Фридрих Дюрренматт - Собрание сочинений в пяти томах. Том 5. Пьесы и радиопьесы

Авгий (звонит в колокольчик). Тихо!

Молчание.

Пятый парламентарий. Время не терпит.

Шестой парламентарий. Позор!

Седьмой парламентарий. Надо принять меры.

Восьмой парламентарий. Какие?

Девятый парламентарий. Понятия не имею.

Десятый парламентарий. Не то мы провоняем. Насквозь.

Остальные парламентарии. Насквозь.

Авгий (звонит в колокольчик). Тихо!

Молчание.

Первый парламентарий. Против судьбы не попрешь.

Остальные парламентарии. Не попрешь.

Молчание.

Авгий (звонит в колокольчик). Мужи Элиды!

Третий парламентарий. Слушайте президента Авгия!

Остальные. Послушаем.

Авгий. У меня есть идея!

Молчание.

Все. Идея?

Авгий. Неожиданная идея.

Молчание.

Четвертый парламентарий. Я даже испугался.

Молчание.

Все. Говори.

Молчание.

Авгий. Мужи Элиды! Нам, по-моему, необходимо избавиться от навоза. Среди нас нет таких, кто бы не выступил против навоза. Более того, из всех греков мы, жители Элиды, самые непримиримые враги навоза.

Все. Правильно.

Авгий. Однако есть разница между показной и радикальной уборкой. Если мы освободимся от навоза лишь частично, он через год вновь поднимется до нынешнего уровня, а то и выше, если учесть нашу производительность. Поэтому я за радикальную уборку.

Все. Правильно!

Пятый парламентарий. Итак, долой навоз!

Все. Долой навоз!

Авгий. Долой навоз! Это — великие слова. Мы — подлинная демократия и стоим на пороге решительного обновления государства. Задача, поставленная перед нами, столь ответственна, что нам необходимо выбрать Верховного ассенизатора, если мы всерьез хотим ее выполнить. Правда, с другой стороны, мы подвергаем угрозе нашу свободу. Дерьма не будет, а Верховный ассенизатор останется, и удастся ли нам его тоже убрать — большой вопрос. История нас учит, что верховные ассенизаторы всегда остаются. Но нам грозит и еще большая опасность. Если мы займемся уборкой навоза, у нас не останется времени для ухода за коровами, производство сыра и масла снизится, экспорт сократится. Убытки превысят всю пользу от этой затеи.

Девятый и десятый парламентарии. Убытки.

Остальные. Пусть за уборку платят богатые.

Шестой парламентарий. От них больше всего навоза.

Девятый и десятый парламентарии. С нас и так дерут налоги.

Остальные. Пусть уберут навоз, и весь разговор.

Авгий. Мужи Элиды! Я перехожу к своей идее. На последнем Совете Правителей в Аркадии говорилось о каком-то Геркулесе, которого называют Спасителем отчизны от нечисти. Он-то нам и нужен для спасения от нечисти или нечистот, что одно и то же. Я хочу написать ему письмо. Мы ему предложим приличный гонорар и оплатим издержки. Пока мы будем смотреть за скотом, он сможет приступить к работе. Таким образом нам уборка обойдется дешево.

Все. Дешево!

Седьмой парламентарий. Вот именно. Так мы и сделаем.

Все. Правильно!

Авгий и десять членов парламента снова погружаются в навоз.

Сверху на помост опускается фасад античного здания.

Справа появляется письмоносец Лихас.

Лихас. Меня зовут Лихас. Мой почтовый участок в Фивах — Кадмея. Я должен отнести нашему национальному герою Геркулесу, проживающему по улице Кадма, тридцать четыре, заказное письмо от Авгия. Следовательно, я — письмоносец. И еще какой письмоносец! На свете много выдающихся царей, много выдающихся полководцев, много выдающихся артистов и даже много гениев, но выдающийся письмоносец только один. Это я. И, надеюсь, вам не покажется нескромным мое утверждение, что я представляю собой, так сказать, основной персонаж этой пьесы, хотя появляюсь в ней всего лишь раз, а именно — теперь. Все дело в том, что я — тот самый классический вестник беды, который, спустя несколько лет после эпизода с Авгиевыми конюшнями, передаст Геркулесу знаменитую посылку с рубашкой Несса. Это случится на острове Эвбея, куда меня к тому времени переведут по распоряжению почтового ведомства. Отправитель: Деянира. Место назначения — постоялый двор в предгорье Кениона. Впрочем, сама по себе рубашка была белоснежной, ничто не указывало на то, что она пропитана черной кровью кентавра. Я-то думал — рубашка есть рубашка, и передал посылку. Сейчас я вам покажу, как все это происходило.

Сверху прямо в руки Лихаса падает пакет.

Полдень. Небо серебристого цвета, пасмурное. Январь. Холодно. Относительно холодно.

Смена освещения. Фасад становится прозрачным и призрачным. Справа на сцену вдвигается могильный холм Филея — куча земли, увенчанная разбитым шлемом и пропитанным кровью элидийским одеянием с порванными свадебными лентами.

