Зот Тоболкин - Пьесы

К и р и л л. За чечевичную похлебку первородство не продаю.

Ж д а н. Не везет мне, не везет: мал!

Ф е д о р. Не переживай, Даня! Мы твой урок выполним.

На дворе.

Д е м и д. Вросло колечко-то! Ввек не снимешь.

А н н а. Для того и надевала.

Д е м и д (целует ее). Добрая моя! Верная!

А н н а. Отпусти, родной! Неловко! Там сыновья.

Д е м и д. А я только-только в охотку вошел. (Посерьезнев.) Что-то грызет меня, Аннушка. Вроде как совесть. Грызет и грызет.

А н н а. Ты про Кирьшу?

Д е м и д. Про нас, моя умница. Кирьша-то наш сын, стало быть, про нас. И получается, что Стешу не он, а мы обидели. Не по-людски получается. А я привык с людьми по-людски.

А н н а. Говори, коль начал.

Д е м и д. А что говорить? Тут и говорить нечего. Все сказано. Эй, мужики! Кажите языки!

П а р н и  выходят. Ставят стол. Помогают Анне собрать застолье.

Пойду соседей кликну.

А н н а. Дёма!

Д е м и д. Могу и не звать, ежели ты против.

А н н а. Зови, зови.

Д е м и д  уходит.

Вскоре появляются  д е д  С е м е н  и  Т о н я. Тоня принимается хлопотать у стола, стараясь быть поближе к Федору. Руки их соприкасаются. Федор, точно от огня, отдергивает руку, переходит на другую сторону стола.

Тоня, за груздями в погреб слетай.

Т о н я. Там темно. Посветил бы кто. (Смотрит на Федора.)

Ж д а н. Я посвечу.

Т о н я  и  Ж д а н  уходят.

За воротами  Т и м о ф е й  Р я з а н о в. Он перевязан.

Навстречу — Е в с е й.

Е в с е й. Эк тебя разукрасили! Не Кирька случайно?

Т и м о ф е й. Я тоже в долгу не остался.

Е в с е й. Я в суд на него подал. Там и это приплюсуют.

Т и м о ф е й. Опоздал, батя. Воевать он уходит.

Е в с е й. Спасся, зараза! Ну ничего, его и там пуля найдет. Слезы-то наши отольются.

Т и м о ф е й. А мамкины слезы кому отольются? Уйду — одна останется.

Е в с е й. Сама виновата. Здорова была — много чего вытворяла. Помню, на заработки уезжал. Ты в зыбке — у ней хахалей полна горница.

Т и м о ф е й. Довольно, отец, довольно! Она свое сполна получила.

Е в с е й. За муки мои, за обиды ей бы и на том свете в смоле кипеть. Да нет его, того света.

Т и м о ф е й. Не ярись. Было и быльем поросло. Мать без твоих проклятий едва ползает.

Е в с е й. Поросло?! Нет, не поросло. Болят мои язвы, сочатся! Проснусь ночью — пустынь в доме. Сверчки и те вымирали. А я живу, маюсь… За что? Женой обманутый, людьми обиженный В тридцатом выселили… За что? За что? Разве я помещик какой? Уполномоченного стукнул… Так он же с Авдотьей моей блудил.

Т и м о ф е й. Ну, хватит. Разобрались… вернули.

Е в с е й. Вернули, а душа там померла. Этих вот не тронули. Они правильные! Ишь как горланят! Сынок их надо мной изгиляется. Вражина!

К и р и л л (выйдя за ворота). А, здорово, душа на костылях! Ну, у кого синяков больше?

Т и м о ф е й. Чего их считать? Мало — новых наставим.

К и р и л л. Вот это по мне. Держи петуха! Мама, чарочку Тимохе.

Т и м о ф е й  и  К и р и л л  входят во двор. Е в с е й уходит.

Появляются  Д е м и д, С т е ш а, затем  К а т е р и н а.

Д е м и д. Ступай крепче! Земля-то своя, сибирская! И мы на этой земле родня.

К а т е р и н а (сестре). Ты зачем к ним тащишься? Милостыню выпрашивать?

С т е ш а. Сама себе хозяйка. Куда хочу, туда иду.

К а т е р и н а. Не ходи, Стешка! Не ходи, прокляну!

Д е м и д. Белены, что ль, объелась?

Появляется  Б у р м и н.

К а т е р и н а. А, и ты к ним? И ты? Бежишь — пальцем манить не надо. Я знаю, к кому бежишь! Зна-аю!

Д е м и д. Черт — не баба. Ее бы в оглобли, потянет за коренника. Айда, Стеша!

К а т е р и н а. А я не велю! Не велю!

Б у р м и н. Остынь уж. Хватит уж. Людей посмешила. (Проходит во двор.)

К а т е р и н а (тянет его назад). И ты не пойдешь. А пойдешь, хоть шаг сделаешь — удавлюсь! Бог свят, удавлюсь!

Б у р м и н. Демид, веревка в хозяйстве найдется? Принеси, нужда появилась.

