Том Стоппард - Отражения, или Истинное
Шарлотта. Неважно. Партер пустоват на две трети примерно. (С наигранной невинностью.) Ой, прости, дорогой, ты о чем спрашиваешь?
Макс (неодобрительно). Шарлотта, ну в самом деле! Все нормально, Генри, честное слово. И смеялись там, где надо – для субботней публики вполне сносно. Ко мне даже после спектакля подходили – мол, сцена примирения очень трогательно вышла. Да, кстати. Они еще сказали – ерунда, разумеется, но лучше я передам тебе… Сдается мне, что они правы… Ну, в общем, текст про японцев и электронные часы публика не понимает… Не ясно, о чем речь. Может, вычеркнем? Ну, на один спектакль, на пробу, а?
Генри останавливает его жестом, точно постовой машину.
Генри. Минутку, Макс. (Обращается к Шарлотте.) Партер на две трети пуст или полон?
Шарлотта бесстыдно смеется.
Шарлотта. Неудачный заход, Макс. (Поднимает бокал.) За заключительный спектакль! Да рухнет «Карточный домик»!
Макс (в ужасе). Шарлотта!
Шарлотта. Тебе хорошо – играешь самого Генри, шампанское попиваешь и текст говоришь лизаный-перелизаный. Он смеется, у него смеются – все там, где надо… А я червяк, наживка для публики. Мои стоны тоже там, где надо. Стоны, охи-ахи, а потом – бац – пол зала застонало и уходит! Любовника-то у нее, оказывается, нет! Они тут же теряют ко мне всякий интерес. Я просто жертва его фантазии: тихая женушка, преданная мужу и работе, с ящичком для рецептов и гордостью с фиговый листок: «Ты переволновался… Очень сочувствую… Еще не поздно сказать что-то уместное…»
Макс. Боже, Шарлотта!
Шарлотта (весело). Да заткнись ты, Макс. Вот если бы он меня любовником снабдил вместо временного паспорта – зал бы ломился.
Генри. Слушай, не рановато ли ты завелась? С самого утра…
Шарлотта. Наоборот, дорогой, поздновато.
Макс. Э-э, а где сегодня юная Дебора?
Шарлотта. Кто?
Макс. Дебби.
Шарлотта (озадаченно). Дебби?
Макс. Дочь твоя где?
Шарлотта. Ах, дочь…
Генри. В конно-спортивной школе.
Шарлотта. А вот этот текст уже из чужой пьесы. Для Генри главное – диалог красивый выстроить. А дети – фи, это же так некрасиво, только и разговоров, что об угрях да прыщиках. Генри такие диалоги писать не умеет. Нет в нем исследовательской жилки.
Генри. Это верно.
Макс (Шарлотте). Многие пары и в жизни не заводят детей – не только на сцене. Мы с Анни, например…
Генри. Не надо. Макс. Я ей раз сказал, что некоторые женщины хороши сами по себе, без детей, они как бы рождены бокалы наполнять. Ты бы слышал, как она взбесилась. (Беспечно, но зная, что делает, протягивает Шарлотте пустой бокал.) Плесни-ка.
Макс (бросает взгляд на Шарлотту и вызывает огонь на себя). Позволь мне. (Забирает у Генри бокал, наполняет из бутылки и графина.)
Шарлотта. Многие мужчины тоже рождены бокалы наполнять, им другого не дано – чего ж ты про них не пишешь?
Макс отдает Генри бокал.
Генри (улыбаясь Максу). Очень рад, что ты заглянул.
Шарлотта. Еще бы не радоваться! С тебя теперь причитается. Ты же его нарочно позвал – утешать свое самолюбие. Пуп земли. И слова нужные наготове – всплывают при первой необходимости. Кстати, вот вам главное отличие театра от жизни. Все придумано заранее! Ну, представь: Генри выясняет, что у меня есть любовник. Станет он упражняться в остроумии и нести вздор про рембрандтовские салфетки? Черта с два! У него дух перехватит, он скорчится весь, будто коленом между ног двинули… Генри! Ге-е-енри? Не отвечает! Генри, ау! Скажи что-нибудь остроумное.
Генри (поворачивается к ней). Я его знаю?
Макс (поднимаясь). Ну, спасибо за шампанское…
Шарлотта. Сядь, Макс. Сядь, Бога ради, а то он решит, что любовник – ты.
Генри. Макс, это не ты?
Макс. Ради Христа!
Оседает обратно в кресло.
Генри. Шутка, Макс. Пустая болтовня. Диалог строим, понимаешь?
Звонок у входа.
Ну, понял?
Макс. Анни обещала зайти, если заседание рано кончится. Она ведь в этом… в «Комитете защиты Броуди». Слыхали?
Пауза.
Пойду открою.
Генри. Я открою.
Макс. Нет, сиди. Это точно Анни. Я сам. (Идет открывать.)
Шарлотта. Ну, спасибо, удружил. Кто еще пожалует?
Генри. А ты подай на стол какой-нибудь дряни… Или сама на столе станцуй. Тут же уйдут.
Шарлотта. Скажи лучше, какого черта ты ему позвонил?
Генри. Ну, написал я текст – единожды. А Максу каждый вечер его говорить приходится. Меня совесть замучила.
