Лев Славин - Интервенция
Гастон. Ну да.
Барбару. Как, в бою?!
Mарсиаль. Мы прибыли для караульной службы.
Селестен. С кем? Из-за чего?
Барбару. Тише! Настоящий бой?
Гастон. Десять раненых, четыре убитых.
Селестен. Какое свинство!
Марсиаль. А где же Версальский мир?
Жув. Они мне не верили. Ну-ка, вынимай свою лопату, Барбару, рой землю, рой глубже, падай в грязь – родная грязь, мы лежали в ней четыре года… Она – наша семья!… Всю жизнь – рыть, чесаться, блиндажи, проволока, снаряд… Он твердый, я мягкий. Он меня ударит – я потеку… Я не хочу быть лужей! Я человек! Я человек! Я человек!
Селестен. Не могу этого слышать!
Гастон (саперу). Это военная истерика, болезнь старых солдат. Это бывает со всеми нами.
Барбару. Ну, успокойся, Жув. Чего ты орешь? Ты еще не в окопах.
Жув. Я и не буду там. Я лучше прострелю себе пальчик.
Барбару. Речь дезертира!
Жув. Речь идиота!
Селестен. Спокойствие, мальчики. Давайте разберемся. С кем, собственно, был бой?
Марсиаль. Ведь мы со всеми в мире.
Гастон. Дело в том, что у русских революция.
Селестен (как бы обращаясь к России). У вас революция? На здоровье. Селестен здесь ни при чем.
Барбару. Кто противник – тебя спрашивают!
Гастон. Какие-то русские. Я плохо разбираюсь. Их тут два лагеря. Большевики.
Марсиаль. В конце концов какая разница?
Гастон. Но вот тут Мишель. Мишель хорошо знает русские дела.
Барбару. Из какого вы полка, мсье Мишель?
Гастон. Он сапер.
Барбару. Вы сапер?
Гастон. Он недавно прибыл.
Селестен. Может быть, он знает, что такое большевики?
Марсиаль. Скажи, сапер, вот ты хорошо знаешь русские дела: Фекла – аристократическое имя?
Сапер. А ты уже завел себе бабенку? Не огорчайся, товарищ: тебя любит пролетарка.
Первый солдат (протискиваясь). Был задан вопрос о большевиках. Я могу сказать, что такое большевики.
Барбару. Ну, говори.
Первый солдат. Это русские дикари. У них общие жены. Они едят детей.
Марсиаль. В Африке есть племена, которые едят человечину. Я был в Африке.
Сапер. Может быть, он нам для товарищеского обеда зажарит свою Феклу? Правда, Гастон?
Г а стон. Если она жирная.
Барбару. Россия не далеко ушла от Африки. Это известно.
Сапер. Скажи мне, что ты видел, как большевики едят детей. Скажи, что тебе в ресторане предложили грудного ребенка с маслинами, но ты отказался. Ты попросил со спаржей.
Смех.
Гастон. Эй ты, умница! От кого ты узнал, что большевики едят детей?
Первый солдат. От лейтенанта Бенуа.
Селестен. Ах, от лейтенанта!…
Марсиаль. Что ж ты раньше не сказал?
Жув. О, дерьмо!
Второй солдат (протискиваясь). Он дурак. Я могу объяснить, что такое большевики. Это партия бедных. Это вроде наших синдикалистов, но поинтереснее. Будто бы в стране большевиков нет банкиров, нет фабрикантов, нет помещиков. Так я слышал от ребят.
Барбару. А куда же они девались?
Марсиаль. А земля чья?
Селестен. А из-за чего мы с большевиками воюем?
Жув. Припоминаю, что в этой бумажке Марсиаля кое-что сказано. (Читает.) «К иностранным солдатам и матросам. Товарищи, что вы здесь делаете? Вас снова обманули, как в тысяча девятьсот четырнадцатом году. Вы снова выступаете против своих же братьев – рабочих и крестьян. Ваша жизнь – непрерывный труд. Ваш пот – соль на столе богатых. Вспомните об этом, прежде чем открывать огонь. Сражаясь против нас, вы поддерживаете богачей против бедняков, паразитов против трудящихся…»
Марсиаль. Ну и пусть себе русские богачи и бедняки сами дерутся между собой. Лезть под пули из-за каких-то дурацких русских дел!…
Барбару. Она преувеличивает, эта бумажка. Она немножко перехватывает через край, я думаю. Не может быть, чтобы мы, парижские ребята, шли помогать каким-то паразитам. Все войны мы вели за свободу. Мы республика. Мы демократия, черт возьми! У нас самих было штук пять революций. Устали немножко? Есть. Но надо покончить. У нас в штабе тоже не дураки сидят. Раз решено воевать с большевиками – значит, причина есть.
Сапер. Рассказать, какая причина у нас воевать с большевиками?
Жув. Расскажи.
Сапер. Пусть кто-нибудь постоит у двери.
Гастон идет за дверь.
(Нагибаясь к очагу и поднимая что-то.) Вот причина, из-за которой вы воюете с большевиками.
Селестен. Ты видишь?
