Галина Щербакова - Будут неприятности (сборник)
– А я никогда не буду выкручиваться, – сказала Лена.
И она с важностью человека правого ушла из кухни в свою комнату, обычную маленькую комнату, в которой есть все приметы ее жизни, ее взросления. Тут еще и куклы, но уже и полочка с дисками и кассетами. В центре комнаты – пианино. На плечиках, за дверью, косо висит уже не первого года школьная форма с отглаженным пионерским галстуком. Видавший виды заяц с оторванным ухом на диване, а над ним на полстены портрет Высоцкого. Над диванчиком рядом с Высоцким – избирательный плакат с портретом матери. Все в этой портретной матери безупречно – прическа, выражение лица. На другой стене домашняя «стенгазета», посвященная дню рождения. На ней много фотографий с шутливыми надписями.
Лена в детском зарешеченном манежике. «Детка в клетке».
Лену принимают в пионеры. «Одним сборщиком макулатуры больше».
Лена одиноко и задумчиво сидит на берегу. «Ушла в себя от ответственности».
Лена – вожатая. «Если ничего не умеешь – воспитывай других!»
Маленькая Лена с большой собакой. «Когда я вырасту, я тоже буду собакой».
В самом низу фотография распластанного на земле с фотоаппаратом отца: «Придворный фотописец Ленкиной жизни, вечно телопреклоненный папа».
Заговорщицки подмигнув Высоцкому, Лена открыла крышку пианино. Стоя, резко и уверенно взяла вызывающие аккорды одной из его известных песен, но тут же пальцы, будто независимо от нее, перешли на нежную мелодию. Лена ногой придвинула круглый, вертящийся стульчик, села на краешек, продолжает играть свое, любимое, как бы иллюстрируя все увиденное нами в комнате, вместе со «стенгазетой».
И тут снова зазвонил на кухне телефон. Мать, тяжело вздохнув: «Когда же этому конец», – взяла трубку.
– Да, – сказала она вежливо и строго, но мы видим, как темнеет ее лицо, как холодеют глаза.
Голос по телефону:
– Судишь? Всех судишь? Разводишь-сводишь! А муж твой давно от тебя бегает… Судья народный, беспородный, баба ты брошенная! Так тебе и надо… Отольются тебе чужие слезы…
Мать гневно бросила трубку. Стоит молча, смотрит на себя в зеркало, будто пытаясь что-то понять.
– Что с тобой? Кто это был? – спрашивает Лена, появляясь в дверях.
– Что ты ко мне пристаешь? Кто? Что? Кому? Делом занялась, ну и играй! – кричит мать и автоматически продолжает хозяйственные дела. Но телефонный звонок сделал свое дело, закаменил ее, и это видит Лена.
– Мам! Ничего не случилось? – сочувственно спрашивает она. – У тебя руки дрожат.
Застыла мать, но тут же встряхнулась.
– Абсолютно ничего! – твердо сказала она. Взяла с подоконника кастрюльку с только что сваренной кашей для Капрала и выбросила ее в помойное ведро. Как-то по-человечески обиженно тявкнул пес, а мать растерянно, непонимающе спросила:
– Что это я делаю? А? Что это я делаю? С ума я сошла, что ли?
Лена недоуменно слушает этот непривычный растерянный материн голос.
– Ну, успокойся, Капрал, успокойся, – говорит собаке мать. – Видишь, не вся твоя каша пропала, чуток осталось. Я тебе еще сварю, нечего так уж на меня обижаться, ты тоже не всегда бываешь прав.
Она взяла помойное ведро и понесла его к мусоропроводу. И снова раздался телефонный звонок. Вздохнув тяжело, Лена взяла трубку.
– Да! – крикнула она материнским голосом. Она слушает, что ей говорят. Лицо ее делается испуганным, как у малого ребенка.
Голос по телефону:
– Слышь, судиха? Я из окна их вижу. Как твой благоверный ее за тоненькие плечи держит. Парк «Дубки». Можешь съездить и посмотреть. А потом сама себя и разводи, если ты такая справедливая!
– Снова кто-то бросил в мусоропровод коробку от торта. Ну что за люди? Что за люди? – это мать вернулась на кухню с пустым ведром.
Она увидела в руках у дочери трубку. Лена тут же нажала на рычаг.
– Кто? – испуганно спросила мать. – Кто звонил?
– Никто, – ответила Лена. – Это я Митьке звонила. Не отвечает…
Лена вернулась в свою комнату, закусила косичку. Подошла к окну, постучала зачем-то кулаком по подоконнику, потом села за пианино. Посмотрела на часы.
– Мам! А папа скоро придет? – крикнула в кухню.
– Я совсем забыла. У них комиссия из министерства, может задержаться, – ответила мать. Лицо у нее искажено болью, но говорит она бодро, как у нее это принято.
– Я погуляю с Капралом? – спросила Лена, еле сдерживая слезы.
– Давай! – обрадовалась мать. – А я ему снова кашу буду варить. Как это я ее выкинула?
