Александр Островский - Том 9. Пьесы 1882-1885
Дудукин. А вы, красота моя неописанная, не извольте гневаться. Я изящное люблю во всех видах. У людей со вкусом отношение к изящному совсем другое, особенное, совсем не то, что к живой красоте. Тут ревность неуместна.
Коринкина. Да кто вам сказал, что я ревную! Я вам сейчас докажу противное!
Дудукин. Доказывайте, мое блаженство!
Коринкина. Вы восхищаетесь Кручининой, подаете ей венки, собираете деньги на подарок — вы думаете, это ей нужно? Всего этого она видала много. А вот догадки у вас нет, как доставить ей удовольствие. Она живет в дрянной гостинице, в грязном номере, сегодня спектакля нет: что она будет делать дома вечером? Приедут к ней два-три поношенных театрала с своими, извините, глупыми восторгами, — вы думаете, это весело? Вы ее не познакомили с обществом, да и с артистами она видится только на репетиции; что бы вам нынче у себя вечер устроить с хорошим ужином и пригласить ее, только чтобы общество было избранное. Вы пригласите кого-нибудь из знакомых; а артисты уж это дело мое, я знаю, кого пригласить. Нравится вам моя мысль? Похоже это на ревность?..
Дудукин. О нет, какая ревность! Вот это идея, идея! Merci, мое сокровище! Как это: женский ум… женский ум?..
Миловзоров. Женский ум лучше всяких дум.
Дудукин. Вот что правда, то правда! И как это мне в голову не пришло, я, Петя, полагаю, что мы неблагодарны, что мало мы у женщин ручки целуем.
Входит Шмага в новом пальто и в шляпе на ухо. Раскланивается.
Явление третьеКоринкина, Миловзоров, Дудукин и Шмага.
Шмага (Дудукину). Меценату, просвещенному покровителю искусств и всяких художеств! Ну-ка, меценат, одолжите сигарочку!
Дудукин. Из каких тебе?
Шмага. Да уж я постоянно один сорт курю.
Дудукин. Какие же?
Шмага. Чужие.
Дудукин дает ему сигару, которую Шмага завертывает в бумажку и кладет в карман.
Это после, за завтраком.
Миловзоров. Шмага, ты не видал Незнамова? Будет он на репетиции?
Шмага. Кто ж его знает! Я не нянька его.
Коринкина. Вы, кажется, такие неразрывные были.
Шмага. Чего на свете не бывает. И мужья с женами расходятся, а не то что друзья.
Дудукин. Вот чудо-то! Какая кошка между вами пробежала?
Шмага (важно). В убеждениях не сошлись.
Коринкина. Вы не смешите! Ну какие у вас с Незнамовым убеждения?
Дудукин. В самом деле, Шмага, что-то я у тебя прежде убеждений не замечал.
Шмага. Напрасно; убеждения у меня есть твердые. Вчера у меня, сверх всякого ожидания, деньги завелись, так, бешеные набежали, с ветру.
Миловзоров. Да, видим, видим, что ты в обновке.
Шмага. Мое убеждение такое, что надо их непременно пропить поскорее. А вы говорите, что у меня нет убеждений. Чем это не убеждение? И я убеждал Гришку отправиться в трактир «Собрание веселых друзей». Но убеждения мои не подействовали.
Дудукин. Отказался? Неужели?
Коринкина. Да это он сказки рассказывает.
Шмага. И не только отказался, но оскорбил меня словесно и чуть-чуть не нанес оскорбления действием; немножко бог помиловал. Кончено! Гришка погиб для нашего общества!
Миловзоров. Для какого?
Шмага. Для «Собрания веселых друзей». Я потерял лучшего своего друга.
Дудукин. Да что с ним сделалось?
Шмага. Очень просто: нить в жизни потерял.
Миловзоров. Как это нить потерял? Какую нить?
Шмага. Ну, вот еще, какая нить! У всякого своя нить. Ты вот любовник и на сцене, и в жизни, ты свою нить и тянешь, и нам надо было свою тянуть.
Коринкина. В «Собрании веселых друзей»?
Шмага. Конечно. Как человек нить потерял, так пропал. Ему и по заведенному порядку следует в трактир идти, а он за философию. А от философии нападает на человека тоска, а хуже тоски ничего быть не может.
Дудукин. Незнамов — и за философию!.. странно.
Коринкина. Что его сглазили, что ли?
Шмага. Сглазили.
Коринкина. Кто же?
Шмага. Приезжая знаменитость.
Коринкина. Да ты врешь. Пошел вон!
Шмага. Нет, уж это верно.
Коринкина. Миловзоров, это надо принять к сведению.
