Слепцы - Джавид Алакбарли
Она, конечно же, прослезилась.
— Спасибо вам. У меня такое ощущение, что я сама попала в Россию.
— Кто его знает. Может быть, и попадёте.
Он поделился с княгиней многими впечатлениями от своей московской поездки. Но не всеми. Он знал, что её ненависть к большевикам столь велика, что при ней нельзя было хвалить их. У неё тут же повышалось давление, и ей становилось очень и очень плохо. Она прекрасно помнила и бегство их семьи, и расстрелянных родственников, и ужасы гражданской войны. По её мнению, за всё это коммунисты должны будут когда-нибудь держать ответ.
В разговорах же с женой он признавался в том, что, по существу, впервые в жизни столкнулся с таким феноменом, который следовало бы назвать советской цивилизацией. Это был итог огромного просвещенческого проекта. Он и удивлял, и поражал. А ещё нуждался в переосмыслении. Именно этим он и занимался после своей московской поездки.
***
Его называли суфием. Именно в силу того, что во
многих вещах он видел нечто, недоступное пониманию других людей. После этого конгресса он старался постичь, каким образом после разрухи, голода, гражданской войны оказалось возможным осуществить столь масштабную культурную революцию. Ведь назвать этот строй тоталитаризмом очень просто. Но разве навешивание ярлыка помогает постичь суть протекающих в стране процессов? Конечно же нет. Вот он и пытался разобраться со всем этим.
Иногда о нём говорили, что он масон и уровень его представительства в ложе столь высок, что он приобщён ко многим истинам, скрытым от простых смертных. Всё это вызывало у него лишь ироническую улыбку.
— Людям свойственно придумывать разные легенды, а потом верить в них, считая их почти что откровениями. Здесь мне нечего комментировать чьи-то измышления. Многие просто не видят того, что не хотят видеть. И порой это весьма очевидные вещи. Они смотрят, но не видят. Иногда им более комфортно быть слепыми.
***
Профессор считал себя потомком великого поэта Физули. Он обожал рассказывать о государствах, когда-то существовавших в этом регионе и объединявших многие тюркские племена. И делал он это так, как будто он сам жил в те времена. У людей порой создавалось такое впечатление, что сам он каким-то непонятным образом открыл дверь из Средневековья и оказался в дне сегодняшнем. Иногда они даже, подчиняясь его невероятной энергетике, проникались уверенностью в то, что и они вместе с ним участвовали во всех тяжёлых битвах, что случались там, посещали собрания поэтов тех времён, читали старинные рукописные книги, вместе с целителями и врачевателями создавали оригинальные медицинские труды.
Он родился в Киркуке. Потом эта территория, после развала Османской империи, перешла к англичанам. Затем было сформировано Иракское государство, и его родной город оказался на территории чужой страны. Родился он как раз накануне Первой мировой войны. Его семья плохо понимала, почему их всех вынуждают уехать из этих мест. Тогда ещё никто не знал, что обнаруженные здесь богатые источники нефти приведут к тому, что будет перекраиваться политическая карта всего региона. И представители тюркской элиты окажутся здесь так некстати. Вот их и вынуди ли уехать в Анатолию.
Сюда, в Киркук, почти через сто лет после того, как он ребёнком уехал из этих мест, вернётся основанный им образовательный фонд. Целью этого фонда являлось открытие школ и создание того социального лифта, который мог бы позволить талантливым детям из этих краёв приобщаться к науке, образованию, искусству. Последние годы своей жизни он долго работал над проектом создания здесь современного университета. Но ушёл из жизни, так и не увидев тот день, когда этот университет начал работать.
***
Через неделю после возвращения из Москвы он застал свою супругу заплаканной. В гостиной звучала какая-то очень знакомая мелодия.
— Эта пластинка оказалась среди оттисков статей бакинцев. Слушаю и плачу.
На пластинке были записаны народные киркукские песни. Певцов было двое. Пела азербайджанская певица и диктор радиовещания на арабском
языке. Почему-то эти песни его родного края и ему разбередили душу. Потом он всё выяснил про этого диктора. Тот был его земляком. Но родившись в Киркуке и готовясь стать художником, он волею судеб десять лет прожил в Азербайджане, а потом вернулся в Багдад. А ещё он был журналистом и переводчиком. Перевёл на арабский язык многих азербайджанских авторов.
Они с женой часто слушали эту пластинку. Два бархатных голоса — женский и мужской — пели о вечном. О любви и разлуке, о цветах и полях, о сладости встреч и горечи потерь… Слушая их, он рассказывал своей жене о государствах средних веков, в которых жили бок о бок тюркиогузы из Киркука, Нахичевани и Гянджи. А ещё он говорил о том, что, наверное, когда-то его предок Физули тоже наслаждался этими песнями. Точно так же, как и они сейчас.
***
Вернувшись из Москвы, профессор продолжил работу над своим давним проектом. Он когда-то выкупил огромный участок земли в окрестностях турецкой столицы. Земли эти были абсолютно не пригодны для сельского хозяйства, а городские власти не планировали расширять город в этом направлении. Все были очень удивлены, что какой-то образовательный фонд вкладывает столь немалые деньги для скупки этих абсолютно бесполезных участков.
Но в результате все остались очень довольны. Городская казна пополнилась немалой прибылью, а профессор считал, что приобрёл так много земли практически за копейки. Здесь он начал строительство частного университета. Изначально его задумка заключалась в том, чтобы построить некий мини-город вокруг этого своего нового детища. Его проект был основан на идее, чтобы ни у студентов, ни у преподавателей, ни у работников университета не возникало острой необходимости куда-то и зачем-то выезжать за пределы этого огромного кампуса.
При университете он открыл школу. А ещё здесь были магазины молодёжной одежды, хорошие рестораны, фитнес-центры… Словом, студенты сразу попадали в такую среду обитания, где были обеспечены всем необходимым. При этом, согласно его решению, вся прибыль от открытых здесь коммерческих структур шла на развитие университетской науки.
В самой же высокой точке принадлежащей его фонду земли он построил молельный дом. По его плану представители всех мировых религий могли бы здесь молиться. Именно поэтому в одном из залов был установлен орган для католиков. А ещё здесь имелся аскетически оформленный зал для протестантов. Наряду с мечетью для мусульман и синагогой для иудеев. Были выстроены
