Леонид Андреев - Анатэма
Анатэма (удивленно). Но я слыхал, госпожа Лейзер…
Сура (с тоскою). Вы ничего не слыхали. Клянусь, вы ничего не слыхали!
Анатэма. Но вы же сами…
Сура (умоляя). Разве я что-нибудь сказала? Боже мой, но ведь женщины так болтливы, господин; и они так любят своих детей, что всегда считают их красавцами. Роза – красавица! (Смеется.) Вы подумайте, Пурикес, Роза – красавица! (Смеется.)
Со стороны города подходит Роза. Волосы ее спутаны, взлохмачены и почти закрывают черные, сверкающие глаза; лицо ее замазано чем-то черным; одета она безобразно. Идет она поступью стройной и молодой, но, увидя незнакомого господина, начинает горбиться, как старуха.
Вот, вот, Роза, смотрите, господин. Боже мой, как она безобразна:
Давид плачет всякий раз, как видит ее.
Роза (оскорбляясь безотчетно и выпрямляя стан). Все же есть женщины хуже меня.
Сура (убедительно). Что ты, Роза, нет в мире девушки безобразнее тебя!
(Шепчет с мольбою.) Прячь красоту, Роза! Пришел грабитель, Роза, – прячь красоту. Ночью я сама вымою твое лицо, я сама расчешу твои косы, и ты будешь прекрасна, как ангел божий, и мы все станем на колени и будем молиться на тебя. Пришел грабитель, Роза! (Громко.) В тебя опять бросали камнями?
Роза (хрипло). Да, бросали.
Сура. И собаки накидывались на тебя?
Роза. Да, накидывались.
Сура. Вот видите, господин. Даже собаки!
Анатэма (любезно). Да, по-видимому, я ошибся. К сожалению, ваша дочь действительно некрасива, и на нее тяжело смотреть.
Сура. Конечно, есть девушки и хуже ее, но… Ступай, Розочка, туда, возьми работу: что остается делать бедной некрасивой девушке, как не работать. Иди, бедная Розочка, иди.
Роза берет тряпье для чинки и скрывается за лавкою. Молчание.
Анатэма. Вы давно имеете лавочку, госпожа Лейзер?
Сура (успокоенная). Уже тридцать лет, с тех пор как заболел Давид. С ним случилось несчастье: когда он был солдатом, его потоптали лошади и испортили ему грудь.
Анатэма. Разве Давид был солдатом?
Бескрайний (вмешиваясь). У Лейзера был старший брат, и был он мерзавец. И звали его Моисей.
Сура (вздыхая). И звали его Моисей.
Бескрайний. И когда наступила пора отбывать воинскую повинность, Моисей убежал на итальянском пароходе. И на его место взяли Давида.
Сура (вздыхая). Взяли Давида.
Анатэма. Какая несправедливость!
Бескрайний. А разве вы встречали на свете справедливость?
Анатэма. Конечно, встречал. Вы, по-видимому, очень несчастный человек, и вам все представляется в черном свете. Но вы увидите, вы очень скоро увидите, что справедливость существует. (Развязно.) Черт возьми, мне нечего делать, и я постоянно гуляю по миру, и ничего я не видел так много, как справедливости. Как вам сказать, госпожа Лейзер? – ее больше на земле, чем блох на хорошей собаке.
Сура (улыбаясь). Но если ее так же трудно ловить, как блох…
Бескрайний. И если она кусается, как блохи…
Все смеются. Со стороны города идет измученный шарманщик, полуослепший от пыли и пота. Хочет пройти мимо, но вдруг в отчаянии останавливается и начинает играть что-то ужасное.
Сура. Проходите, пожалуйста, проходите. Нам не нужна музыка.
Шарманщик (играет). И мне не нужна музыка.
Сура. Нам нечего подать вам. Проходите.
Шарманщик (играет). Тогда я умру под музыку.
Анатэма (великодушно). Прошу вас, госпожа Лейзер, дайте ему покушать и воды – я заплачу за все.
Сура. Какой вы добрый человек. Идите, музыкант, кушайте и пейте. Но только за воду я с вас ничего не возьму, пусть вода будет моя.
