Иван Буковчан - Антология современной словацкой драматургии

РИЕЧАН. Военный врач на призывном пункте мне сказал… сердце — это всего-навсего мышца, мышца — и ничего более. Да, странный, господи, какой странный! Слишком много всего странного. И то, что в моем доме играет пианино. Странная вещь!

ЛАНЧАРИЧ (входит). Мештерко, мне надо вам кое-что сообщить.

РИЕЧАН. Что именно, Волент?

ЛАНЧАРИЧ. Пойдемте-ка ко мне, устроим у меня один большой дебатшаг, то есть разговор. (Хватает Филадельфи.) Слушай, ты, Филадельфи, ступай-ка ты домой, выпей чашечку лимонада… ложись в постель и не будоражь уважаемых людей… Ступай!

ФИЛАДЕЛЬФИ. Домой? Меня уже опять мучает жажда. Пойду-ка я приземлюсь в ресторане «Централ». Вы мне здорово поднадоели, господа! Слышите? За мостом гудит поезд. Боже, как мне тоскливо! Поезд исчезает, гудит, мои глаза увлажняются от слез, и мысленно я читаю Байрона.

В мясной лавке.

РИЕЧАН. Ну, говори, что у тебя нового? Достал табак?

ЛАНЧАРИЧ. Достал. Но у меня есть кое-что и поинтереснее.

РИЕЧАН. Продать?

ЛАНЧАРИЧ. Перво-наперво я кое о чем спрошу вас, мештерко. Что сейчас делают все гентеши все мясники, значит, получше нас в Паланке?

РИЕЧАН. Не знаю. Богатеют?

ЛАНЧАРИЧ. Вот именно! Правильно, и это, я вам скажу, то, что нужно! Потому что и мы, слава богу, не должны ронять слезы. Так или не так? Многие сейчас переселяются на самые лучшие улицы, покупают самые что ни на есть лучшие дома. И нам никак нельзя от них отставать, потому как в один прекрасный день карты могут лечь иначе, мяса будет столько, что люди станут выбирать, копаться. А после они будут выбирать себе и мясника. Понимаете? Здесь, мештер, здесь каждый хочет разбогатеть, и притом — быстро и без труда. А потом — солидно выглядеть, мол, все это я добыл собственным трудом… Понимаете?

РИЕЧАН. Не понимаю.

ЛАНЧАРИЧ. Ну и ладно. Мештер, мы не должны ни в чем отставать, а я гарантирую вам, что если вы будете слушаться меня, то мы действительно станем первыми. Ну а теперь давайте-ка выпьем, потому что сейчас последует самое главное. (Оба пьют.)

РИЕЧАН. Ну, говори.

ЛАНЧАРИЧ. Вы хотели бы угодить пани Риечановой и барышне Эвичке, не правда ли?

РИЕЧАН. Угодить? Может, и да.

ЛАНЧАРИЧ. Ну так у меня есть одно распрекрасное дельце, за которое вы будете меня благодарить.

РИЕЧАН. Что за дельце?

ЛАНЧАРИЧ. Старая Шелмешичка, что живет на Парковой, говорит, что она тут совсем одна, как дерьмо в траве. Она всегда так противно говорит. Говорит, что хотела бы переехать к керестланьке — крестнице, значит, в Венгрию. Но она, мол, не знает, как ей быть с имуществом.

РИЕЧАН. А чем мы можем ей помочь?

ЛАНЧАРИЧ. Вы уже видели ее дом? Нет? Ну, речь идет о том, что этот ее дом, мештерко, мог бы стать вашим.

РИЕЧАН. Волент, но ведь нам же есть где жить.

ЛАНЧАРИЧ. Мештер, не будьте дурачком! Ведь вы можете получить такой дом, ради которого другие отправились до менёрсагу, то есть на небеса!

РИЕЧАН. А где достать столько денег?

ЛАНЧАРИЧ. Столько всегда найдется.

РИЕЧАН. Я не могу ухнуть все свои деньги, потому что подвернулся этот дом.

ЛАНЧАРИЧ. Почему все?.. О чем это вы? Я отправился к этой вдове Шелмешичке только из-за того, что это нельзя больше откладывать. Я позвонил — ведь у нее в саду живет фаркаш кутуш — овчарка. Потом она вышла и спрашивает, чего, мол, я хочу? Я ей все и рассказал. Поначалу она раскричалась, что, мол, чеху дом не продаст, то есть вам, тут, мол, чехи словаков, понимаете… Но я пригрозил ей, что, мол, она ругает самого лучшего человека, которого я здесь знаю. Понимаете?

РИЕЧАН. Понимаю, понимаю, но что же такое ты ей, собственно говоря, сказал?

ЛАНЧАРИЧ. Я сказал ей, что, мол, слышал, что она не хочет оставаться здесь, что, мол, никого здесь у нее нет, да и за бугром не будут ей особенно рады, если она приедет ни с чем. Здесь у нее всего полно, но ей все равно не разрешат это с собой утащить. Она расплакалась, что, мол, не знает, как ей быть. Я ей говорю, что вот поэтому-то я и здесь, чтобы все уладить и чтобы она была спокойна.

