Александр Островский - Не было ни гроша, да вдруг алтын
Из лавки выходит Баклушин с письмом.
Явление восьмое
Епишкин, Елеся, Баклушин.
Баклушин (Епишкину). Я там заплатил. Покорно вас благодарю. Не можете ли вы передать это письмо?
Епишкин (будто не слышит). Чего-с?
Баклушин. Передать по адресу.
Епишкин. Эх, барин! Борода-то у меня уж поседела.
Баклушин. Что мне за дело до вашей бороды!
Епишкин. А то и дело, что отдавайте сами. Ходили тоже и мы по этим самым делам, да уж теперь у меня у самого дочери двадцать седьмой годочек пошел.
Баклушин. По каким «этим делам»?
Епишкин. Ну, что уж! Вон парень-то без дела гуляет, пошлите его. Ему все равно, он у нас не спесив.
Баклушин (Елесе). Не можете ли вы доставить письмо?
Елеся. Кому-с?
Баклушин. Настасье Сергевне.
Елеся. Барышне-с?
Баклушин. Да, барышне.
Елеся. Истукарий Лупыч, а по затылку нашего брата за эти дела не скомандуют?
Епишкин. Снеси! Ничего.
Елеся. Я снесу, Истукарий Лупыч.
Епишкин. Снеси! Барин на чай даст.
Баклушин. Разумеется, не даром. (Дает Елесе двугривенный.) Так отдайте письмо. Эта барышня у кого живет?
Елеся. У тетеньки-с.
Баклушин. Чем они занимаются?
Елеся. Рубашки берут шить русские ситцевые на площадь на продажу, по пятачку за штуку.
Баклушин. Что? Может ли быть?
Елеся. Так точно-с.
Баклушин. Да, вот что. Так дайте письмо. (Берет письмо назад.) Ну, все равно, снесите! (Отдает опять и уходит.)
Елеся. Я отдам, Истукарий Лупыч. (У двери Крутицкого.) Получите письмецо! (Подает в дверь и подходит к лавке.)
Епишкин. А двугривенный-то тебе годится.
Елеся. И вот сейчас, Истукарий Лупыч, голландской сажи на всю эту сумму, только побольше.
Епишкин. Поди, отвесят тебе.
Елеся. Вот ведь она, кажется, сажа; а и матери удовольствие, и квартальному мило. (Уходит в лавку.)
Епишкин (встает). Фетинья!
Фетинья выходит из лавки.
Явление девятое
Епишкин, Фетинья.
Фетинья. Что угодно, Истукарий Лупыч?
Епишкин. Допреж в нашей стороне смирно было, а теперь стрекулисты стали похаживать да записочки любовные летают.
Фетинья. Что вы говорите!
Епишкин. Так точно. Значит, Ларису поскорей замуж надо.
Фетинья. Да, разумеется, надо.
Епишкин (вздохнув). Так-то, брат, вот что!
Фетинья. Признаться, есть женишишко-то, да не по ней.
Епишкин. Ну, да хоть уж плохенький, да только бы с рук скорей. Это вы только сами себе цену-то высоку ставите, да еще женихов разбираете; а по-нашему, так вы и хлеба-то не стоите. Коли есть избранники, так и слава богу, отдавай без разбору! Уж что за товар, коли придачи нужно давать, чтоб взяли только.
Фетинья. Коли вы дочь свою к товару применяете…
Епишкин. Товар ли, не товар ли, как хочешь ее поворачивай, все дрянь. (Уходит в лавку, Фетинья за ним.)
Из лавки выходит Елеся. Лариса, разряженная, гуляет по саду подле развалившегося забора.
Явление десятое
Елеся, Лариса, потом Фетинья.
Елеся. Наше почтение-с!
Лариса (постоянно держась прямо). Здравствуйте! Тиранов моих нет здесь?
Елеся. Это вы насчет родителев-с?
Лариса. Они-то самые мои тираны и есть.
Елеся. Почему же вы так заключаете?
Лариса. Я хочу завсегда у людей на виду быть, а мне из дому выходу нет. Я, собственно, своего требоваю, чтоб люди меня видели, потому зачем же я наряды имею.
Елеся. Это действительно-с.
