Александр Островский - Том 6. Пьесы 1871-1874
Дайте мне ножик! Дайте мне ножик!
Баклушин. Что вы, что вы! Успокойтесь!
Анна (рыдая). Не погубите, вас бог накажет.
Разновесов (поднимая Анну). Что вы, помилуйте! Нешто мы не понимаем? Тоже чувствы имеем. Будьте без сумления. Так уж завтрешнего числа пусть и перебираются, куда я сказал. На углу большой трущобы и малого захолустья. Изволите знать?
Анна. Хорошо-с. Знаю.
Разновесов. Прямо на все готовое-с. Прощенья просим.
Анна. Прощайте!
Разновесов уходит.
Настя (бросаясь к тетке). Тетенька!
Анна. Ну, Настенька, не вини меня ни перед богом, ни перед людями.
Настя. Нет, нет, за что же! Я сама. Я одна виновата, я, я, несчастная.
Баклушин. Настасья Сергевна, что это? Что с вами?
Настя. Оставьте, меня! Уж теперь, как бы я вас ни любила, я для вас навек чужая. Я куплена!
Баклушин (растроганный). Ах, боже мой, что вы делаете!
Настя (падая ни грудь тетке). Тетенька, я погибла, я погибла!
Анна (плача). Успокойся, мой друг, успокойся.
Настя (бросаясь на колени с поднятыми руками). Господи, ничего я не прошу у тебя! Одной смерти, только одной смерти!
Действие четвертое
ЛИЦА:
Крутицкий.
Анна.
Настя.
Епишкин.
Фетинья.
Мигачева.
Елеся.
Петрович.
Лютов и два будочника.
Декорация та же. Рассветает.
Явление первоеАнна и Настя выходят из дому; Крутицкий в кустах сада Епишкина.
Анна. Михей Михеич, где ты бродишь?
Крутицкий (выходя из кустов). А? Кто тут? Кто тут? (Увидав Анну.) Ты зачем? Ты что не спишь? Ты спи, спи! Я стерегу.
Анна. Отдохни немножко, ты старый человек.
Крутицкий. Нет, нет, ты поди спи, ты спи!
Анна. Да как мне уснуть-то! Ты всю ночь бродишь; Настя вот с вечера все металась да бредила, а теперь вот проснулась, плачет. Мы бы посидели на крылечке. А ты бы пошел, соснул.
Крутицкий. Нет, нет, я тут погуляю.
Анна. Ну, как хочешь. Сядь тут, Настенька! Ветром тебя обдует, лучше тебе будет.
Настя. Какой страшный сон! Я и теперь вся дрожу!
Анна. Да ты что видела, милая? Чего так испугалась?
Настя (в дремоте). Будто иду я по улице и вижу свои похороны. Несут меня в открытом гробе…
Анна. Ты засыпаешь, никак?
Настя. Нет. И сама я на себя смотрю. И все я будто прячусь от людей, все совещусь. Надета на мне шинель, старая, изорванная, и странно… какая-то она двуличневая. В одну сторону отливает одним цветом, каким уж — не помню, а в другую золотым… Спать хочется… Так и сквозит, просвечивает золото. И, как будто… (Засыпает, прислонясь к плечу Анны.)
Анна. Ну, уснула.
Настя (во сне). Держите меня, не выпускайте!
Анна. Э, матушка, вот ты что заговорила. Настенька, проснись! Пойдем в комнату, там уснешь.
Настя. А? Что вы? Где я? Пойдемте!
Анна. Михей Михеич, мы пойдем домой.
Крутицкий. Идите, идите, я постерегу.
Анна. Что ты, Михей Михеич, все стережешь! Этак и в самом деле подумают, что у нас денег много. Еще убьют, пожалуй; с тобой до беды доживешь (Уходит, Настя за ней.)
Крутицкий. И убьют, и убьют. Чувствует, бедная.
Из лавки выходит Лютов.
Явление второеКрутицкий, Лютов.
Лютов (в дверь лавки). Сделай милость, Истукарий Лупыч, не торгуй по ночам! Нехорошо. (Подходит к Крутицкому.) Ну, что?
Крутицкий. Не были, не пришли нынче. Что делать-то, не пришли.
Лютов. Да и не придут. Только вы полицию беспокоите.
Крутицкий. Нет, батюшка, Тигрий Львович, нет. Уж я вам их заманю, нарочно заманю. Я старый подьячий, я свое дело знаю. Разом всю шайку накроете, орден получите.
Лютов. Недурно бы.
Крутицкий. Верно, верно. Я сам слышал своими ушами, как они сговаривались.
Лютов. Ну, теперь светло, я свою команду возьму. Надо квартал дозором обойти. (Подает руку Крутицкому.)
Крутицкий. Уж завтра-то не откажите, батюшка, батюшка. (Подобострастно берет обеими руками руку Лютова и несколько раз кланяется.) Возьмите теперь, возьмите.
