Бранислав Нушич - Народный депутат

Даница. Все равно, не он, так другой вселился бы.

Павка. Вселился бы, конечно, но ведь могла бы и семья какая-нибудь вселиться… Да… Так слышишь? Пусть хоть все горшки попадают, но ты туда больше ходить не смей! Не знаю, и зачем это у меня горшки в коридоре стоят? Сегодня же Младен отнесет их на кухню.

Даница. Хм, горшки с цветами на кухню! Кто-то стучит. Войдите, пожалуйста!

Сима Сокич, те же.

Сима (е дверях). Добрый день!

Павка. Добрый день!

Сима. Хозяин дома?

Даница. Нет.

Сима. Видишь, я хотел… а ты его жена?

Павка. Да!

Сима. Видишь ли, я хотел его попросить кое о чем. Знаешь, если можно, госпожа, прошу тебя, замолви ты за меня словечко, скажи ему, христом богом его прошу, пусть он меня не преследует! И было бы за что, а то ведь не за что! Скажи, приходил, мол, Сима Сокич, тот, которого ты преследуешь из-за его жены…

Павка (растерянно). Из-за жены?… (Крестится.) Да что ты говоришь, побойся бога, неужто мой муж преследует тебя из-за жены?

Сима. Скажи ему, человек не виноват. Разок-другой побил свою жену, – вот и все. А кому ж ее бить, как не мужу?!

Павка. Я не понимаю, о чем ты говоришь?

Сима. Видишь ли, вот о чем. Жена у меня сбежала. Понимаешь? Говорит, бью ее. А я ее не бью. Боже упаси! Конечно, замахивался, не без того; ну, ударил раза два-три, как и полагается мужу. Но нельзя же назвать это злодейством. А она теперь говорит: надоело. И ушла от меня, будто найдет где-нибудь лучше. Вот ведь бабий ум. Пошла-то не куда-нибудь, а прямо к адвокату. А теперь твой муж обвиняет меня в тяжком преступлении и гоняет, как волка по горам.

Павка (облегченно). Ах, вон оно что!

Даница. Ты ошибся дверью. Адвокат живет не здесь.

Сима. А где же?

Даница. Вой там, вторая дверь. Пойдем, я покажу тебе.

Павка. Не смей! Ты отсюда никуда не выйдешь! (Симе.) Это здесь, по этому же коридору, только вон, вторая дверь.

Сима. Э, простите, я прочел табличку на доме и думал… Так ты говоришь, вторая дверь, да?

Даница. Да!

Сима. Э, спасибо, простите меня! (Уходит.)

Павка, Даница.

Павка. Не понимаю, почему этот человек до сих пор не прибил на свою дверь табличку: «Адвокат!» – или «Здесь адвокат!» – и нарисовал бы палец. (Показывает, как обычно рисуют на табличках указательный палец.) Чтобы к нам ежеминутно не ходили! Ходят, нервы трепят…

Даница. У нас ведь есть внизу на улице табличка.

Павка. На улице ест, а здесь нет. Еврем ведь давно велел ему повесить табличку и здесь тоже, а он все…

Еврем, те же.

Еврем входит озабоченный, карманы набиты газетами.

Войдя, делает знак Павке, чтобы она отослала Даницу, а сама осталась.

Павка (поняла его и обернулась к Данице). Ступай! Принеси-ка отцу кофе!

Даница уходит.

Еврем (после небольшой паузы, во время которой он о чем-то думал). Это… Павка… Я хочу сообщить тебе нечто важное…

Павка. А я тебе…

Еврем. Да подожди ты! То, что я хочу тебе сказать, гораздо важнее. Понимаешь, иду я утром по Торговой улице…

Павка. Ну и что же, дорогой мой?

Еврем. Да не перебивай ты меня!.. Ну вот, опять нужно начинать с начала. Понимаешь, иду я утром по Торговой улице, а господин начальник подошел ко мне, опустил руку мне на плечо и говорит…

Павка. А, знаю: опять выборы…

Еврем. Не мешай, какие выборы?

Павка. Я помню, в прошлом году перед выборами в общину господин начальник тоже опустил тебе руку на плечо.

Еврем. Нет, это не то. Опустил он руку и спрашивает: «Ну, как дела, хозяин Еврем?».

Павка. Так я же тебе об этом и говорю! Как только приближаются выборы, так он у тебя спрашивает: «Ну, как дела, хозяин Еврем»? (Увидела у него газеты.) А, впрочем, чего я спрашиваю, когда твои карманы набиты газетами.

Еврем. Это просто так.

Павка. Нет, не просто так, Еврем. Я тебя знаю. Когда это просто так, ты идешь в кофейню, пьешь там кофе и читаешь газеты. А то и вовсе не читаешь, только заголовки смотришь – и все. А как дело идет к выборам, ты набиваешь карманы газетами, зарываешься в них и забываешь про лавку.

