Дом Иова. Пьесы для чтения - Константин Маркович Поповский
Вербицкий (оторвавшись от газеты): Я посвятил ей четвертый сонет Шекспира. (Глядя в окно, негромко). Между прочим, вон идет Осип.
Брут (глядя в окно): Где?.. (Прижимая палец к губам): Тш-ш-ш-ш… Все молчат. (Скрывается за стойкой).
Эпизод 4
Звенит дверной колокольчик и в кафе появляется Осип. В руках его несколько книг, пачка газет и конвертов.
Осип (подходя к стойке бара и положив перед Брутом пачку квитанций): Ваши счета, господин Брут.
Брут (из-за коробок): Спасибо. Положи куда-нибудь.
Осип (положив на стол перед Вербицким газеты): А это ваши газеты.
Вербицкий: Спасибо, Осип.
Осип: Здравствуйте, господин Розенберг.
Розенберг (не отрываясь от шахмат): Добрый вечер, добрый вечер…
Осип (Бруту): Тереза у себя?.. Я принес ей книжки
Брут (появляясь): Ну-ка, ну-ка… (Взяв одну из книг, читает). Морсуа де Бирсиньяк. Искусство рыбной ловли. (Осипу). Ты что же это, собираешься обучать мою дочь искусству рыбной ловли?.. Не помню, чтобы она когда-нибудь высказывала интерес к этому предмету… А это что? (Взяв следующую книгу). Грамматика французского языка… Зачем ей грамматика французского языка, Осип? Вы что, собрались во Францию?
Осип: Она сказала, что хочет выучить французский.
Брут: А ты тут при чем? Разве ты француз?
Осип: Когда три года назад здесь разбился французский сухогруз, я помогал его команде и немного выучил французский.
Брут: Тогда скажи мне, как будет по-французски «смерть»?
Осип: "Морт".
Брут: Морт?.. (Вербицкому). Слышал, Вербицкий?.. "Смерть" по-французски будет "морт". (Осипу). Похоже, во Франции вы не пропадете… (Взяв в руки последнюю книгу). А это?.. Пролегомены ко всякой будущей метафизике, могущей появиться как наука. Сочинения господина Эммануила Канта. (Осипу). Ты не производишь впечатления человека, который получает наслаждение от таких книг, Осип, а уж Тереза и подавно. Тем не менее, если вы все-таки соберетесь во Францию, то сделайте, пожалуйста, одолжение, не забудьте взять с собой меня.
Осип: Непременно, господин Брут. (Подойдя к Гонзалесу, наклонившись, прямо в ухо). Видел что-нибудь?
Гонзалес мычит и отрицательно качает головой. Брут углубляется в изучение квитанций.
Смотри внимательно – и ящик пива твой.
Гонзалес мычит.
Розенберг (Осипу): Ты, правда, думаешь, что призраки станут шляться по улице тогда, когда еще не село солнце?.. Мне кажется, это немного не по правилам.
Осип (снимая куртку): Боюсь, вы недооцениваете моего отца, господин Розенберг. Если что-то можно сделать не по правилам, то он никогда не упустит такой возможности, уж будьте в этом уверены. (Вешает куртку на вешалку возле двери, затем возвращается и присаживается за свободный стол). Помните, как он вообразил, что может ходить по воде, словно Иисус Христос, и чуть не утонул?
Розенберг: Еще бы.
Осип (доставая колоду карт): А как он сломал руку старому Перегринусу, когда тот засомневался в этом?.. (Тасуя карты). Нет, господин Розенберг. Кто-кто, а уж он-то никогда не упустит возможности сделать все по-своему, даже если его пятки будет в это время лизать адское пламя. (Принимается раскладывать карты).
Розенберг (осторожно): Надеешься услышать от него что-нибудь стоящее?
Осип: А вы бы не надеялись?
Розенберг: Кто, я?.. Ну, не знаю. Наверное. Может быть.
Брут (тряся в воздухе квитанцией): Нет, это просто уму непостижимо!.. Двадцать пять процентов годовых!.. (Розенбергу). Ты слышал, Розенберг?.. Двадцать пять процентов!.. Ей-богу, посмотришь на все это, да, действительно, уедешь к лягушатникам! (Сердито). Может, кто-нибудь из вас все-таки посочувствует мне, черт бы вас всех подрал вместе с вашими газетами и шахматами!..