Шарлотта. А за меня тебя совесть не мучает?
Генри. Конечно, мучает. Хочешь, на столе тебе станцую?
Шарлотта. Ты только Анни о Броуди не расспрашивай.
Генри. Ладно.
Шарлотта. А то заведется про козлов отпущения и круговую поруку – уши вянут.
Генри. Ладно, понял.
Шарлотта (с воодушевлением). Дорогая! Сколько лет, сколько зим!
Входит Анни, за ней Макс. В руках у Анни сумка с овощами и зеленью.
Анни. Здравствуй, Шарлотта. Очень рада тебя видеть.
Макс. Мы только на минутку.
Анни. Генри, как дела?
Генри. Отлично.
Макс. Сегодня митинг протеста, Анни там распорядителем, поэтому мы не можем…
Генри. Слушай, заткнись. Не обращай на Макса внимания. Я его огорчил. Анни. Чем это?
Генри. Да ничем. Спросил, не он ли любовник Шарлотты, а он обиделся.
Анни. Так он или нет?
Генри. Нет, судя по всему. В магазин ходила?
Анни. Да попался магазинчик на обратном пути… Пусть это вам будет, вместо цветов.
Шарлотта (забирает у нее сумку и изучает содержимое). Дорогая, грибы-то зачем?
Анни. Неуместно, конечно…
Шарлотта (ведет себя весьма бесцеремонно). И репа!
Анни (несчастным голосом). И морковь… Наверно, не совсем уместно…
Генри. А мясо где?
Шарлотта. Заткнись.
Анни. Лучше б я цветы принесла.
Шарлотта. Что ты! Так намного лучше!
Генри. Весьма оригинальный букет. Сейчас вазу принесу.
Анни. Их же есть надо, а не любоваться.
Генри. «Есть, а не любоваться». Идеальное название для порнографического ревю.
Шарлотта. Пойду соус сделаю.
Макс. Не возись, ради Бога. Мы же не будем есть.
Генри. Соус – дело нехитрое.
Анни. Может, лучше я?
Шарлотта. Нет-нет, я знаю, где что лежит.
Генри. О да. Шарлотта скрасит соусом любую порнуху. И знает, где что лежит.
Шарлотта разбирает овощи. Генри достает четвертый бокал.
Присаживайся, шампанского выпей. Сегодня я безрассуден, расточителен, знаменит, влюблен, а на будущей неделе потерплю кораблекрушение и паду жертвой «Пластинок Робинзона». Могу и тебя с собой взять, там есть графа: «Единственная роскошь, которую вы можете себе позволить». Хочешь быть моей роскошью?
Анни. Боюсь, я для тебя чересчур роскошна.
Макс. А восемь пластинок выбрал?
Генри. В том-то и загвоздка. Ненавижу музыку.
Шарлотта. А точнее, он любит поп-музыку.
Генри. Совершенно не обязательно повторять каждое мое слово.
Макс. Ну «поп» так «поп», что особенного?
Шарлотта. Да то, что он ханжа, только шиворот-навыворот. Любит поп-музыку, но считает это постыдным. (Уносит овощи на кухню, закрывает за собой дверь.)
Генри. Она права. Проблема в том, что я люблю не ту поп-музыку, какую надо. Если «Пинк Флойд» затесались среди симфоний и мадам Дженет Бейкер – это допустимо: вносит свежую ноту, обнаруживает широту твоих вкусов или, на худой конец, искренность. Но мне, как на грех, нравятся «Ум-ум-ум-ум» в исполнении Уэйна Фонтаны и его «Майндбендерз».
Макс. «Ум-ум-ум-ум»?
Генри. Песня так называется. (Напевает.) Ум-ум-ум-ум… И Найл Седака мне нравится. Помнишь «О, Кэрол»?
Макс. Ну, Генри…
Генри. Да, я старомоден. Люблю «Херманс Хермитс», «Хоулиз», «Братьев Эверли», Бренду Ли, «Сьюпримз»… Не все, разумеется. Мне не певцы нравятся, а отдельные вещи.
Макс. Все ты врешь! Не может такая музыка нравиться!
Генри (настойчиво). Еще как может! Но почему-то считается, что за живое берет только серьезная музыка. Пригласили меня как-то в Ковент-Гарден послушать некую Каллас в некоем зарубежном мюзикле без всяких танцев – люди душу дьяволу продавали, лишь бы билеты достать. Считалось, послушаю я эту самую Каллас – и вмиг от моего недуга излечусь. Точно это не театр, а центр восстановления музыкально неполноценных. Недуг же мой в ту пору подсказывал, что «Ты утратила чувство любви» в исполнении «Праведных Братьев» на лондонском диске – несравненное, неподражаемое сочетание звуков, гармония, наивысший взлет человеческого духа. Считалось, что эта певица вправит мне мозги.
Макс. Бесполезно?
Генри. Абсолютно. Может, в первую тридцатку она б у меня и вошла… И то сомневаюсь.
Макс. Значит, остался верен «Братьям»?
Генри. Ага. Думаешь, меня Бог обделил?
Макс. Конечно. По-моему, ты просто идиот.
Генри. Ну и что же мне делать?
