Александр Островский. - Последняя жертва

Юлия. Нет, я еще об этом не подумала.

Флор Федулыч. Что прикажете: кресло, бельэтаж-с?

Юлия. Не беспокойтесь, если вздумаю, так еще успею достать.

Флор Федулыч. Теперь позвольте объяснить, в чем состоит цель моего визита.

Юлия. Сделайте одолжение.

Флор Федулыч. Денег приехал занять у вас, Юлия Павловна.

Юлия. Денег? да на что вам? у вас своих девать некуда.

Флор Федулыч. Мы найдем место, употребим с пользой. Я вам хорошие проценты дам.

Юлия. А много ли же вам нужно?

Флор Федулыч. Да все пожалуйте, все, что у вас есть.

Юлия. А у меня-то что ж останется?

Флор Федулыч. Да вам и не след иметь деньги, это не женское дело-с. Женское дело – проживать, тратить; а сберегать капиталы, в настоящее время, и для мужчины довольно хитро, а для женщины невозможно-с.

Юлия. Вы так думаете, Флор Федулыч?

Флор Федулыч. Не думаю, а наверно знаю. У женщины деньги удержаться не могут, их сейчас отберут. До прочих нам дела нет; а вас мы беречь должны. Коли мы за вашими деньгами не усмотрим, нам будет грех и стыдно. Ведь если вас оберут, мы заплачем. А вы мне пожалуйте ваши деньги и все бумаги, я вам сохранную расписку дам и буду вашим кассиром. Капитал ваш останется неприкосновенным, а сколько вам потребуется на проживание, сколько бы ни потребовалось, вы всегда можете получить от меня.

Юлия. Но я могу прожить более того, сколько мне следует процентов.

Флор Федулыч. Это не ваши расчеты; и барыш мой, и убыток мой, на то мы и купцы. Ваше дело – жить в удовольствии, а наше дело – вас беречь и лелеять.

Юлия. Даром я ничьих услуг принимать не желаю: чем же я заплачу вам за ваши заботы?

Флор Федулыч. Разве дети платят что-нибудь своим родителям?

Юлия. Платят, Флор Федулыч, и очень дорого: платят любовью.

Флор Федулыч. Так ведь и мне, кроме этого, ничего не нужно-с.

Юлия. Я вам очень благодарна за вашу доброту; но принять вашего предложения решительно не могу.

Флор Федулыч. Почему же-с?

Юлия. Я выхожу замуж.

Флор Федулыч. Это дело другого рода-с. Позвольте полюбопытствовать имя, отчество и звание вашего будущего супруга.

Юлия. Я теперь не могу сказать, еще дело не решено.

Флор Федулыч. Хоть и не решено, но зачем же скрывать-с? Тут дурного ничего нет-с. Я могу быть вам полезен, могу лучше вас разузнать о человеке и вовремя предупредить, если дело неподходящее. Не шутка-с, счастье и несчастье всей жизни зависит.

Юлия. Нет, Флор Федулыч, в таком деле я на людей полагаться не хочу, я сама желаю устроить свою жизнь.

Флор Федулыч (встает). Как вам будет угодно-с. Значит, мои услуги вам не нужны-с?

Юлия. Очень жалею, Флор Федулыч, что не могу принять их.

Флор Федулыч. Значит, вы всем довольны и счастливы? Это очень приятно видеть-с. Ну, хоть какой-нибудь нужды, хоть какой-нибудь надобности нет ли у вас? Доставьте мне удовольствие исполнить вашу просьбу!

Юлия. Мне решительно ничего не нужно.

Флор Федулыч. И дай бог, и дай бог, чтобы всегда так было-с. А ежели, чего сохрани бог…

Юлия. Какая б у меня ни была нужда, я к родным не пойду за милостыней.

Флор Федулыч. Не о милостыне речь-с.

Юлия. Ничего у родных и знакомых, Флор Федулыч, ничего, это мое правило.

Флор Федулыч. Но, во всяком случае, прошу не забывать-с! Милости прошу откушать как-нибудь. Я всякий день дома-с; от пяти до семи часов-с, больше времени свободного не имею-с.

Юлия. Благодарю вас. Постараюсь, Флор Федулыч.

Флор Федулыч. Честь имею кланяться. (Идет к двери). Росси изволили видеть?

Юлия. Нет, я ведь совершенно никуда.

Флор Федулыч. Хороший актер-с. Оно довольно для нас непонятно, а интересно посмотреть-с. До свидания-с. (Уходит.)

Из боковой двери выходит Дульчин.

Юлия, Дульчин.

Юлия (бросаясь к Дульчину). Ах, милый, ты уж здесь?

Дульчин. Здравствуй, Юлия, здравствуй!

Юлия (вглядываясь). Ты чем-то расстроен?