Миловзоров. Примем.
Шмага. Кончено… Прощай, голубчик! Нить потерял.
Миловзоров. А ты не теряешь?
Шмага. Еще бы. Что мне за расчет! Вот я хочу к меценату обратиться с предложением услуг.
Дудукин. Благодарю. Каких услуг, мой друг?
Шмага. Я подозреваю, что у вас есть намерение угостить нас, первых сюжетов, завтраком; по этому случаю вы мне дадите денег; а уж я, так и быть, услужу вам, схожу куплю пирогов, колбаски, икорки и прочего.
Коринкина. Только, пожалуйста, не здесь.
Шмага. Ну, вот еще! Завтрак для первых сюжетов, так мы и пойдем туда, где первые сюжеты одеваются.
Миловзоров. Куда ж это?
Шмага. Наверх, на чердак, в общую, где статистам бороды наклеивают.
Дудукин. Услужи, услужи! Подожди немного на сцене, я только повидаюсь с Еленой Ивановной.
Миловзоров. Да коли увидишь Незнамова, так пошли его сюда.
Шмага (показывая на сцену). Да вон он!
Дудукин и Шмага уходят.
Коринкина (у двери). Незнамов, зайдите на минуту!
Незнамов входит.
Явление четвертоеКоринкина, Миловзоров и Незнамов.
Незнамов. Что вам угодно?
Миловзоров. Здравствуй, Гриша!
Незнамов. Здравствуй!
Коринкина. Что вы от нас бегаете?
Незнамов. От кого: «от нас»?
Коринкина. Ну, от меня.
Незнамов (окидывая ее глазами). Да я никогда при вас и не состоял. Этого счастия удостоен не был.
Коринкина. Кто ж виноват! Вы сами не хотели; вы такой нелюбезный. Не ждете ли вы, что женщины за вами будут сами ухаживать? Хоть это и бывает, да очень редко. Надо, чтоб вы сами…
Незнамов. Не могу. Я в эту должность не гожусь.
Коринкина. В какую?
Незнамов. Ни в пажи, ни в Амишки. Это вот уж их дело. (Указывая на Миловзорова.) Что же вам угодно от меня?
Коринкина. Ах, да ничего особенного; только не будьте таким букой, не удаляйтесь от нашего общества. Ну, что вам за компания Шмага!
Незнамов. Позвольте, позвольте! Шмагу не трогайте. Во-первых, он весел и остроумен, а вы все скучны; во-вторых, он хоть дрянь, но искренен: он себя за дрянь и выдает; а вы все, извините меня, фальшивы.
Коринкина. Ах, боже мой, я и не говорю, что мы святые; и у нас есть недостатки: и фальшь, и все, что вам угодно. Да простите нам их, как вы прощаете Шмаге; не судите нас строго!
Незнамов. Простите, не судите. Не хочу я ни судить, ни прощать вас; что я за судья! Я только сторонюсь от вас и буду сторониться, потому что вы сейчас же поставите меня в дураки и насмеетесь надо мной.
Коринкина. Ах, что вы, что вы!
Миловзоров. Ах, Гриша! Зачем такая недоверчивость, мамочка!
Незнамов. В два голоса принялись!
Коринкина. Вы такой милый и водитесь с Шмагой.
Незнамов. Милый? Давно ли? Что вы мне поете? Ведь вы меня не любите.
Коринкина. То есть… не любила.
Незнамов. А теперь полюбили?
Коринкина. Уж вы многого захотели! Разве так прямо спрашивают! (Смеется.) При свидетелях я не признаюсь.
Незнамов. Ну, я как-нибудь вас без свидетелей поймаю.
Коринкина. Тогда другое дело.
Незнамов. Говорите ясней, говорите прямо! Что вам нужно?
Коринкина. Скажу, скажу… Только ведь я вас знаю, вы чудак и очень упрямый… Но на этот раз, пожалуйста, чтоб без отказу.
Миловзоров. Да, мамочка, уж сделай милость.
Незнамов. Да говорите!
Коринкина. Я не знаю, как и начать, уж очень боюсь вас. Вот видите ли, Нил Стратоныч звал нас сегодня на вечер.
Незнамов. Так что ж? Мне-то что за дело?
Коринкина. Нет, я боюсь, право, боюсь. Да уж рискну, была не была… Так вот: проводите меня к нему, останьтесь с нами весь вечер и отвезите меня домой! Да ну, решайтесь! Ах, какой тюлень!
Незнамов. Что такое вы выдумываете!
Коринкина. Ну, голубчик, ну, милый Незнамов.
Миловзоров. Да какой Незнамов! Просто Гриша.