РИЕЧАН. Я все никак не пойму, что ты хочешь сказать, Волент.

ЛАНЧАРИЧ. Вы, мештерко, когда она вас позовет, купите по дешевке этот дом. Задаром, понимаете, задаром! Остальное — моя работа. У меня есть свои кореши, а у тех за бугром — свои. И они всё, что будет у старухи, переправят на ту сторону, там вручат ее крестнице, которую она так любит, потому что она у нее одна-единственная. Ну а вы как будто ни при чем…

РИЕЧАН. Волент, я боюсь таких дел.

ЛАНЧАРИЧ. Боитесь? Но ведь я сказал вам, что вы ничего не знаете. Мештер, да я потеряю сон, если не сделаю все для того, чтобы отблагодарить вас за то, что вы меня не выкинули. Что вы приняли меня как своего.

РИЕЧАН. Такой дом… Но как это сделать?

ЛАНЧАРИЧ. Да, я за вас это оптяпать не смогу. Но ведь вами здесь никто не интересуется. Бумаги у вас в порядке. Ваш отец был в гарде, вы — партизан! И вы не выступали против новой республики. Сдается мне, что дело в шляпе. Завтра я на пару дней уеду, а когда вернусь — скажу, что дом — ваш, и все тут.

РИЕЧАН. Мне все это надо переварить. Утром я скажу, что решил.

ЛАНЧАРИЧ. Спите спокойно, мештерко. Доброй ночи!

Квартира РИЕЧАНА.

РИЕЧАНОВА. Ну что?

РИЕЧАН. Что — что?

РИЕЧАНОВА. Ну, как там? Ну… чего ты решил с этим домом?

РИЕЧАН. Откуда ты знаешь? Кто тебе сказал?

РИЕЧАНОВА. Ой, ты так спрашиваешь, будто только что родился! Я его уже успела посмотреть. Ай-й-й-й, как я рада, боже мой! Такой дом! Этот Волент просто чудо! Вот это помощник!

РИЕЧАН. Ну да, как торговцу ему нет равных. Но иногда он не знает меры и с алкоголем перебирает, и в других делах тоже… Но в мясе он разбирается, согласен!

РИЕЧАНОВА. Я вот все думаю, Штево, хватит ли у нас места, если к нам приедут еще два человека.

РИЕЧАН. Какие еще два человека? О ком это ты?

РИЕЧАНОВА. Ну, ты же хотел взять ученика…

РИЕЧАН. Я?

РИЕЧАНОВА. По крайней мере, Волент так говорит. А мне нужна прислуга.

РИЕЧАН раздевается.

РИЕЧАНОВА. Ты слышал, Штево? В Паланк прибывают новые военные. Русские возвращаются домой, а республике нужно мощное войско. Уже оборудуют офицерские квартиры, и мы должны, как говорит Волент, подумать об их пропитании. Я имею в виду мясо, понимаешь.

РИЕЧАН. Ты уже лезешь в торговые дела, тебе этого делать не следует.

РИЕЧАНОВА. Не вешай сюда эти смердячьи извозчичьи тряпки! Меня от этой вони тошнит! И когда только ты станешь нормально одеваться? Ты что, не понимаешь, что ты живешь в городе?!

РИЕЧАН (ложится в постель). Я привык к этой одежде. Она мне нравится.

РИЕЧАНОВА. Нас ожидают дела, Штево, большие дела. В новом доме надо кое-что отремонтировать, достать материал, рабочих… До Рождества нам бы уже надо было переехать. Воленту нужна кровать получше и новая перина. Там, у нас, на севере, килограмм краски стоит 800 крон. Ох, напрасный разговор. У тебя ноги как лед. Штево, я так рада, что ты уговорил меня перебраться сюда. Штево. (Наклоняется и что-то шепчет мужу.)

РИЕЧАН нервно встает.

РИЕЧАНОВА. В чем дело?..

РИЕЧАН. Ничего. От всего от этого у меня нервы разошлись. Скажи мне по правде, почему наша Эва всегда отталкивает меня, как собачонку. Ты обратила внимание, что она смотрит на меня исподлобья. С тех самых пор, как я добровольно вернулся, ушел из партизан. С тех пор она сторонится меня. Ведь я сделал это из-за вас… Потому что наш президент сказал, что нам ничего за это не будет.

РИЕЧАНОВА. Не думай об этом, иди ко мне, ложись.

РИЕЧАН. Тебе легко говорить: не думай. А меня били резиновым шлангом по почкам! Меня, взрослого человека! Я не оправдал надежды, да… я должен был остаться в горах. Но ее… пренебрежение… обижает меня.

РИЕЧАНОВА. Не обращай внимания, Штево, это она все из-за Палё. Ведь ты же знаешь, как она его любила. Его немцы отправили в лагерь, а ты вернулся.

РИЕЧАН. Ну да, я вернулся, но ведь меня били резиновым шлангом. И если бы отец за меня не заплатил, меня бы увезли в лагерь. Как Палё.

РИЕЧАНОВА. Иди ложись!

РИЕЧАН. И почему только я такой доверчивый? Каждому иду навстречу, а самому себе не верю.