Дульчин. Отвратительное положение.

Юлия. Что такое? Говори скорей!

Дульчин. Ох, уж мне совестно и говорить-то тебе.

Юлия. Да что, скажи, не мучь меня!

Дульчин. Денег нужно.

Юлия. Много?

Дульчин. Много.

Юлия. Ах, милый мой, да давно ли…

Дульчин (хватаясь за голову). А, черт возьми! Уж я не знаю, давно ли, – теперь нужно, платить по векселю нужно, – завтра срок.

Юлия. Что ты прежде не подумал, отчего не предупредил меня?

Дульчин. Совсем из головы вон. Да я надеялся, что он отсрочит, он столько пользовался от меня. А вчера вдруг ни с того ни с сего: «Нет, говорит, тебе больше кредиту, плати».

Юлия. Да кто он-то?

Дульчин. Салай Салтаныч. А кто он такой, кто же его знает. Обалдуй-Оглы Тараканов, турецкий жид, армянский грек, туркмен, бухарец, восточный человек… разве в них жалость есть, он зарежет равнодушно.

Юлия. Как же быть-то?

Дульчин. Как быть? Надо платить.

Юлия. Где же взять-то?

Дульчин. Где-нибудь надо. Мне не дадут, конечно, и толковать нечего.

Юлия. Отчего же, мой друг?

Дульчин. В Москве и всегда было мало кредиту, потому он и дорог; а теперь и совсем нет. Капиталисты – какие-то скептики. Далеко еще нам до Европы; разве у нас понимают, что кредит – великий двигатель? Ну, что мы, крупные землевладельцы, без кредиту, все равно что без рук. Подумай хорошенько, Юлия, поищи, попроси у кого-нибудь!

Юлия. Где же мне искать, у кого просить? Решительно не у кого.

Дульчин. Ах, отчаяние! Вот урок, вот урок! Ведь меня арестуют!

Юлия (испугавшись). Как арестуют?

Дульчин. Так; посадят в знаменитую московскую яму. Ведь это конец всякой репутации, всякого кредита.

Юлия. Ах, мой милый, так надо искать денег, непременно надо.

Дульчин. «Надо, надо!» Разумеется, надо. А как найдешь? (Махнув рукой.) Э, да что тут! Лучше не искать.

Юлия. Что же? как же?

Дульчин. Так. Сесть в яму попробовать.

Юлия. Ах, срам! что ты, что ты!

Дульчин. Может быть, это образумит меня несколько, исправит. Ведь ты все-таки меня будешь любить, не разлюбишь за это?

Юлия. Какие глупости!

Дульчин. Одного только боюсь: потеряешь уважение к себе, потеряешь самолюбие. А без самолюбия легко сделаться грязным трактирным героем или шутом у богатых людей. Нет, уж лучше пулю в лоб.

Юлия. Ах, перестань! Какие страшные вещи ты говоришь.

Дульчин. Нисколько не страшно. А коли, на твой взгляд, это уж очень страшно кажется, так ищи денег.

Юлия. Погоди, дай подумать. Вот сейчас у меня был богатый человек, он обещал и предлагал мне все, что я пожелаю.

Дульчин. Вот и прекрасно! Что же ты ему сказала?

Юлия. Я ему сказала, что ни в чем не нуждаюсь, что у меня свой капитал; да если бы и нуждалась, так от него ничего и никогда не приму.

Дульчин. Зачем же это, Юлия, зачем? Это просто возмутительно! Эх вы, женщины! Человек набивается с деньгами, а ты его гонишь прочь. Такие люди нужны в жизни, очень нужны, пойми ты это!

Юлия. Да ведь эти люди даром ничего не дают. Он действительно осыплет деньгами, только надо идти к нему на содержание.

Дульчин. Да… вот что… Ну, конечно… а впрочем…

Юлия. Как «впрочем»? Ты с ума сошел?

Дульчин. Нет, я не то… Все-таки с ним нужно поласковее. А так, по знакомству, он не даст тебе? Взаймы не даст?

Юлия. Не знаю, едва ли. Но как просить у него? Сказать ему, что я солгала, что у меня капиталу уж нет? Так ведь надо объяснить, куда он делся. Придется выслушивать разные упреки и сожаления, а может быть, и неучтивый, презрительный отказ. Сколько стыда, унижения перенесешь. Ведь это пытка!

Дульчин (целуя руки Юлии). Юлия, голубушка, попроси, спаси меня!

Юлия. Надо спасать, нечего делать. Тяжело будет и стыдно, ох как стыдно.

Дульчин. Это уж последняя твоя жертва, клянусь тебе!

Юлия (задумавшись). Я думаю, что выпрошу. У женщин есть средство хорошее: слезы. Да коли они от души, так должны подействовать.