Шарманщик усаживается и жадно ест.
Анатэма (любезно). Давно вы гуляете по миру, музыкант?
Шарманщик (угрюмо). Раньше у меня была обезьяна… Музыка и обезьяна.
Обезьяну заели блохи, музыка стала свистеть, а я ищу дерево, где бы повеситься. Вот и все.
Прибегает девочка. Смотрит с любопытством на шарманщика, потом обращается к Сонке.
Девочка. Сонка, Рузя уже умер.
Сонка. Уже?
Девочка. Ну да, умер. Можно мне взять семечек?
Сонка (закрывая лавку). Можно. Сура, если придет покупатель, скажите, что я завтра опять буду торговать, а то он подумает, что лавка совсем закрыта. Вы слыхали: Рузя умер.
Сура. Уже?
Девочка. Ну да, умер. А музыкант будет играть?
Анатэма шепчется с Сурой и что-то сует ей в руку.
Сура. Сонка, нате вам рубль, видите – рубль?
Бескрайний. Вот оно – счастье! Вчера курица, нынче рубль. Бери, Сонка!
Все с жадностью смотрят на серебряный рубль. Сонка с девочкой уходят.
Сура. Вы очень богаты, господин.
Анатэма (самодовольно). Н-да! У меня большая практика – я адвокат.
Сура (быстро). У Давида нет долгов.
Анатэма. О, я вовсе не за этим, госпожа Лейзер. Когда вы узнаете меня ближе, то вы увидите, что я только приношу, но не беру, только дарю, но не отнимаю.
Сура (с некоторым страхом). Разве вы пришли от бога?
Анатэма. Было бы слишком много чести для меня и для вас, госпожа Лейзер, если б я пришел от бога. Нет, я от себя.
Подходит Наум, с удивлением смотрит на покупателя и устало садится на камень. Это высокий, худой юноша с птичьей грудью и большим, бледным носом.
Озирается.
Наум. Где же Роза?
Сура (шепотом). Тише, она там. (Громко.) Ну, так как же, Наум, добыл ты кредит?
Наум (вяло). Нет, мама, я не добыл кредита. Я начинаю умирать, мама:
всем жарко, а мне очень холодно; и я потею, но пот у меня холодный. Я встретил Сонку – Рузя уже умер?
Сура. Ты еще поживешь, Наум, ты еще поживешь.
Наум (вяло). Да, я еще поживу. Что же не идет отец? Ему уже пора идти.
Сура. Чисти селедку, Роза. Вот этот господин уже давно ждет Давида, а Давида все нет.
Наум. Зачем?
Сура. Не знаю, Наум. Если пришел, значит, нужно.
Молчание.
Наум. Мама, я больше не буду добывать кредит. Я буду с отцом ходить на берег моря. Мне уже настало время спросить бога о моей судьбе.
Сура. Не спрашивай, Наум, не спрашивай.
Наум. Нет, я спрошу его.
Сура (умоляя). Не надо, Наум, не спрашивай.
Анатэма. Отчего же, госпожа Лейзер? Разве вы боитесь, что бог ему ответит что-нибудь плохое? Нужно больше веры, госпожа Лейзер, если бы вас слышал Давид, он не одобрил бы ваших слов.
Шарманщик (поднимая голову). Это ты, молодой еврей, хочешь говорить с богом?
Наум. Да, это я. Всякий человек может говорить с богом.
Шарманщик. Ты думаешь? Тогда попроси новую шарманку. Скажи, что эта свистит.
Анатэма (сочувственно). Он может добавить, что обезьяну съели блохи – нужна новая обезьяна! (Смеется.)
Все с некоторым недоумением смотрят на него, кроме шарманщика, который встает и молча берется за шарманку.
Сура. Ты что хочешь делать, музыкант?
Шарманщик. Я хочу играть.
Сура. Зачем? Нам не нужно музыки.
Шарманщик. Я должен поблагодарить вас за доброту. (Играет что-то ужасное; шарманка скрипит, обрывает, свистит.)
Анатэма, подняв мечтательно к небу глаза, отмечает рукою едва уловимый такт и подсвистывает.
