Артур Копит - Конец света с последующим симпозиумом
Одри. Миленький, если хочешь выпутаться из этой истории, я одолжу тебе денег.
Трент. Нет, я так не могу.
Одри. Ещё как можешь. Не будь дураком.
Трент. Взгляни, вот его план. Четыре странички, по сути даже три. На первой только заголовок.
Одри. Какой заголовок?
Трент. «Конец света».
Одри. О боже!
Трент. Знаешь, о чём это?
Одри. Боюсь спросить.
Трент. О распространении ядерного оружия.
Одри. О боже мой, боже, боже…
Трент. Захватывающий сюжетец, не так ли?
Одри. Зачем ему понадобилось заказывать такую пьесу?
Трент. Понятия не имею.
Одри. Хорошо, давай-ка ему позвоним. (Нажимает кнопку селектора.) Соедините меня с Филиппом Стоуном. Его номер телефона есть у Боба Монтгомери. (Тренту.) Монтгомери — его юрист. Звонил после тебя. Стоун согласен на любые условия, какие ты только пожелаешь.
Трент (вполголоса). Этот человек — сумасшедший!
Одри. Вполне возможно. Как и многие великие люди. Между прочим, звонил киноактёр Пол Ньюмен, ищет пьесу. Как ты думаешь, найдётся там роль для него?
Трент. Одри, тема пьесы ужасна!
Одри. Это не останавливало Пола в былые времена.
Трент. Её невозможно написать!
Одри. Тогда я откажу Полу.
Трент возводит глаза к потолку. Звучит сигнал селектора.
Да?
Секретарь. Филипп Стоун на проводе.
Одри (щёлкает переключателем, чтобы Трент мог слышать разговор). Филипп Стоун? Говорит Одри Вуд, литературный агент Майкла Трента. Насколько я понимаю, вы встречались с моим клиентом вчера вечером. Мистер Трент сейчас здесь, в моём офисе. (Тренту, вполголоса.) Скажи, миленький, «здравствуйте».
Трент. Здравствуйте!
Стоун. Здравствуйте.
Одри (по телефону). Нам бы хотелось знать, дорогой мой, почему вы задумали эту пьесу?
Стоун. Мистер Трент прочёл моё либретто?
Одри. Да. Он находит его очень интересным, тема важная, хотя возникают кое-какие проблемы.
Стоун. Что ж, готов обсудить ваши предложения.
Одри. До того как мы с клиентом внесём какие-либо предложения, дорогой мой, полагаю, нам бы следовало выяснить, почему вы так сосредоточились именно на этой теме, на этом сюжете? Я затрагиваю этот момент, потому что моё агентство располагает множеством других рукописей, и если вы действительно хотите выступить продюсером…
Стоун. Это единственная пьеса, постановку которой я намерен финансировать.
Одри, переглядываясь с Трентом, пожимает плечами.
И я хочу её поставить, поскольку убеждён: планета обречена.
Одри. Простите, как вы сказали?
Стоун. Обречена! Я убеждён: планета обречена!
Пауза. Одри ошеломлённо смотрит на Трента.
Одри. Он тронулся… (По телефону.) Извините меня, мистер Стоун, уж не намекаете ли вы, что постановка пьесы могла бы предотвратить этот ваш конец света?
Стоун. Да, думаю, может быть, и могла бы.
Трент (вполголоса). Спроси его, уж не задумал ли он бродячий балаган?
Одри (отмахивается от Трента. В трубку). Дорогой мой, это бесспорно один из самых блестящих замыслов. Я бы сказала, мне давно не попадалось на глаза ничего подобного. (Тренту, тихо.) Нужно во что бы то ни стало отвертеться от этого.
Трент. Вообще-то мне становится всё интереснее.
Одри. Вы ещё здесь, дорогой мой?
Стоун. Ещё здесь.
Одри. Как вы думаете, сколько нам осталось до конца света?
Стоун. По моим подсчётам, он может нагрянуть в любой момент.
Одри. Тогда, стало быть, вам не терпится поставить пьесу непременно в этом сезоне?
Стоун. Надеюсь, этой весной.
Одри. И у вас, полагаю, есть средства?
Стоун. Лично предоставлю всю сумму.
Трент в возбуждении делает ей знаки. Одри закрывает телефонную трубку рукой.
Трент. А что, если критики настолько возненавидят идею пьесы, что её снимут со сцены?
