время он имеет ряд серьезных заболеваний (заболевание сердца, желудка, сосудов ног и другие недуги).
Учитывая вышеизложенное, просим ЦК КПСС рассмотреть следующие предложения:
применить к Сталину В. И. частную амнистию, освободить его от дальнейшего отбывания наказания и снять судимость;
поручить Моссовету предоставить Сталину В. И. в г. Москве трехкомнатную квартиру;
поручить Министерству обороны СССР назначить Сталину пенсию в соответствии с законом, предоставить ему путевку в санаторий сроком на 3 месяца и возвратить изъятое при аресте лично принадлежащее ему имущество; выдать Сталину В. И. 30 тысяч рублей в качестве единовременного пособия…»
Ну, что ж, по тем временам вполне по-человечески… Всем понятно, что пьянство и злоупотребление служебным положением, конечно, были. Просто потому, что молодой еще человек мог делать, что заблагорассудится, а противостоять ему никто не мог. Что же касается антисоветской агитации и заявлений иностранным корреспондентам, то это, разумеется, чепуха.
В 1960 году Василий Сталин вышел на свободу. Что сделала с ним тюрьма? Во что превратила? Как он собирался жить?
9 января Василий Сталин из Владимирского централа был под конвоем доставлен в Кремль, где в течение получаса его принимал сам Хрущев, новый хозяин государства, вокруг которого уже вздымаются волны нового культа личности.
Вот что об этом рассказывает бывший начальник Следственного отдела КГБ генерал-лейтенант юстиции Н. Чистяков.
«Меня вызвал Шелепин и стал советоваться со мной как с юристом: можно ли освободить Василия Сталина? Я говорю: „Можно! Он отбыл уже больше половины срока. Никаких замечаний нет, тюремного режима не нарушал“. После этого состоялась наша встреча с Василием Сталиным в Лефортово в следственном изоляторе. С ним встречались генеральный прокурор Руденко, Шелепин и я. Весь разговор сводился к тому, что он просил освободить его из заключения, заверяя нас в том, что он больше пить не будет.
Надо сказать, что меня поразил его вид. Я увидел его, 40-летнего генерала, в ужасном состоянии. Реденькие рыжие волосы на голове, маленькая «метелка» рыжих усов. Изможденное, больное лицо. Он был в тяжелом состоянии. Врач Лефортовского изолятора сказал, что он очень болен. У него больная печень, больное сердце, закупорка вен на ногах.
После этой встречи Шелепин говорит мне:
— Отвезите Василия в Кремль. С ним будет разговаривать Хрущев.
Я повез Василия на машине в Кремль. Охрану не брал. Сказал по дороге, что его будет принимать Хрущев. Он был очень обрадован. Приехали в Кремль. Прошли в приемную Хрущева. Я остался в приемной, а Василия увели в кабинет.
Потом Шелепин мне говорил, что Василий в кабинете упал на колени и стал умолять его освободить. Хрущев был очень расстроган. Называл его „милым Васенькой“, спрашивал: „Что с тобой сделали?“ На глазах Хрущева появились слезы. Василий и ему обещал не пить, вести себя правильно, просил дать ему работу.
Когда мы возвращались, Василий мне говорил, что очень доволен встречей…
Через некоторое время мне было поручено готовить документы для Президиума Верховного Совета СССР о применении к Василию частной амнистии, о его досрочном освобождении из заключения. Вскоре он был освобожден».
Для «милого Васеньки» сделали все, что можно. Если в 1953 году он был уволен в запас без права ношения военной формы, то теперь же задним числом министр обороны «уволил» его по болезни. Это означало, что теперь Василий имеет право носить генеральскую форму и получать повышенную пенсию. Власть, кажется, хочет сделать все, чтобы он мог пожить нормально.
После Хрущева уже председатель Президиума Верховного Совета СССР Климент Ворошилов принял Василия Сталина у себя в рабочем кабинете и побеседовал с ним, как говорится, «за жизнь». Помощники Ворошилова вели протокольную запись этой беседы:
«— Ну, рассказывай, Василий, как дела, как ты живешь?
— Плохо, Климент Ефремович, работать надо, прошу помочь, иначе без работы пропаду.
— Я тебя знаю со дня, когда ты появился на свет, приходилось нянчить тебя. И я желаю тебе только добра. Но сейчас буду говорить тебе неприятные, плохие вещи.
— Слушаю.
— Конечно, тебе дадут работу, однако прежде всего ты должен стать другим человеком. Ты еще молодой, а вон какая у тебя лысина, у отца твоего не было, хотя он дожил до 74 лет. Все это потому, что ты ведешь слишком бурную жизнь, живешь не так, как нужно.
