Сергей Носов - Выпуск 3. Новая петербургская драматургия

НАГИМ. Может быть, действительно… да… это танки.

БЕТСИ. Закройте дверь! Там замок! (Нагим, помедлив, щелкает замком.) И идите сюда! Сюда!

Нагим подходит, садится рядом. Молча слушают. Гул медленно нарастает. Бетси начинает дрожать.

БЕТСИ. Расскажите что-нибудь. Ну? Да рассказывайте же!

НАГИМ. О чем?

БЕТСИ. О чем угодно! О… матери своей. Как вы говорите? Что за медальон? А ну?

Снимает с Нагима медальон.

БЕТСИ. Замечательная фотография… А что это у нее так широко глаза… Так она умерла? Давно?

НАГИМ. Десять лет… девять, в ноябре, четвертого ноября. Рак.

БЕТСИ. Да, это ужасно. И моя мать тоже… И что? Вы не свистели в доме? Нет? А я свистела. А потом плакала. Да. Ну, рассказывайте, что ли!

НАГИМ. Я любил лепешки…

БЕТСИ. Ну? И что? Лепешки… Из чего?

НАГИМ. Из муки.

БЕТСИ. Что же вы рассказываете? Разве так рассказывают? (Прислушивается. Дрожь ее передается Нагиму.) Оказывается вы совсем не можете рассказывать истории… (Прислушивается. Гул моторов.) Вот! Слушайте. Эту историю я никому не рассказывала… (Прислушивается.) Мне было семь лет, и к нам на каникулы приехал мой двоюродный брат… Он учился в Эдинбурге, в университете… Однажды мы смеялись, играли… я сидела у него на коленях… И мы вдруг все поняли… сразу… Все!.. Он так смутился… так смутился и ушел, убежал… И уехал вечерним поездом… Как я рыдала о нем!.. Я любила только его… Всю жизнь… одного его любила! Да!..

Встает, подходит к окну, поднимает жалюзи.

БЕТСИ. Да! Только его!

Подходит ко второму окну, также поднимает жалюзи.

БЕТСИ. Его!

Распахивает двери. Гул нарастает.

БЕТСИ. Пусть все танки на свете… приползут, воя и скрежеща… к моим ногам, моему лону, твоим рукам… Пусть все самолеты мира… прилетят с хищным клекотом на праздник моего рта. Пусть… Моя рука в твоих волосах. Мои глаза в небе. Мы одни встретим их… Мы одни.

Громадная голая сцена — с колосниками, без кулис. Во все стороны разбегаются лестнички, двери, указатели, пожарные краны, старые декорации — как будто громадная рука мгновенно содрала видимость жизни и проявился тупик.

Затем вдруг падает темнота на место действия — душная тропическая ночь — проступают куски звездного неба, гул авиационных турбин вдали, огоньки самолетов совсем вдали заняты своими делами — выруливают на взлет, подруливают после посадки.

Одетая бетоном земля кажется надежней, человек стоит на ней так жестко, что кажется — чуть оттолкнется носком ноги и медленно, тяжело начнет вся планета раскручиваться, поворачивая этого человека вокруг его оси.

Одетая в белый костюм и красную блузку с черной сумочкой через плечо, входит Дини.

С другой стороны появляется Капитан. Кобура его на животе и расстегнута.

КАПИТАН. С возвращением вас, Дини.

ДИНИ (пауза). Спасибо.

КАПИТАН. О, как вас там изменили в Европе!

Дини продолжает всматриваться в Капитана, как будто в неуверенности — его ли видит?

ДИНИ. Меня?

КАПИТАН. Ну, это… (Делает круг рукой.) оболочку. Это они мастера.

ДИНИ. Вы меня встречаете?

КАПИТАН. Да.

Пауза.

ДИНИ. А кто вы теперь?

КАПИТАН (смеется). Я? Как и был — начальник личной охраны президента. (Шутливо козыряет.) Звание — капитан.

ДИНИ. Какого президента?

КАПИТАН. За этот день, пока был закрыт аэропорт, произошло много перемен. Вы, наверное, знаете, что наш генерал стал исполнять обязанности президента. Страну нельзя было оставлять без власти, и он согласился. А министр экономики оказался замешанным в заговоре. Его будет судить военный трибунал. (Вздыхает.) Многие головы полетели.

ДИНИ. Как же это вы… как это случилось, капитан? Почему?

