Дмитрий Мережковский - Романтики
Александр Михайлович. А тем, что вскружил им головы, наполнил их уши развратными правилами сен-симонизма,[12] отдалил их от нас, родителей. Мы им как чужие стали, как враги. Особенно, Варенька…
Михаил. А, Варенька! Я так и знал.
Александр Михайлович. Знал, а все-таки делал? Она жена и мать, а ты эти святые узы…
Михаил. Не святые узы, а цепи проклятые!
Александр Михайлович. Это ты о чем же? О браке?
Михаил. Брак не по любви — одно лицемерство, насильство гнусное!
Александр Михайлович. Да кто тебя поставил судить? Как ты смеешь?
Михаил. Смею, потому что люблю.
Александр Михайлович. Никого ты не любишь. Эгоист из эгоистов! Весь жар горячки в одной голове, а сердце, как лед. Ты ведь и Любиньку…
Михаил. Не говорите о Любиньке!
Александр Михайлович. Правда глаза колет? Да, Миша, ты и Любиньку тоже любил, а что с нею сделал.
Входит Полина Марковна.
ΧАлександр Михайлович, Полина Марковна и Михаил.
Полина Марковна. Ну, вот опять! Да что же это за наказание. Господи!
Александр Михайлович. Нет, что он говорит, Pauline, что он говорит, ты только послушай!
Полина Марковна. Перестань, Alexandre, как тебе не стыдно! Миша, ты мне обещал…
Михаил. Не бойтесь, маменька, я больше не скажу ни слова.
Александр Михайлович. Не скажешь, так я скажу. Я здесь хозяин, я, а не ты! И вот тебе мое последнее слово: или уважай отца, будь добрым сыном, или… прекрати свои посещения Премухина!
Михаил. Гоните? Ну. что ж, извольте, я уйду. Только помните. Вареньку я не отдам! И правды моей…
Александр Михайлович. Не твоя правда, а Божья. — Божья заповедь: чти отца своего…[13]
Михаил. Есть и другая: кто не покинет отца своего…[14]
Александр Михайлович. Что, что ты сказал? Какие слова? Кем ты себя делаешь?
Михаил. Кем Бог меня сделал — Бог, а не люди! Да. папенька, знайте, нет для меня никаких человеческих прав, никаких человеческих законов, а есть только любовь и свобода. Абсолютная любовь — Свобода! И еще знайте: я вас люблю, как отца, но не буду унижаться перед вами, валяться у вас в ногах, чтобы выпросить себе позволения быть человеком: я уже человек, потому что хочу им быть, призван им быть! У меня нет другой цели, и все, что мне мешает идти к ней, я разбиваю, сокрушаю…
Александр Михайлович. Да это бунт?..
Михаил. Да, бунт, святой бунт за правду Божью!
Александр Михайлович. Берегись, Миша, ты скверно кончишь!
Михаил. Как Сергей Муравьев?
Александр Михайлович. Негодный! Негодный! Хоть мать пощади!
Полина Марковна. Молчите оба! Миша, не смей! Alexandre, пойдем!
Полина Марковна уводит Александра Михайловича. Михаил в волнении шагает по комнате. Входят Варенька, Душенька и Ксандра.
XIДушенька, Варенька, Ксандра и Михаил.
Душенька, Варенька и Ксандра (вместе). Миша, голубчик, что случилось?
Михаил. Ничего.
Варенька. Как ничего? Опять поссорились?
Михаил. Девочки мои милые, будьте ко всему готовы…
Душенька. Ох. Миша, не пугай! Скажи лучше сразу.
Михаил. Друзья мои. Может быть, нам скоро надо будет расстаться.
Душенька, Варенька и Ксандра (вместе). Как расстаться, зачем?
Михаил. Этого хочет папенька. Он говорит, что я недобрый сын, смущаю вас и братьев, особенно Вареньку.
Варенька. Из-за меня! Из-за меня! Я так и знала…
Михаил. Нет, Варя, из-за всего. Этим должно было кончиться.
Ксандра. И ты согласился?
Душенька. А как же мы, мы-то без тебя? Миша, голубчик, миленький, не уходи, не покидай своих девочек!
Михаил. Нет, друзья мои, где бы я ни был, я вас не покину, буду издали…
Душенька. Не хочу издали! Вблизи хочу, — вот так! (Целует его).
Михаил. Не плачь. Душенька, будь умницей, не надо плакать, друзья мои. — надо радоваться. Наступает великий час. Начинается новая жизнь. Будем же сильны, будем достойны себя и нашей любви. Никаких примирений, никаких уступок — ни шагу назад! «Враги человеку домашние его».[15] — я только теперь это понял как следует. Долой все обманы, все призраки! Долой грошовую мораль и жалкий здравый смысл, и долг, и рабский долг любви, преступный, бесчестный, унижающий! Долой все эти цепи проклятые! Не смиряться, не покоряться, чтобы заслужить рай на небе, а свести этот рай, это небо, на землю, поднять землю до неба — вот наша цель и цель всего человечества!
Душенька. Как хорошо. Господи! Как хорошо!