То, что с тобой произошло, не должно больше повторяться. У нас социалистическое государство, мы строим коммунизм, боремся за каждого человека. Ты носишь фамилию великого человека, ты его сын и не должен это забывать. Ради его памяти тебе иначе надо жить. Ты не ожидал этого разговора?
— Ожидал, думал об этом.
— Помнишь, когда твой отец был уже безнадежно болен, а ты ходил пьяный по коридору? Я тебе говорил: брось пить, отбрось всякие нехорошие мысли. А потом ты стал пить еще больше. Как было горько видеть, когда Сталин не раз сожалел, что ты не умеешь себя вести.
Сейчас вопрос так стоит: или тебя надо лечить, если ты не в состоянии сам начать новую жизнь, или ты соберешь свои моральные силы, возьмешь себя в руки и будешь вести себя как следует.
— Я Вас понимаю, Климент Ефремович. Вы во всем правы. Полностью с Вами согласен, мне надо исправляться, но для этого надо работать.
— Это не проблема. Работу дадут. Но надо понимать, что ты находишься до некоторой степени на особом положении. Я бы на твоем месте изменил фамилию.
Прямо тебе скажу. К тебе всякая сволочь лезет. Недавно ты отдыхал с дочерью в Кисловодске, и как ты там себя вел? Безобразно. Об этом нам все известно, и мы не имеем права об этом не знать.
— Я понимаю.
— К тебе потянулась всякая дрянь. Ты мог бы занять себя чем-нибудь полезным, читал бы хоть книги, писал бы что-нибудь… А ты вместо отдыха устраиваешь встречи со всякими сомнительными людьми, подхалимы тебя восхваляют. Имей в виду, эта братва тебя толкнет в какую-нибудь яму. Почему эти люди не помогут тебе встать на правильную дорогу?
Вот у нас есть письмо, написанное на имя Н. С. Хрущева. Он сказал: „Будет у тебя Василий — прочитай ему“.
(Ворошилов читает письмо полковника запаса Тимофеева на имя Хрущева о поведении В. И. Сталина в Кисловодском санатории Министерства обороны.)
Во время чтения, там, где в письме говорится, что В. И. Сталин пьянствует и устраивает у себя в люксе оргии, В. Сталин говорит: „Тимофеев сволочь, подлец он. Такие люди и хорошее могут изобразить плохим“)
— Я не согласен, что Тимофеев сволочь. Он член партии с 1914 года. Ему жаль тебя и он хочет помочь. Понятно, тебе это не нравится, а он говорит то, что было. Ты продолжаешь пить. От тебя и сейчас пахнет водкой. Я в своей жизни насмотрелся на алкоголиков и знаю, что это такое. Если ты подвержен этому пороку, ты лишен объективности. Поэтому ты должен понять, что Тимофееву жаль тебя.
— Он писатель, книги пишет.
— Значит, он тебя лучше видит, чем другие.
— Он дал мне свою рукопись на рецензию, я прочитал и сказал, что книга дерьмо.
— Ты и обозлен на него. Но дело не в этом, надо вести себя как полагается.
— Я прошу, дайте мне работу.
— Работу дадут. Не в этом дело. Ты должен перестроить свою жизнь. Надо взять себя в руки и категорически прекратить пить. И это только от тебя зависит.
Работу тебе дадут, но ты должен подготовить себя к этой работе, какая бы она ни была. Если ты этого не сделаешь, то тебя может постигнуть прежняя участь. У нас государство, а не лавочка, и нельзя терпеть, когда вокруг тебя околачивается всякая сволочь. Об этом к нам, кроме письма Тимофеева, поступают и другие сообщения.
— Прошу зачитать.
(Ворошилов читает донесение заместителя начальника Главного военно-медицинского управления по политической части генерала Лайок. Во время чтения В. Сталин сначала возмущенно пожимает плечами).
— Напрасно ты возмущаешься. Люди не могут молчать, когда ты ведешь себя безобразно. Они отвечают за порядок в санатории, а значит, и за твое поведение и, если хочешь, за твою жизнь.
— Да, я выпивал, но до утра не пропадал, ездил в Минеральные Воды и вернулся в этот же день около полуночи. Я вас понимаю, Климент Ефремович. Знаю Ваше доброе ко мне отношение. После смерти отца считаю Вас вторым своим отцом.
— Но ты своего отца не слушался. Сколько раз он нам жаловался, когда ты еще учился в школе.
— Людям, которые пишут эти бумажки, делать, видимо, нечего. Пусть правду пишут, а здесь сплошная ложь.
— А что здесь неправда? Ты не отмахивайся. Пишут правду. В тюрьму ты был посажен не так просто, а по делам. Теперь выпущен — надо ценить это. Вести себя как следует. Вот твоя сестра Светлана живет как полагается и на нее никаких сигналов нет. Она любит тебя. А ты ведешь себя неправильно. Если наберешься сил, энергии, то можешь исправиться.