У подъезда Лену ждал мальчик.
– До вас невозможно дозвониться, – сказал он. – Тогда я стал вызывать тебя мысленно, и вот ты вышла… Правда, здорово? Я повторял: пусть она выйдет! Пусть она выйдет! Пусть выйдет! И ты вышла. Потрясающе!
– Не ходи сейчас за мной, – сказала Лена. – У меня важное дело.
– Ну и что? Делай свое дело, а я буду гулять рядом!
– Уходи! – кричит Лена. – Чего приперся! Я тебя звала?
– Я тебя звал, – упрямо сказал мальчик, – и ты вышла.
– Я вышла по своим делам, – чеканит Лена. – Все! Иди!
– Но почему? – не понимает мальчик.
– По кочану! – ответила Лена и постучала кулаком по голове. – Ариведерчи!
Лена с Капралом гуляет по парку «Дубки». Пес резвится на траве. Лена, помахивая поводком, внимательно смотрит вокруг. Она ищет. Это видно по нервно закушенной косичке, по близоруко сощуренным глазам.
Капрал подбежал, лизнул ей руку и снова умчался, вспугнув воробьев.
А потом Лена услышала его радостное повизгивание и призывный лай. Прыгнув через газон, другой, раздвинув кустарник, Лена оказалась на параллельной аллее. Капрал визжал и прыгал вокруг отца, а по аллее стремительно уходила от него женщина. Она шла так быстро, что за ней едва поспевал яркий, в белый горох, малиновый шарф. Лена увидела, как она убежала и скрылась за поворотом. Капрал подпрыгнул и радостно, как знакомой, залаял ей вслед.
– Это Ольга Николаевна? – спросила отца Лена. И утвердительно повторила: – Это Ольга Николаевна. Ей этот шарф родители подарили на Восьмое марта. Японский.
– Ты откуда здесь взялась, прелестное дитя?
– А что, мне тут нельзя? – ответила Лена, ударяя на слове «тут».
– «Тут» – далеко от дома, – отвечает отец.
– Три копейки за трамвайный билет, а собака зайцем, – говорит Лена. – А вот как ты тут оказался?
– Видишь здание? Это наше министерство… У нас с ним всякие отношения.
Лена посмотрела – действительно, в большом доме, который виднелся невдалеке, было министерство, в котором отец часто бывал. И идти отцу к трамваю можно было только этой дорогой, через «Дубки». Отец посмотрел на ее задумчивое, нахмуренное лицо и засмеялся. Лена недоуменно пожала плечами.
– Чего веселишься?
– Во-первых, чудная погода. Во-вторых, я вижу тебя, что мне всегда радостно. В-третьих…
– А в-третьих?
– А в-третьих… Жить очень хорошо, дочка! Ты пока этого еще не понимаешь…
– Почему это я не понимаю?
– По-настоящему это приходит позже… С сединами. Вдруг – раз… И видишь… Дышать – это радость… Собака – тоже радость. Усталость от работы – даже больше, чем радость… Музыка…
– А Ольга Николаевна… Она… Что тут делала?
– Ольга Николаевна шла на концерт…. И мы с ней поболтали… И это тоже радость…. Разговор с милым, хорошим человеком.
– Ничего она не милая…
– Ты же всегда сама это говорила…
– Мало ли…
– Она хорошая, – повторил отец. – И о тебе она говорит очень хорошо.
Лена не знает, что ей на это сказать.
– А мы сегодня стали всем на улице говорить «здрассте»… Hac не поняли, – сообщила она.
– Ну и дураки те, что не поняли… Мне лично это нравится…
Навстречу им шла дама с собачкой. Отец приподнял шляпу и вежливо поклонился.
Дама фыркнула и свернула в аллею. Лена засмеялась.
– Тебя тоже не поняли, – сказала она. – Так тебе и надо!
Им хорошо вместе, но Лена помнит о звонке, и мучительная складка по-прежнему перерезает ей лоб.
– А тебе не кажется странным, что разные люди вдруг неожиданно оказываются почему-то в одной точке земли? – спрашивает она.
– Ты про что? – Но отец понял, про что спрашивала дочь.
– Про тебя и Ольгу Николаевну, – спокойно и терпеливо объясняет Лена.
– Так бывает… Капрал тебя потянул за поводок, ты себя в трамвай, а тут шел я…
– А Ольга Николаевна?
– Она имеет право ходить, где хочет, – вдруг жестко сказал отец.
И эта его жесткость почти успокоила девочку, она посмотрела на отца – совсем обычный, разве что какой-то молодой. Так он и на самом деле еще не старый.
– Ты молодой, – как-то задумчиво сказала она ему. Глаза отца засветились, он прижал к себе дочь.
– Какая осень, а? Дымком тянет!
– Куда тянет? – с иронией спросила Лена.
Отец стал играть с Капралом, а Лена смотрела и думала о том, что отец ей и нравится и не нравится сразу. Запутаешься с этими взрослыми, прыгающими на траве, как мальчишки.