Одри. Это решило бы все проблемы. (В телефон.) Дорогой мой, надеюсь, вы отдаёте себе отчёт, что взялись за очень сложную тему? Возможен взрыв недовольства у зрителей, отпор со стороны театрального мира, даже неприятие критиками, которые любят извлекать лишь удовольствие из того, что им приходится смотреть в театрах каждый вечер. Иначе говоря, я не уверена, что вы поступаете как очень большой реалист. Не стараюсь вас разубедить, но, видите ли…
Трент (вполголоса). Надо разубедить его!
Одри. …но мы, профессионалы, называем это работой с дальним прицелом. Подозреваю, вы никогда не занимались раньше постановкой пьес.
Стоун. Никогда.
Одри. В таком случае вам нужно быть готовым к тому, что её быстро снимут.
Стоун. Почему?
Одри. Ну, как я уже сказала, очень может быть, что она не понравится критикам. Просто из-за темы. Откровенно говоря, если я только не упустила чего-либо существенного, тема кажется мне слишком приземлённой.
Стоун. Простите, не совсем понимаю. Если критикам не понравится пьеса, я должен её снять?
Одри (озадачена). Понимаете ли… нет, конечно…
Стоун. Тогда я не сниму.
Одри. А что если на неё никто не пойдёт?
Стоун. Совсем никто?
Одри. Дорогой мой, и такое случается.
Стоун. Мне как-то трудно поверить, что так-то уж никто и не забредёт в зал.
Одри смотрит на Трента, тот смотрит на неё.
Зимой, например, в театре тепло. Народ будет заходить… Нет, всё-таки я добьюсь, чтобы эта пьеса шла. Решается будущее планеты. Нельзя снять пьесу, где стоит вопрос о будущем планеты!
Одри (закрывает телефонную трубку рукой). Этого человека нам нельзя упускать! (В трубку.) Дорогой мой, думаю, что это один из самых необычных и стоящих замыслов, с которыми я когда-либо сталкивалась. Театру нужны такие продюсеры, как вы. Мой клиент позвонит вам через час. (Кладёт трубку. Поворачивается к Тренту.) А что, если ему действительно что-то известно?
Трент. Что ты имеешь в виду?
Одри. Насчёт планеты. Насчёт её обречённости.
Трент. О господи!
Одри. Послушай, миленький, почему бы не рискнуть? Почему бы не встретиться с ним? Если твоя пьеса сможет каким-то образом предотвратить глобальную катастрофу, что ж!..
Трент. О боже!
Освещение убирается с Одри, но остаётся на Тренте.
(К залу.) Я был, конечно, очень наивен. Что вскоре и понял. Если всё пойдёт по плану, то меньше чем через два часа в номере тысяча двести три мотеля «Сансет» я узнаю, насколько я был наивен. Мне стало известно из надёжных источников… простите… из так называемых надёжных источников, что я на пороге раскрытия тайны. Кто за всем этим стоит? Стоун? Не уверен… Мне сказали, что человек, с которым я должен встретиться, будет в маске. Мне не разрешат записывать его голос на магнитофон. Я нашёл свою золотую жилу.
Слышны шаги. Они замирают. Сирена.
Надо идти.
Свет на Стоуне.
Стоун. Благодарю, что зашли, сэр.
Трент (к залу). Перепроверяй всё по ходу дела! А вдруг меня надули? Если так, то кто? И как?
Стоун. Премного благодарен. Чарльз, что-нибудь выпить! Виски, если желаете, у нас есть.
Трент. Нет, спасибо, ничего не надо.
Стоун. Ну что ж. Значит, только бизнес. Мне тогда тоже ничего.
Трент (к зрителям). Я послушал совета моего литературного агента и позвонил Стоуну, договорившись о встрече на сегодня. И вот я в его апартаментах. Если бы я хотел напиться, то, казалось бы, где, как не здесь? Но я почуял, что мне понадобится свежая голова. Она и так кружилась у меня… Ненавижу лифты. Уж не знаю почему, но каждый раз, как поднимаюсь, не могу избавиться от мысли, что подо мной бездна. Оттого-то стараюсь ходить по лестницам пешком. А Стоун занимал весь последний, сороковой этаж. У каждого неврастеника есть свой предел, а цифра сорок была для меня роковой. Сейчас мир подо мной ходил ходуном. Мне отчаянно не хотелось, но что-то заставляло меня это делать: я глядел вниз из библиотеки Стоуна и через приоткрытое окно видел, как люди на улице раскачивались туда-сюда, как резиновые. Как гуттаперчевые куклы… Здания тоже были будто из резины. И, казалось, плавились в лучах жаркого летнего солнца.
