Петр Киле - Утро дней. Сцены из истории Санкт-Петербурга
Арина Родионовна уходит; Пушкин усаживается у печки. В сполохах света по стенам и потолку проступают фигурки муз, пребывающие в беспрестанном движении и где-то в вышине.
П у ш к и нСмерть Александра. Новые надежды,Им преданные, вспыхнули у нас.Наполеоном вызван к поединку,Россией вознесен к великой славе,Что он свершил для мира и страны?В жандарма над Европой превратился,Всю мощь имперьи истощив напрасно.Но есть всему конец. О, провиденье!Присяга Константину, что в Варшаве,Наместник Польши, словно в ссылке жил,И тут же странный слух об отреченьи,И речи о присяге Николаю, -Переворот дворцовый налицо.А им-то нет числа у нас, в России,И трон захватывал не самый лучший,Народ же присягал и самозванцу.Итак, друзья мои, вы за кого,Когда один другого стоит, верно?Ужель самодержавие - долой?!Какой же клич вы бросили в народ?Или взялись вершить его судьбою,Как заговорщики у трона?
1-я м у з аТревога в нем растет. Не за себя.Он полон мыслей о судьбе народнойИ о друзьях, не в силах к ним примкнуть.
2-я м у з аТрагедией своей он занят?
1-я м у з а Нет.Иная разыгралась, словно буря,На берегах Невы, реки державной.
2-я м у з аПотоп ли прошлогодний повторился?
3-я м у з аТо было лишь знаменьем, может быть.
1-я м у з аПрисяга Константину - без негоВ столице; тут же отреченьеИ новая присяга - НиколаюСмутили многих. Часть полков гвардейскихСо спущенными флагами прошлаНа площадь у Сената, и там собралсяНарод, прознать желая, что к чему.
3-я м у з аУ Зимнего дворца к народу вышелВеликий князь и царь наполовину;Смущенный, зачитал он манифестО собственном восшествии на трон,Поскольку брат отрекся от престолаИ волею покойного царя.
1-я м у з аКак тихо и протяжно он читал,Молился словно и просил поддержки,Не ведая еще, насколько бунтЗатронул государство и потряс.
3-я м у з аЗакончив чтенье он взмахнул рукою,И закричали многие "Ура!",Но были и такие, что молчалиПеред лицом царя иль говорили:"Нет, погоди. Ишь мягонький какой.Идем-ка мы к Сенату. То-то будет!"
П о э тО, музы милые, в каком смятеньиВы носитесь меж небом и землей!Фантазиям моим могу ль я верить?Иль это сон встревоженной души?
Х о р м у зУ строящейся церкви на заборе,На штабелях гранитных глыб и дров Волнуется людское море, Ликуя, без оков.Теснимая полицией и войском,Уж присягнувших новому царю,Толпа, отхлынувши, в напоре стойком, Как волны вновь о берег бьют.А там недвижим, словно остров в море,Часть малая гвардейцев в стройном строе, С сиянием знамен, как на заре, Стоят восставшие в каре.Картина дивная, как неба своды. Она влечет сердцаПредчувствием неведомой свободы И смертного конца.Восставших окружили верные войска.Вот кавалерия бросается в атаку И прочь уносится со страху:Рубить своих? Да и каре в штыках. Стреляли же солдаты вверх, В своих стрелять - ведь это грех.Великий князь и царь наполовину,Явившись сам на площадь, видит всю картину. Сочувствие к злодеям все растет В войсках, в народе - настает Судьбы решенье. Опасно промедленье. Вожди восставших смущены. "Мы знали, будем сметены, - Рылеев говорил. - Огонь свободы Да воспылает через годы. А мы погибнем на заре, Сомкнувшись в славное каре."Из свиты государя некто с речьюПред ним предстал: "Рассеять всех картечью!"- "Кровь подданных - и в первый ж день?" -С сомненьи царь. "Империя - взамен!" Готовы пушки. Целиться не надо. Стреляй в упор в каре. И канонадаВсю площадь потрясла, как страшный сон, И по Неве пронесся гулкий стон.Вся площадь, лед реки, как поле брани:Тела повсюду - кто убит, кто ранен. Враги ль они? Свои!Порыв к свободе, благо - все в крови.Не будет, верно, у народа счастья Под дланью самовластья.
П о э т (глядя на потухающие угли)Что ж это было? Сон? Виденье? Грезы?Теперь же аресты идут, и казньЗлодеев ждет. Придут ведь и за мною.Едва коснувшись лиры, я восславилЛюбовь, свободу, красоту земнуюИ ссылкой поплатился, как преступник.Избегнувши Сибири, Соловков,На виселицу я взойду, пожалуй.Овидий и Шенье, поэтов участьМеня постигнет, вечно повторяясь?О, нет! Не жду я участи благой,Но пусть судьба моя моей лишь будет,Как песни, что пою я, Мусагет.
Сцена 5
Михайловское, в ночь с 3 на 4 сентября 1826 года. Арина Родионовна и Пушкин, только что пришедший из Тригорского.
Н я н яТы весел. Рада за тебя. МолитвыМои услышал Бог.
П у ш к и н О чем егоТы, старая, просила?
Н я н я В срок узнаешь.Не хочешь ли чего покушать?
П у ш к и н Нет, нет.Укладывайся спать. Я почитаю.Не клонит в сон. Я все чего-то жду.
Няня, перекрестив его, уходит.
Я весел? От отчаянья такого,Какого и не помню. Здесь предел.Со дна его я весел поднимаюсь,Как только мысль, откуда ни возьмись,Засветится с прорывом в вдохновенье.Поэзия, как ангел-утешитель,Спасала и спасает раз за разом. ( Садится к столу и срывается.)Весь год в предчувствии событий грозныхРаботой над трагедией я жил.К несчастью, не ошибся. Я пророк.Мне мнилось также, год всего пройдет:Среди друзей я буду. В новой ссылке?На виселице? Что ж готовит рок?В тревожном ожиданьи пребывая,Не будучи замешан в бунте явно,Не ведая вины какой иной,Прошенье подал новому царю,С подпиской не противоречить ходуВещей и дел в Российском государстве.Но ныне, после казни пятерых,Бессмысленной жестокости царя,Перо б не повернулось у меня.Чего мне ждать? Повешены друзья.Ну , что ж, судьба их все-таки завидна.Ужасна участь ста и двадцатиПриговоренных к каторге и ссылке,Друзей моих, товарищей из лучших.И как я уцелел? Иль в небесахЗачли шесть лет в мои-то двадцать шесть?Что ж делать мне? Здесь бездна, и в нееВ отчаяньи проваливаюсь я.Бывало, угодишь в седую древностьВостока, Греции или Руси;Вновь к жизни возвращаясь, словно Феникс,Из мифов выносил я песнопенья,Судьбой сродни пророкам и певцам.И в том мне мука, высшая награда,Отрада дивная, как и в любви.
Н я н я (входя в беспокойстве). Да ты не спишь?
Н и к и т а (заглядывая в дверь). Вас спрашивают.