Направляюсь я, значит, к гостинице, прохожу мимо кургана Филея. (Поднимает с холма шлем, показывает его публике.) С сыном Авгия вы уже знакомы. Молодой человек отыскал наконец Геркулеса, вызвал его на дуэль, ну а потом останки его сгребли… (Кладет на место шлем.) Дохожу до дверей, звоню. (Дергает за звонок, но звонка не слышно.) Дверь отворяет Иола, дочка Авгия, ее вы тоже знаете. Отворяет, как ни в чем не бывало. Будто не ее брата убили. Та самая Иола, к которой ревнует Деянира.

Иола отворяет дверь.

В прозрачном одеянии, увешанная драгоценностями. Конечно, все это подарки Геркулеса, который захватом города Ойхалия поправил наконец свои дела. А ведь эта потаскуха еще недавно ходила в лохмотьях, босая. Я говорю ей: примите почту, барышня, посылку нашему национальному герою от его супруги. Она принимает посылку и исчезает.

Иола запирает дверь.

(Садится на помост слева, возле двери.) Исчезает. Видели? Ни слова не сказала, только улыбнулась. И при этом глянула на меня глазами косули. Нежно и невинно. (Достает из-за фасада дома кувшин с вином.) Я, конечно, мог сразу уйти. Но остался. К сожалению. Пью, значит. (Пьет.) Слышу, как там, на постоялом дворе, смеется Иола.

Слышен задорный смех.

Но вдруг все замолкает.

Тишина.

Вот тут-то Геркулес меня и сцапает. Сейчас появится в дверях.

Дверь распахивается, появляется Геркулес. Он весь в крови.

Геркулес. Смотрите все на меня, смотрите и ужасайтесь!

Лихас. Он пропал. Черная кровь Несса уже разъела его тело.

Темно. Виден лишь Лихас.

(Устремляется вперед, глядя в публику.) Теперь понятно, почему одним мощным движением он запустил меня ввысь. Понятно, хотя и несправедливо. Впрочем, мой стремительный полет открыл передо мной картину поистине грандиозную. Сверху была видна вся Греция. Акрополь казался крохотным кубиком, Олимп — засахаренной норкой крота. И я чрезвычайно горд за нашу прекрасную, еще не целиком охваченную нашим почтовым ведомством, родину. А дальше вот что. Я падаю. Но, дамы и господа, я лучше избавлю вас от этого зрелища. Все дальнейшее — чисто почтовое мероприятие, предпринятое над моей особой. И эта посылка прибыла к месту назначения. В преисподнюю. Пятый круг. Отделение для болтунов. Я был несколько удивлен, должен признаться. Хотя и далек от критики. Но не было ли это ошибкой главного почтового управления?

Сцена вновь освещается, виден фасад.

Могильный курган Филея отъезжает вправо.

Но я забежал вперед. Надо вернуться в Фивы, к дому нашего национального героя по улице Кадма, тридцать четыре. Передадим ему письмо Авгия. Вот оно, это письмо. (Подымает руку с письмом.) Поистине роковая весть. (Опускает руку с письмом.) Дамы и господа, я знаю, что вы сейчас обо мне думаете. Но это ошибка. Тайна переписки есть тайна переписки. Это кредо нашей почты, в том числе и мое кредо. И дело не только в том, что я снова заклеиваю каждое прочитанное мною письмо, но и в том, что я читаю их не как частное лицо, а исключительно по соображениям почтово-психологическим. Ведь наше почтовое управление наряду с прекрасным вкусом и художественным чутьем — достаточно указать на выпускаемые нами юбилейные марки — обладает также и большим тактом. Но именно такт требует знакомства с содержанием всех почтовых отправлений. Представьте себе, что я вручаю какое-то очень печальное сообщение и при этом напеваю веселую песню. Или, наоборот, я прихожу с радостным известием, а лицо мое выражает грусть. Такая бесчеловечность была бы просто губительной. Однако тс-с! Больше ни слова о письме, которое я сейчас вручу. (Подходит к двери, чтобы позвонить, но вновь оборачивается к публике.) Скажу лишь одно: оно очень неприятное. И не только с точки зрения стиля. Ведь элидийцы явно понимают термин «спаситель отчизны от нечисти» слишком буквально, как «спаситель от нечистот». Такое обращение может лишь обидеть Геркулеса, да и не его одного: вся нация почувствует себя оскорбленной, если письмо это станет известным. Я просто побелел, когда ознакомился с его содержанием. И не только я один, но и моя жена, а также пекарь Антипоин, мясник Ликимний, столяр Мирмион, жестянщик Офельт, виноторговец Крот, трактирщик Ойней, полицейский Триоп, боксер Мероп, жрец Панопей, гетера Пирена — между прочим, очень недорогая и вполне чистоплотная, поет, танцует, прекрасно читает стихи, особенно классиков, наше почтовое отделение ее горячо рекомендует (Центральный городской ров, шестнадцать.) Короче говоря — все прочитавшие письмо были возмущены. Но это строго между нами. Я — письмоносец. Мое дело разносить письма и вручать их без комментариев, а не оплакивать судьбы мира. (Звонит.)