Еврем. Эх, эх… Опять ты перегибаешь!

Павка. Да где же перегибаю? Чего тебя в такую пору домой принесло?

Еврем. Пришел, понимаешь, газеты почитать. Почта пришла, а в лавке такой шум, что никак нельзя сосредоточиться.

Павка. Вот, вот. Я и говорю! Оставил лавку, чтобы газеты читать! Я, Еврем, тебе прямо скажу: как подходят эти выборы, у меня просто в глазах темнеет!

Еврем. Этого еще не хватало. А с чего это у тебя в глазах темнеет?

Павка. Опротивело мне это, вот что я скажу. Ну что бы тебе, как другие люди: пришли выборы, пошел, проголосовал – и все! Нет, ты ведь совсем другим человеком становишься: ни лавка, ни дом тебя уже не интересуют.

Еврем. Э, зря ты так говоришь. Иди лучше приготовь мне кофе. Знаешь, газеты приятнее читать за чашкой кофе.

Павка (уходя). Хорошо, Еврем. Но ты знай, не люблю я, когда подходят эти выборы! (Уходит.)

Еврем, Даница.

Еврем (достает из карманов газеты и кладет их на стол. Садится, сворачивает папироску, закуривает, разворачивает газеты и просматривает их). «Несколько слов накануне выборов». (Дальше читает про себя.)

Даница приносит кофе и ставит на стол.

Слушай, бог мой, раз уж ты тут, прочти-ка вот здесь!

Что-то непонятно. (Отдает ей газету, показывая место, которое нужно прочесть, а сам встает и, расхаживая по комнате, слушает.)

Даница (садится на его стул и читает). «Эволюция общества очень часто и во многом зависит от усилий и подвигов отдельных личностей, когда эти подвиги соответствуют социальным потребностям и современным стремлениям этого общества».

Еврем. Никак не пойму, о чем он пишет, но вижу – пишет здорово.

Даница (читает дальше). «Современное же общество стремится к полному уничтожению консервативных институтов, основанных на предрассудках и аморальных принципах, согласно которым интересы личности ставятся выше интересов общества, солидарности и равноправия…».

Еврем (про себя). Умные, черт возьми, эти журналисты. Сами пишут, сами читают и сами себя понимают. (Громко.) Как называется эта статья?

Даница (читает). «Несколько слов накануне выборов».

Еврем. Ну вот! И зачем писать так много, когда из заглавия видно, что скоро выборы, а это главное. Вообще-то, даже если б и другое заглавие было, все равно мы и сами знаем, что скоро выборы, так что в газетах об этом и писать-то незачем. А посмотри-ка, что там в середине.

Даница разворачивает газету.

Есть что-нибудь?

Даница (читает). «Россия».

Еврем. Не читай, пропусти!

Даница (читает). »Англия».

Еврем. И про Англию пропусти. Посмотри лучше новости дня: не был ли кто-нибудь из бывших министров во дворце? Ведь известно, если бывшие министры начинают ходить во дворец, значит, так и жди, приближается кризис!

Даница просматривает газету и читает про себя заголовки статей.

Ивкович, те же.

Ивкович (постучав, входит). Извините!

Даница вскакивает.

Еврем. А, это ты, господин Ивкович! Входи!

Ивкович (Данице). Я пришел извиниться. Вас опять беспокоят мои клиенты?

Даница. Да. Тут недавно был один, жаловался, бедняга, что вы преследуете его, как волка!

Ивкович. Хе, что поделаешь! Такова уж наша профессия. Но теперь они вас больше беспокоить не будут. (Достает из кармана табличку, на которой написано: «Адвокат».) Как только вы мне сказали, хозяин Еврем, я сразу же заказал эту табличку, но, вот видите, только сейчас получил!

Еврем. Вот и хорошо! Прибей ее на свои двери, тогда твои клиенты тебя скорее найдут!

Ивкович. Слава богу, что получил, а то ведь я уезжаю на два-три дня, и они бы вас опять беспокоили.

Даница. Вы уезжаете?

Ивкович. Да, в связи с выборами, должен съездить в Белград. На день, на два, не больше.

Еврем (вздрагивает). В связи с выборами? Ах, вот что! Так ты, значит, насчет выборов в Белград. Хм! Хм! (Подает за его спиной знаки Данице, чтоб она оставила их вдвоем.)

Ивкович. Так нужно!

Еврем. Ну конечно, конечно! (Еще энергичнее машет Данице, которая сначала его не поняла.)

Даница (наконец поняв). Извините, я должна пойти к маме, она меня только что звала, а я совсем забыла. До свидания! (Уходит.)

Ивкович. До свидания!

Еврем, Ивкович.

Еврем (оставшись с Ивковичем). А, это… что-то я хотел у тебя спросить, господин Ивкович? Ах, да, это… Едешь в Белград, значит, да?

Ивкович. Да, знаете, повидаюсь с друзьями, поговорим.