Михаил. Будем же вместе, друзья мои, и пусть весь мир на нас восстанет, — мы устоим!.. Подите сюда. девочки, ближе, ближе, ближе. Все вместе, — вот так… Никто не слышит?
Душенька, Варенька и Ксандра (вместе). Никто.
Михаил. Мы должны вступить в заговор…
Душенька, Варенька и Ксандра (вместе). В заговор?
Михаил. Да. в «тайное Общество», новое тайное общество, новый «Союз Благоденствия», для освобождения всех угнетенных и страждущих. В святое братство, в святую общину. Мы будем одно тело, одно существо блаженное. Но пусть это будет между нами тайною. Пусть никто об этом не знает. Никому не говорите. — слышите?
Душенька, Варенька и Ксандра (вместе). Не скажем. Миша, не скажем!
Михаил. Ну, а теперь давайте руки, руки вместе, — вот так. Поклянемся быть верными святому Союзу нашему во веки веков!
Душенька, Варенька и Ксандра (вместе). Клянемся! Клянемся!
Михаил. Возлюбим же друг друга, дорогие друзья мои! Осуществим небесную гармонию, которую мы уже чувствуем в наших сердцах…
На балконе появляется Митенька. Он сильно выпивши. Останавливается и слушает. Михаил, Душенька, Варенька и Ксандра так увлечены разговором, что не замечают Митеньки.
Михаил (продолжая). Помните то, что я вам говорил. Субстанциальная бесконечность — в нас во всех. Абсолютное тождество Субъекта и Объекта, абсолютное единство Бытия и Знания — Божественная субстанция…[16]
Митенька (входя в комнату). «Божественная Субстанция», — а там на конюшне, — чуки-чик-чик, чуки-чик-чик.
Михаил, Варенька, Душенька, и Ксандра (вместе). Что это? Что это?
Митенька. А это Федьку беглого сечь будут… Чувствительнейше прошу извинить, мои милые барышни… виноват, мадемуазель… Кажется, я немного того… как это по Гегелю, — с «объективным наполнением» за галстук… А Федька-то с гонором. И тоже вот тоже в своем роде отчаянный, бунтует, не желает «небесной гармонии». Ну, так вот, мои милые барышни, виноват, мадемуазель… Попросите папеньку, чтобы Федьку помиловал… А то как бы беды не наделал… А за сим чувствительнейше прошу… и честь имею… (Кланяется, идет к двери, на пороге оборачивается.) Да-с, господа. — на Федькиной драной спине — вся наша «небесная гармония».
Уходит.
XIIМихаил, Варенька, Душенька, и Ксандра. Все стоят молча, в оцепенении. Потом Душенька начинает тихонько смеяться; хочет удержать смех и не может, падает на стул и, закрывая лицо руками, смеется все громче, неудержимее. Михаил и Ксандра, глядя на нее, тоже смеются. Варенька остается серьезной.
Душенька. Ой-ой-ой! Не могу! Не могу! Не могу!
Варенька. Полно, Дунька, перестань!
Ксандра. Перестань же, глупая! А то опять нехорошо будет.
Душенька плачет и смеется, как в припадке.
Михаил. Что это? Варя, Ксандра… ей дурно… Воды, воды!
Ксандра выбегает в столовую и приносит стакан с водою.
Ксандра. На, пей.
Михаил (гладит Душеньку по голове). Ну, ничего, ничего, пройдет.
Душенька пьет воды, все еще всхлипывая. Потом мало-помалу затихает.
Душенька. Ох, что это, Господи! Какая я дура несчастная! Миша, прости, голубчик, ради Бога… Так хорошо было и вдруг… Не могу я; ох, не могу, когда так сразу… Сначала одно, а потом совсем другое. Так вдруг смешно, щекотно-щекотно — точно вот самое сердце щекочут. А я до смерти щекотки боюсь!
ВТОРОЕ ДЕЙСТВИЕ
Березовая роща в Премухине. Круглая площадка; к ней сходятся тропинки — из глубины рощи, от дома снизу, от речки. На площадке — полукруглая деревянная скамья и круглый, на одной ножке, врытый в землю, садовый стол. Между прямыми тонкими стволами молодых березок, едва опушенных зеленью, виднеется речка и на том берегу церковь с крестами на кладбище. Послеполуденный час. Темно-голубое небо с белыми круглыми большими облаками, тихо плывущими.
IКсандра и Душенька.
Ксандра (поет).
Розы расцветают —
Сердце отдохни!
Скоро засияют
Благодатны дни…
Ты что это читаешь? Новалиса?[17]
Душенька. Нет, Unsterblicheit.[18] Ax, Жаль-Поль божественный![19]
Ксандра. Ну, брось… Так, значит, с утра в Козицыно, к тетке закатимся. Хорошо там, тихо — ни души кавалеров. Наезжусь вволю верхом, да на казачьем седле, по-мужски, в штанах!
Душенька. А если увидят?
Ксандра. Ну, так что ж?
Душенька. Срам, — девчонка в штанах!
Ксандра. Во-первых, никто не увидит, а во-вторых, никакого сраму нет, а даже напротив: сама Жорж-Занд[20] ходит в штанах. И царица Семирамида,[21] и амазонки…[22]