КАПИТАН. Вы знаете, Дини, мне самому до сих пор не все понятно. Доктор Мрури — вы, видимо, слышали — он руководил Союзом за освобождение народа. Это такая организация, где были молодые офицеры и… как их назвать? учителя, врачи, связисты — мелкая буржуазия. И доктор Мрури в последний момент, перед самым их выступлением, вдруг приезжает к господину президенту и во всем сознается. Представляете? Господин президент его простил — вот это мне совершенно непонятно, это при мне было — и отправил домой. По пути доктора Мрури убивают заговорщики: пуля пробила ветровое стекло прямо передо мной и поцеловала его в висок. (Вздыхает.) Когда я вернулся во дворец — и там все было кончено: в комнате для приемов господин президент неосторожно подошел к окну, и его застрелили. Три пули: в голову, в сердце и в спину. Ужасно.

Пауза.

ДИНИ. Его уже похоронили?

КАПИТАН. Да, похоронили. Назвали центральную площадь его именем. У мэрии.

ДИНИ. Разве это центральная?

КАПИТАН. Это центр старого города. Неужели вы не помните?

ДИНИ. Помню.

КАПИТАН. Вот… Но жить надо продолжать, что уж тут? Надо продолжать его дело.

ДИНИ. А жена доктора Мрури, миссис Мрури?

КАПИТАН. Она уже в Европе. Сразу улетела. Гражданство у нее было английское, поэтому… А вообще вы — молодец, что вернулись, ДИНИ. Просто молодчина. Мы, откровенно говоря, и не надеялись.

ДИНИ. А почему бы мне не вернуться?

КАПИТАН. Действительно — почему? Не подыхать же, простите, с голоду на чужбине. И так переносите все спокойно. Молодец.

ДИНИ. Он что-нибудь сказал или сразу умер?

КАПИТАН. Сразу. Я же говорю: в голову, в сердце и в спину.

ДИНИ. А генерал ничего не говорил обо мне?

КАПИТАН. Генерал?.. Генерал говорит: пусть Дини возвращается во дворец. Пусть живет там, как вдова президента. Вы же знаете генерала, он добрый человек. С ним можно ладить. Но если уж он чего-то захочет…

ДИНИ. Разве может хотеть камень.

Пауза.

КАПИТАН. Ай-яй-яй, ДИНИ… О президенте в наше время такое вслух говорить… можно только со мной!

ДИНИ (тихо). С вами?

КАПИТАН. Да, ДИНИ… (Начиная дышать, тянет к ней руку, скользит рукой от плеча вниз.) А ты ведь как будто его любила, а? Нашего старичка?

ДИНИ. Я и сейчас люблю.

КАПИТАН. Вот!.. (Отходит на два шага.) И здесь ты молодец! Готов тебе поверить… готов… Но спать с тобой рядом я еще долго не решусь. Знаешь, я люблю просыпаться… Дай-ка я тебя потрогаю.

Подходит, целует ее.

КАПИТАН (вполголоса). А потом я тебе расскажу историю, от которой нам обоим будет всегда хотеться… Понимаешь? Наши хищные звериные души… А! Как ты кричала! С ним! ночами! А я грыз руку! И охранял! И сторожил!.. И две пули!.. вот здесь, смотри!..

Расстегивает защитную рубашку, открывая живот. Дини опускает руку в сумочку и стреляет из нее два раза. Капитан корчится, держась за живот, идет на нее.

КАПИТАН. Нет… Не может быть… не надо… Я не жил… Я не жил еще!.. Нет!

Тянется к Дини, цепляет ее руками. Она еще раз стреляет в упор. Он падает.

Постепенно свет, выделяющий две фигуры — мертвого капитана и обессиленно стоящую на коленях Дини — становится ярче и ярче. Он тем нестерпимее для глаза, чем чернее окружающая ночь. Гул авиационных турбин также усиливается, доходя в форсаже до болевого ощущения.

ГОЛОС АЛИ…Потемнело небо. Песчаная буря ворвалась в город из пустыни. В считанные минуты он оказался погребенным вместе со всеми жителями. Один только сын купца ничего не видел и не слышал. Он плакал.

— Ты не боишься меня? — вдруг услышал он хриплый голос. Как будто столетие голос молчал, а теперь заскрипел, заскрежетал.

— Кто ты? Где? — спросил сын купца.

— Я — это ты. И весь город уместился под моей подошвой. Приказывай. Я слушаю и повинуюсь.

— Я хочу… — начал юноша и замолчал.

— Слушаю, — повторил див.

— Я хочу узнать, для чего живем я и ты. Для чего заклинанье на браслете. Я хочу знать мысли Того, кто нами руководит.

Див молчал.

— Я жду, — сказал сын купца.

— Твои слова мучают меня, — сказал див. — Не надо этого знать! Не надо.

— Но Он дал мне способность мыслить и дал тебя, чтобы ты выполнял мои желания, — сказал сын купца. — И Он не поставил предела, — значит Он хочет слышать мои вопросы!