Розенберг: А мы, по-твоему, что делаем, Брут?.. (Нарочито постным голосом). Прими наши искренние соболезнования.
Вербицкий (из-под газеты): И мои тоже.
Осип: И мои, господин Брут.
Несколько мгновений Брут с отвращением рассматривает присутствующих. Небольшая пауза.
Брут (негромко, но с глубоким чувством): Мерзавцы…
Эпизод 5
Бандерес (появляясь из-за бархатного занавеса, держа в руке кий, театрально): Партия! (Машет своей черной шляпой, потом вновь надевает ее).
Николсен (в расстегнутой рубашке, мокрый, появляясь вслед за Бандересом): Это черт знает что, господа… Он играет, как молодой бог. И даже, наверное, лучше. Потому что Бог всегда имеет возможность незаметно сжулить, тогда как у господина Бандереса все зависит только от его собственного умения… В жизни не видел ничего подобного.
Розенберг: Я же вам говорил. Наше национальное достояние. (Бандересу). Ты когда-нибудь проигрывал, Бандерес?
Бандерес: Обижаешь.
Розенберг: Вот видите. Гений бильярда. Единственная в своем роде достопримечательность нашего города. Есть еще, правда, пожарная каланча прошлого века, но она, конечно, ни в какое сравнение с нашим гением не идет.
Николсен: Вы бы только видели его последний удар! Три борта луза и два шара одновременно с подскоком!.. Бог мой! (Бандересу). Вам следовало бы показывать свое искусство в столице. С вашим талантом, вы могли бы за пару лет легко сколотить себе приличное состояние.
Бандерес: Там, наверное, и без меня дураков хватает. (Бруту). Дайте-ка мне бутылочку кальвадоса, Брут.
Брут (мрачно): Кредит закрывается.
Бандерес: Ты что, смеешься?.. Это еще почему?
Брут: Потому. (Скрывается за стойкой и почти сразу появляется вновь). Если бы ты видел счета, которые я сегодня получил, то не спрашивал бы.
Бандерес: А при чем здесь счета, Брут? Я ведь прошу у тебя только бутылочку кальвадоса, а не счета.
Николсен и Розенберг негромко хихикают.
Брут (повышая голос): Кредит закрыт.
Вербицкий: Когда у нашего Брута случаются приступы жадности, это значит надо ждать перемены погоды.
Брут молча показывает ему большой палец руки.
(Морщась). Фу, Брут… И где вы только набрались этих прискорбных манер? (Прячется от Брута за открытой газетой).
Розенберг: Налей ему, Брут. Он хорошо сегодня играл.
Николсен: Не то слово.
Какое-то время Брут молча смотрит на Розенберга, затем повернувшись, снимает с полки бутылку кальвадоса и так же молча ставит ее на стойку бара вместе со стаканом.
Бандерес: Кредит возвращается.
Брут: Проваливай.
Бандерес (взяв бутылку и стакан, идет и садится за дальний столик, проходя мимо Осипа): Пойдем, выпьем.
Осип (раскладывая карты): Потом.
Брут: Вы еще меня вспомните, когда меня закроют за неуплату аренды, и вы будете сидеть в грязной забегаловке старого Перегринуса и давиться дешевым портвейном, который он разбавляет водопроводной водой!.. (Подошедшему Николсену). Что вам, господин Николсен?
Николсен: Пока вас еще не закрыли, налейте мне немного виски, господин Брут. (Поспешно). За наличные, разумеется. (Бросает на поверхность стойки несколько монет).
Брут молча наливает.
Спасибо. (Взяв стакан, медленно идет по сцене и затем останавливается у окна, глядя на догорающий закат). Солнце село.
Пауза.
(Отвернувшись от окна). Вы даже представить себе не можете, господа, как вам повезло, что вы живете здесь, вдали от большего города… Ни машин, ни полиции, ни галдящих толп. Когда я встаю утром и вижу над городом черное облако смога и слышу, как внизу гудят и громыхают тысячи машин, то мне кажется, что я попал в ад. А тут у вас море, песок, солнце… (Отойдя от окна, вновь медленно идет по сцене).
Пауза.
(Остановившись возле висящей на стене шарманки). Какая прелесть!.. Смотрю, и все никак не могу налюбоваться… Вы позволите, господин Брут?
Брут:
