Станислав Белковский - Покаяние
Пауза.
Но мы – ни в чем не виноваты.
КОЧУБЕЙ. Ты точно ни в чем ни виновата, Марфуша.
МАРИЯ. Это тебе покойный отец говорил?
КОЧУБЕЙ. С Тамерлан Пурушевичем не всё в порядке?
МАРИЯ. Это тебе твой покойный поп говорил?
КОЧУБЕЙ. И он тоже. Это многие говорят.
МАРИЯ. Многие. Господи.
Вздох.
Я не хотела тебя нервировать но придётся. Звонила Надя. Пока тебя не было. Сказала, что с тобой нет прямой связи.
КОЧУБЕЙ. Там, на другой планете, наши мобильные телефоны не работают.
МАРИЯ. Она еще раз сказала, что если ты будешь настаивать на захоронении чужого покойника в вашем склепе на Новодевичьем, она устроит публичный скандал.
КОЧУБЕЙ. Так и сказала?
МАРИЯ. Так и сказала.
КОЧУБЕЙ. А как она устроит публичный скандал?
МАРИЯ. Она не сказала.
КОЧУБЕЙ. Она не сказала. Может, опубликует открытое письмо отцу в «Комсомольской правде».
МАРИЯ. Не смешно, Игорёк. Это, конечно, не совсем не моё дело. Или совсем не моё. Я в вашем фамильном склепе пока ещё не лежу. Но там все на взводе. Надя полностью обработала Тамерлана Пурушевича. Он тебе еще не звонил?
КОЧУБЕЙ. Нет. Не звонил. Что у него с шейкой матки?
МАРИЯ. Шейкой бедра, а не матки. У него ушиб шейки бедра. К твоему отцу ты мог относиться и повнимательней.
КОЧУБЕЙ. Мог бы. Я ко всем мог бы относиться повнимательней. Пока они живы. Ты права, моя дорогая.
Обнимает её.
КОЧУБЕЙ. Я виноват в том, что не сплю с тобой. Полгода уже. Даше больше. Я исправлюсь.
МАРИЯ. Ой, перестань, Игорь.
КОЧУБЕЙ. Я постараюсь. В моем возрасте это всё не так-то просто. И Берешит тут не поможет. Тут нужно особое усилие воли.
МАРИЯ. Что нужно?!
КОЧУБЕЙ. Извини, я опять сказал бестактность. Этот дом с трещиной посередине никак не выходит из головы.
МАРИЯ. В этой трещине для тебя точно есть что-то эротическое.
КОЧУБЕЙ. Кто его знает. Я же не читал Фрейда. А если бы прочитал, то, может, и понял бы, в чём эротизм той самой якутской трещины. Кстати, мне привезли «Улисса»?
МАРИЯ. Привезли. Вчера.
КОЧУБЕЙ. Наконец-то я его прочитаю. Впервые, как любовь. Если бы с тобой, Марфуша, уехали тогда в Ирландию, то жили бы среди вечной зелени и вели бы сексуальную жизнь до самой до старости.
МАРИЯ. Ещё. Звонили из Института биохимии Баха. Так и сказали: биохимии Баха. Через три дня заканчивается срок аренды ячейки. Просили продлить. Или отказаться?
КОЧУБЕЙ. Какой ячейки?
МАРИЯ. Ты меня спрашиваешь, какой ячейки? Наверное, той самой, где лежит труп.
КОЧУБЕЙ. Труп!
МАРИЯ. Они просили срочно продлить. Иначе труп будет отправлен в переработку.
КОЧУБЕЙ. Я тотчас же попрошу. Дай мне записную книжку, если тебе не сложно.
МАРИЯ. Перезвони сначала Наде, сделай милость. Она сейчас в таком состоянии, что может взорваться в любой момент.
КОЧУБЕЙ. Я перезвоню Наде. Тем более что я всё придумал. Не нужно тревожить фамильный склеп на Новодевичьем. Мы сделаем всё по-другому.
МАРИЯ. Мы – это кто?
КОЧУБЕЙ. Мы – это мы с тобой.
Порыв ветра.
МАРИЯ. Что значит мы с тобой? Я надеюсь, ты не будешь хоронить его под окнами нашей спальни?!
КОЧУБЕЙ. Нет-нет, совсем по-другому. Я надумал. Я даже решил. Ты же помнишь, что я имею склонность к смелым решениям. Со времен либеральных реформ. Я возьму часть денег, которые должен мне Боря. Не все, но часть. Надо, чтобы он оставался мне должен. Обязательно надо. И на ту часть, которую я возьму, мы купим остров в Атлантическом океане. Я уже присмотрел остров. Он называется остров Святого Плотника.
МАРИЯ. Что мы купим?
КОЧУБЕЙ. Остров. Двадцать семь морских миль от Святой Елены. Каботажных миль. Как у них принято говорить. Видно Святую Елену в солнечную погоду. Остров частный, он уже продаётся. Стоит всего десять миллионов долларов. С постройками, с садами, с садовником и пастбищем для овец.
МАРИЯ. Овец будем завозить отсюда?
КОЧУБЕЙ. Овец возьмём на Святой Елене. Где был Наполеон. Ты помнишь?
МАРИЯ. Ты сейчас серьёзно?
КОЧУБЕЙ. Я совсем серьёзно. На острове Святого Плотника нет аэропорта. Никто не сможет нам мешать. Мы проведём там последнюю половину жизни. Наймём хорошего садовника и пастуха для овец.
МАРИЯ. Много ли у тебя осталось этих половин, Игоряша?
КОЧУБЕЙ. Это тропики. Наполеон, кажется, умер от тропического климата. А мне он очень даже нравится.
МАРИЯ. Это после Якутии. Не думаю, что тропики подходят для твоей гипертонии.
КОЧУБЕЙ. Если даже раньше не подходили – они потом подойдут. Мы построим там дом. Который понравится тебе. А на другом конце острова сделаем общую усыпальницу. Гробницу. Там и будет лежать тело. Которое сейчас заморожено в Институте Баха.
МАРИЯ. Своего дедушку, Героя Советского Союза, ты тоже туда перевезёшь?
КОЧУБЕЙ. Мы перевезём. Все вместе. Мы с тобой. Наденьке не надо будет ни о чём беспокоиться.
МАРИЯ. Пусть будет остров. Уже и то хорошо, что скандал с Новодевичьим может закончиться.
КОЧУБЕЙ. Если ты думаешь, что на острове мы останемся совсем одни, это не так. Вовсе не так. Мы купим большой океанский катер. И при каждом удобном случае сможем ездить на Святую Елену. Туда и будут прилетать наши друзья. Там есть аэропорт. Небольшой, но есть. И супермаркет, и большая почта с Интернетом и телеграфом.
МАРИЯ. Осталось только, чтобы друзья собрались на Святую Елену. Это Франция?
КОЧУБЕЙ. Это Англия. Великобритания. Теперь я точно знаю, что это Англия. Раньше не знал, а теперь вот – знаю.
Запах зимних цветов.
МАРИЯ. Откуда ты знаешь?
КОЧУБЕЙ. Это пока секрет. Не от тебя, а просто, чтобы не сглазить.
Пауза.
Ты давно видела Гоца?
МАРИЯ. Вчера. На даче у Порохова. Туда привезли «Джоконду». Частная выставка. На две недели.
КОЧУБЕЙ. Ты мне не сказала?
МАРИЯ. Ты не хотел слушать.
КОЧУБЕЙ. Почему ты так думаешь?
МАРИЯ. Ты давно не хочешь меня слушать.
КОЧУБЕЙ. Я именно сейчас хочу тебя слушать. Я, может быть, тоже поехал бы к Порохову. Посмотреть на «Джоконду».
МАРИЯ. Я в это не верю. Там кишели молодые девки из модельных агентств.
КОЧУБЕЙ. Ни одна из них не может сравниться с «Джокондой». Это точно. Но и Джоконда не может сравниться с женщиной, из-за которой я стал премьер-министром.
МАРИЯ. Этот текст не идёт тебе, Игоряша.
КОЧУБЕЙ. Кто знает. Мы как раз договорились с отцом Гавриилом. Обсудить этот текст.
Громкий стук цинкового ведра о швабру уборщицы (в аэропорту Нерюнгри).
МАРИЯ. С кем вы договорились?
КОЧУБЕЙ. С отцом Гавриилом. Я разве не докладывал тебе, что он жив?
МАРИЯ. Как жив? Ты сейчас слышишь то, что сам говоришь?
КОЧУБЕЙ. Они убили другого человека. По ошибке. Киллер не знал отца Гавриила в лицо. Вот и…
МАРИЯ. А кто они?
Пауза.
КОЧУБЕЙ. Они? Ты сказала «они»?
МАРИЯ. Это ты сказал «они». Ты сказал: они убили. Кто «они»?
КОЧУБЕЙ. Ах, они. Они – это наши, моя дорогая.
МАРИЯ. Ты имеешь в виду кагэбэшников?
КОЧУБЕЙ. Нет. Наших. Наших.
МАРИЯ. Каких еще наших? Убили же исламские экстремисты. Из-за гастарбайтеров. Это доказано.
КОЧУБЕЙ. Убили наши. То есть мои друзья. Которых ты можешь встретить в доме Джоконды на выставке Порохова.
МАРИЯ. По-моему, ты заговариваешься, Игоряша. Ты здорово заговариваешься. Я вызову Берешита. На завтра же выпишу.
КОЧУБЕЙ. Я удовольствием выпью с Берешитом. Там, в отцовском серванте…
Пауза.
Там, в отцовском серванте, есть черногорский «Амаро». «Амаро Монтенегро». Берешит его обожает.
МАРИЯ. Это уже не безобидно, Игоряша. Ты уверен, что собираешься встречаться с живым Сириным?
КОЧУБЕЙ. Конечно. Наши просто не знают, что он жив. Они думают, что отделались от него. А это – не так.
МАРИЯ. Мне надо срочно ехать, Игорь. Ты понимаешь?
Ярость.
Туберкулёзные дети ждут моих подарков. Наших подарков. Ты понимаешь?!
КОЧУБЕЙ. Я ничего не понимаю про туберкулёзных детей. Но я про них помню. Поезжай, Марфуша. Сейчас же. Тотчас же поезжай.
Расслабленность.
XXXIII
Дедушкин.
ДЕДУШКИН. Машенька, Мария Игнатьевна!.. Дорогая. Да. Я вас не отвлекаю. У вас найдется буквально полторы минуточки. А то вы так заняты. Я каждый раз полчаса переживаю, прежде чем набрать ваш номер. Вот, думаю, старик отвлекает женщину от важных дел. Да. Танечка, бумага. Спасибо вам огромное. Но я сейчас по-другому. Тут дело совершенно другого сорта. Скандальное дело, опасное, я бы даже сказал. Ваш супруг. Игорь Тамерланч. Вошёл в контакт с моей бывшей свояченицей. Или кумой, я не знаю, как это точно называется. Я гуманитарий. Технические термины сложны для меня. Очень. Короче говоря, это мать моего бывшего зятя. Юры. Георгия Кравченко. Ужасно неприятный был тип. Учитель физкультуры из провинции. Устроился в Плехановский преподавателем физкультуры. Вы можете себе представить? Без культуры, без образования. Мы с мамой говорили Танечке, что с ним не надо связываться. Но она, к сожалению, связалась. Счастье, что детей не было. Они разошлись, когда этого Георгия посадили. Тогда так можно было. При советской власти. Если муж в тюрьме, жена могла развестись сама. Без согласия мужа. Мы так и сделали. Слава Богу. Танечка нас тогда послушала. Но у Юры была мать. Собственно, она и есть. Я о ней и говорю. Извините, я волнуюсь немного. Потому что случай чрезвычайный. Этой матери уже за восемьдесят. Я вам больше скажу: ей под девяносто. Она лет на десять старше меня. Живёт в Брянске. Всю жизнь живёт в Брянске. Вы представляете себе Брянск. Слава Богу, что не представляете. Это образцовая глушь. Если есть на свете образцовая глушь, то это Брянск. Там невозможно жить. Она работала там педагогом. Школьным учителем. Литературы. Морочила головы нашим детям. Про молодую гвардию и как закалялась сталь. Детям, которых мы с Игорем Тамерланчем потом переучивали. Да, разумеется. Брянским детям. Обманывала детей. Я к ней в Брянск ездил. В восемьдесят первом году! Вы можете себя представить. Брянск, да еще тридцать лет назад. В грязном поезде. Там даже чай подавали в треснувшем подстаканнике. А от проводника воняло так… Даже учитель физкультуры в Якутии так не воняет. Да, я знаю. Знаю, увы. Ох. И я говорил этой женщине – её зовут Вера Остаповна. Я говорил: Вера Остаповна, скажите вашему сыну, чтобы он оставил мою дочь в покое. Ведь он погубит её. Дочь профессора Дедушкина не может выйти за брянского преподавателя физвоспитания. К тому же диссидента и врага советской власти. Действительно, смешно. Где советская власть – а где брянское физвоспитание. Но эта баба, тётка эта, страшная она какая-то, как русская провинция, сказала мне: у них любовь, мол, не вмешивайтесь. Любовь! Вы можете себе представить, какая там любовь! К нашей квартире на Малом Каретном и даче в Болшеве. Любовь. Чтобы войти в приличную семью и оттуда иметь прикрытие. Любовь. И вот теперь эта Вера Остаповна звонит разным людям в Москву и говорит, что её в Брянске выселили из квартиры. А она якобы ветеран войны. А на самом деле – никакой не ветеран. У неё удостоверение подложное. Ненастоящее. Она просто спала с секретарём райкома. Во время войны. И он подарил ей удостоверение. На именины. Она всегда рассказывает, когда выпьет. Это Юра Кравченко передавал. Он всегда пересказывал, когда выпьет. Скабрёзные истории. Эта старуха многим звонила. Танечке пыталась звонить. Мне. Танечке, к счастью, не дозвонилась. А я ей строго сказал: Вера Остаповна, если вы не перестанете нашу семью беспокоить, я напишу заявление в милицию. И вот эта женщина приехала на поезде в Москву уже 3 дня живет в гостинице «Будапешт».