Лютов дает свисток и уходит; два будочника выходят из кустов и издали идут за ним.
Я от старых сыщиков слышал: никогда ты вора не хватай прежде времени, не мешай ему, не мешай, а то он на суде отвертится. А ты дай ему дело сделать, дай ему простор, да тогда и бери его. Вот мы их впустим, да и дадим им время распорядиться… Ведь, может быть… Что делать-то! Что делать-то! (Утирает слезы.) Может быть, они Анну и тук! (Делает рукой жест, как рубят топором.) Что делать-то! Зато уж всех на каторгу, всех на каторгу. Жаль Аннушку, да что ж! Это смерть хорошая; все равно что мученица. Да, да. А воров-то на каторгу.
Входит Елеся.
Явление третьеКрутицкий, Елеся.
Крутицкий. Откуда ты?
Елеся. Где был, там нету, Михей Михеич!
Крутицкий. Что ж ты бродишь по ночам! Что ты бродишь?
Елеся. Будешь бродить, Михей Михеич, как из дому-то ухватом. Разве б я спать-то не умел? Да, видно, скачи враже, як пан каже. Вот и скачи по холодку-то и слоняйся, как вор.
Крутицкий. Да, как вор, как вор.
Елеся. А что у нас тут воров, Михей Михеич!
Крутицкий. Много?
Елеся. Страсть! Я всех знаю.
Крутицкий. Знаешь?
Елеся. Знаю, Михей Михеич. Я по ночам рыбу ловлю, так часто их вижу. И, как их увижу, сейчас с ними в разговор: «Здравствуйте, господа жулики!» А они мне: «Здравствуйте, господин Мигачев!» — «У меня, в моем переулке, чтоб честно и благородно!» — «Слушаем, Елисей Иваныч!» — «А то смотрите!» — «Будьте покойны, Елисей Иваныч!» Вот я как с ними! Я над ними командую, задачи им задаю. Видели у Ларисы собачку маленькую, лохматенькую? Это я ей подарил. Говорю: «Господа жулики!» — «Что угодно, Елисей Иваныч?» — «Вы, говорю, по разным местам за своим промыслом ходите, так уж вам кстати. Чтоб была мне, говорю, собачка, маленькая, лохматенькая, хвостиком вот так!» — «Предоставим, Елисей Иваныч». Через день готова в лучшем виде, так точно.
Крутицкий. Ты мне их укажи как-нибудь, чтоб мне их в лицо-то знать. Укажи!
Елеся. Извольте. Да вот сейчас все эти воры подле нас будут.
Крутицкий (с испугом). Где? Где?
Елеся. А вот сюда в лавочку один по одному соберутся. Квартальный ушел из лавки?
Крутицкий. Ушел.
Елеся. Ну, так уж гляди, есть кто-нибудь.
Крутицкий. Как же я их не видал?
Елеся. У них с той улицы особый ход есть. У всякого плута свой расчет, Михей Михеич.
Крутицкий. Много их?
Елеся. Человек восемь. Сбудут свой товар Истукарию Лупычу да уж налегке и разойдутся по своим местам. Вон в окошечко смотрят.
Крутицкий. Куда смотрят?
Елеся. Дозор нейдет ли, да и на вас поглядывают.
Крутицкий (прячась за Елесю). На меня?
Елеся. Что, мол, такой за новый сторож проявился. Им тоже нужно сторожей знать; они тоже свою осторожность должны иметь.
Крутицкий. Я не стеречь, я так вышел, погулять, не спится.
Елеся. А дубина-то зачем с вами? Ха-ха-ха!
В лавке хохот.
Крутицкий (испугавшись). Я брошу ее, Елеся, брошу ее.
Елеся. Бросьте лучше; а то ведь она об двух концах. (Хохочет.)
В лавке хохот.
Крутицкий. Чему они смеются, Елеся, чему?
Елеся. Страсть напущают.
Крутицкий. Они нас это, нас пугают?
Елеся. Да вы не бойтесь. Это они игру ведут. Так, шутя. А все ж таки, чтобы и опасались. Что же это вы такое стережете?
Крутицкий. Молчи ты, услышат.
Елеся. Видно, у вас и вправду денег много.
Крутицкий. Молчи ты, молчи, болтун! Эх, какой ты болтун. Ну, что ты болтаешь, ну, что! Ведь услышат!
Елеся. Ну, а нет, так нет. Мне что.
Крутицкий. Да зачем болтать, зачем болтать? Ну, услышат, что у меня деньги, ну, убьют меня, ну, туда мне и дорога, я уж старик. А тебе-то нехорошо; ты молодой человек, а все болтаешь. Так вот болтуном и прозовут, и нехорошо. Все и будут: болтун да болтун! Ну, что? Ну, что?