За ворота вышел  К и р и л л.

К и р и л л. Кому тут веревка понадобилась?

Б у р м и н. Да вот гражданка в петлю просится.

К и р и л л. Намылить или сухой обойдется? (Скрывается и тотчас появляется с веревкой.) Долго-то не тяни. Мне выпить охота… на твоих поминках.

К а т е р и н а. Будь ты проклят, гаденыш! Будь проклят! Не минуй тебя первая пуля.

А н н а (вышла к гостям, услышав слова Катерины). Отсохни язык, с которого пакостные слова сорвались.

К а т е р и н а  убегает.

К и р и л л (Стеше). От сестры-то не отставай. Теперь твой черед погибели мне кликать.

С т е ш а. Живи… живи кому-то на радость.

Демид, бросив на жену многозначительный взгляд, удерживает сына. Все прочие уходят в глубь двора.

Д е м и д. Так вот враги заводятся. А разобраться — какие они враги? Просто обиженные люди.

К и р и л л. Осуждаешь меня?

Д е м и д. Себя ставлю на их место. Ты не пробовал?

К и р и л л. Резона не было.

Д е м и д. Теперь появился. (Властно приподняв подбородок сына.) За людей идешь воевать. За тех людей, которых обидел. Вот и подумай: стоило ли обижать? (Уходит.)

Кирилл один. Раздумывает, опустив голову. Затем проходит в глубь двора. Здесь все в сборе — гости и хозяева. Наяривает на гармошке Ждан. Ему подпевает Тоня. Веселая песня сменяется грустной, более подходящей ко времени.

С е м е н  С а в в и ч. Ночесь беляка во сне видел, который сеструху мою порушил. Явился злыдень — нагайкой свись! А лампа не гаснет. Лампа-то ярче да ярче! «Не усердствуй! — ему втолковываю. — Все одно не погасишь». Освирепел он, на меня кинулся. Тут Агаша вышла. «Не бойся его! — говорит. — Он сам себе враг». А нагайка змеей, змеей. Что ни замах, тот и по офицеру. Весь авторитет ему искровенила. Пал в корчах наземь, завыл. И я от того воя проснулся. Сон-то, выходит, вещий.

Стеша заплакала.

Б у р м и н. Не плачь, Степанида! Молчи, не сыпь соли на рану.

И Анна не удержалась. И у Тони глаза намокли.

С е м е н  С а в в и ч (шмыгая носом). Не войте, бабоньки! Не войте, родимые! Лампу-то он не загасит.

Б у р м и н. Есть примеры. Перед Наполеоном до самой Москвы пятились. Опосля жамкнули — мокрого места не осталось. То же и Адольфу уготовано.

Ф е д о р. Костьми ляжем — в родные края не допустим.

К и р и л л. Много сулишь. Ему не то что Сибири — Москвы не видать.

Д е м и д. Сыны-то какие… сыны-то у нас! А ты плачешь.

А н н а. Не плачу — слезы текут.

К и р и л л. Не слезы — сусло поточьте. Чтобы к победе пиво приспело.

Б у р м и н. А мне отказали. Куда, мол, с такими колесами? Будто из винтовки ногами стреляют.

С е м е н  С а в в и ч. Клешня изувечена… А то бы и я сгодился.

Д е м и д. Воевать рветесь… На земле-то кому хозяйничать? Страда на носу.

Б у р м и н. Самая главная страда там.

Д е м и д. Нет, друг, без провианта не навоюешь. А чтобы провиант был — землю обихоживать надо. Это, может, потрудней, чем из винтовки палить.

Т о н я (поет). «А завтра рано, чуть свето-оче-ек, заплачет вся моя семья…»

Ф е д о р. Лучше бы про любовь спела. Чего тоску наводить?

Ж д а н (матери). Вытри слезы, все будет, как надо.

А н н а. Глаза дымом ест.

Т и м о ф е й. Дым-то откуда? Дыма вроде и нет совсем.

С е м е н  С а в в и ч. Дым с войны. Тот дым самый едучий.

Д е м и д. Ну, сынки, подымем последнюю!

Т о н я. Уже?! (Кинулась к Федору.)

Выпили, вышли из-за стола, надели заплечные мешки.

Мгновение посидев, встали. Кирилл и Федор прошли под навес.

К и р и л л. Да, брат, не довел ты свою машину. С крыльями, значит?

Ф е д о р. Ага, с крыльями. Чтобы летала, плавала и по земле бегала.

К и р и л л. Если выживем — доведешь. Хочу, чтобы ты выжил. Такие, как ты, нужны… нужны.

Ф е д о р. Ну, заныл! На тебя не похоже.

К и р и л л. Стешка весь настрой сбила.

Т о н я (подошла к ним). Что же вы? Там подводу пригнали… Ждут.

К и р и л л. Сейчас. (Выходит.)

Т о н я (удерживая Федора). Погоди… Ох, сердце зашлось! (Взяла руку парня.) Слышишь, как колотится?