Жув. Нечто маленькое, черное…
Сапер (жонглируя). Кусочек угля! Кусочек угля, дети мои, весом в сотню миллионов тонн, ценою в сотню миллионов франков. Кусочек угля, который называется «Донбасс». Десять капиталистов владели этим кусочком угля. Это был не ты, Барбару. И не ты, Марсиаль. И не я. И никто из нас, стоящих здесь. Там были барон Рено и барон Кальмер. Там было три помещика и пять банкиров. Армия шахтеров с утра до вечера возилась под землей, чтобы взвод акционеров мог лопать омары и рассуждать о демократии. Пока это им не надоело! И они скинули с себя…
Селестен. Постой, постой! С этого места я перестал понимать. Вот ты сказал: «им надоело», «они скинули». Кто это «они»?
Сапер. Вот этот стул – пусть это будет Донбасс. Ты – армия. Бери Донбасс.
Селестен. Беру.
Сапер. Нет, я не дам.
Селестен. А ты кто такой?
Сапер. А я – русские рабочие и крестьяне. Донбасс-то наш!
Селестен. Может быть, ты отдашь его все-таки? чтоб не было возни?
Сапер. Когда вам нужно было достать для своих, буржуа железо Эльзаса и уголь Вестфалии, вы убили пять миллионов человек, десять миллионов сделали калеками и, наконец, преподнесли своим буржуа этот маленький железо-угольный подарок. Как же вы можете говорить русским рабочим, чтобы они не защищали свое добро от хищников, которым вы служите? Это они, русские рабочие, могли бы сказать тебе: «Брось свою винтовку, Селестен, братоубийца!»
Жув. Браво!
Первый солдат. Все ли хозяева изгнаны из России, сапер?
Сапер. Все.
Второй солдат. И вся страна принадлежит рабочим, сапер?
Сапер. Вся.
Жув. И Одесса тоже?
Сапер. Нет. Одесса еще у белых.
Селестен. Водятся ли здесь также и большевики?
Сапер. Да, здесь есть и большевики. Но они прячутся. Всякий раз, когда союзники ловят большевика, они его убивают. За голову каждого большевика обещано десять тысяч франков.
Марсиаль. Сколько?
Сапер. Десять тысяч. Но еще никто не выдал большевика.
Барбару. Я люблю храбрых людей. Я хотел бы увидеть большевика. Я пожал бы ему руку.
Сапер протягивает руку. Все удивлены. Сапер распахивает шинель. Под ней штатское платье.
Жув. Я узнаю тебя: ты – Мишель! С бульвара!
Все. Большевик!
Сапер. Да, я большевик. Смотрите, смотрите на меня, ребята. Я ем детей. Я национализирую женщин. Вот мои когти. Вот мой хвост.
Смех.
Есть в Одессе улица под названием Приморская. Есть на этой улице кабачок под названием «Взятие Дарданелл». Там неплохое виной довольно приятная музыка. Я туда прихожу иногда вечером выпить мой стакан, поговорить о жизни…
Вбегает Гастон.
Гастон. Лейтенант идет!
Сапер. «Взятие Дарданелл»!
Убегает сГастоном. Казарма принимает прежний вид. Входит лейтенант Б е н у а, среди солдат непопулярен, из тех, кого фронтовики называют «тыловая крыса». Тем не менее продвигается в чинах довольно успешно – заслугами, видно, не боевыми.
Лейтенант. Что за шум?
Барбару. Не совсем, мой лейтенант.
Лейтенант. Я слышал топот.
Барбару. Может быть, мыши, мой лейтенант. Они водятся в подполье.
Лейтенант. Вы разговаривали о политике?
Барбару. Все тихо, мой лейтенант.
Лейтенант. Я слышал: «Взятие Дарданелл». Дарданеллы уже взяты. Не стоит разговаривать о политике, капрал Барбару.
Барбару. Слушаю, мой лейтенант.
Лейтенант. Получен приказ: отправить два взвода на судостроительную верфь Ксидиас. Мы там произведем обыск. Во главе отряда пойду я. Приготовьтесь.
Селестен. Мы убирали, мой лейтенант. (Уходит.)
Лейтенант. Солдаты, здесь грязно.
Барбару. Не совсем, мой лейтенант.
Лейтенант. Здесь насорено. (Поднимает с пола бумажку и потрясает ею.) Мы должны показать этим грязным свиньям русским, что такое солдатская казарма. Казарма – это храм. Это спальня молодой девушки. Это… (Вдруг увидел, что бумажка, которую он держит, не что иное, как революционная прокламация.) Это как сюда попало?
Селестен. Как любовное письмо, мой лейтенант.
Лейтенант. Молчать! Вы! Подойдите-ка поближе. Остальные за дверь!
Все, кроме лейтенанта и Селестена, уходят.
Я все знаю, Селестен. Это ваше? У вас, кажется, репутация самого большого лгуна в полку.
Селестен. У Марсиаля, у Жува…
Лейтенант. Это Марсиаля? Это Жува?
Селестен (мечтательно). Они врут, пожалуй, побольше, чем я.
Лейтенант. Это не может быть ничье!
Селестен. Оно влетело в окно. Как муха.
Лейтенант. Вообразите, Селестен, что с вами говорит ваша мать. «Сын мой, – говорит она, – ради моей чести, ради чести Селестенов, расскажи мне, кто принес в казарму эту бумажку». Что бы вы ответили своей старой матери, Селестен?