Лариса. Маменька говорит, что я разговору не знаю. Коли хотят, чтоб я знала разговор, дайте мне настоящих кавалеров. А то как же мне знать разговор, коли я все сижу одна и сама промежду себя думаю?
Елеся. О чем же вы думаете?
Лариса. Я этого не могу сказать, потому мы с вами довольно далеки друг от друга. Имеете так близко предмет и сами себя отдаляете.
Елеся. И видит кошка молоко, да рыло коротко. Ежели б я только смел-с… Потому как я давно чувствую любовь.
Лариса. Может, ваша любовь бесчувственная.
Елеся. Как же может быть бесчувственная, когда вы харуим.
Лариса. Коли вы так чувствуете, отчего вы ко мне не подойдете?
Елеся. Стало быть, мне к вам в сад поступить?
Лариса. Поступайте!
Елеся переходит в сад. Фетинья выходит из лавки и садится на стуле.
Вы умеете целоваться?
Елеся. Похвастаться против вас не смею; а так думаю, что занятие немудреное.
Лариса. Поцелуйте меня!
Елеся. Даже очень приятно-с. (Целует Ларису.)
Фетинья прислушивается.
Лариса. Нет, вы не умеете.
Елеся. Да нечто б я так-с, только звание мое очень низко, так я сумлеваюсь.
Лариса. Коль скоро я вам позволяю, вы забудьте ваше звание и целуйте, не взирая.
Елеся. Только за смелостью и дело стало. (Крепко целует Ларису.)
Фетинья заглядывает в сад.
Фетинья. О, чтоб вас! Напугали до смерти. Я думала, что чужой кто. Ведь от Ларисы все станется. А это ты, мой милый!
Елеся (потерявшись). Про-про-валиться здесь на месте, не нарочно-с. И сам не знаю, как это я! Вот поди ж ты, Фетинья Мироновна, на грех мастера нет.
Фетинья. Ну, с тобой после. Ты только хоть уж молчи-то. (Ларисе.) А тебе это среди белого-то дня и не совестно! На-ко! На всем на виду! Солнышко-то во все глаза смотрит…
Лариса. Вам давно сказано, что я не могу жить против своей натуры. Чего ж еще! Чем же я виновата, когда моя такая природа? Значит, я все слова ваши оставляю без внимания! (Уходит.)
Фетинья. Что с ней будешь делать! Нет, уж надоело мне в сторожах-то быть. (Уходит.)
Елеся. Вот так раз! Что-то мне теперь будет за это? Чего-то мне ожидать? Быть бычку на веревочке!
Петрович выходит из лавки.
Явление одиннадцатое
Елеся, Петрович.
Елеся. Абвокат, выручай! Попался, братец!
Петрович. В каком художестве?
Елеся. Купеческую дочь поцеловал.
Петрович. Дело – казус. Какой гильдии?
Елеся. Третьей.
Петрович. Совершенных лет?
Елеся. Уж даже и сверх того.
Петрович. По согласию?
Елеся. По согласию.
Петрович. Худо дело, да не очень. А где?
Елеся. В саду у них.
Петрович. А как ты туда попал?
Елеся. Через забор, друг.
Петрович. Шабаш! Пропала твоя голова.
Елеся. Ох, не пугай, я и так пуганый.
Петрович. Непоказанная дорога – вот что! Тут с их стороны большая придирка.
Елеся. Придирка?
Петрович. Но и с нашей крючок есть.
Елеся. Какой, скажи, друг?
Петрович. Ты держись за одно, что ногами ты стоял на общественной земле.
Елеся. На общественной?
Петрович. На общественной. А только губы в сад протянул.
Елеся. Облегчение?
Петрович. Большое.
Елеся. Спасибо, приятель! Чай за мной.
Уходят в калитку. Анна Тихоновна и Настя сходят с крыльца.
Явление двенадцатое
Анна, Настя.
Настя. Ах, тетенька, голубок! Вот бы поймать!
Анна. Лови, коли тебе хочется. Дитя ты мое глупое, беда мне с тобой. Не с голубями тебе, а с людьми жить-то придется.
Настя. Улетел. (Снимает с головы небольшой бумажный платок.) Ах, этот платок, противный! Сокрушил он меня. Такой дрянной, такой неприличный, самый мещанский.
Анна. Что делать-то, Настя! Хорошо, что и такой есть. Как обойдешься без платка!