Гарольд Пинтер - Теплица

Каттс: Ммм-ммм. О, да.

Ламб: Расскажите мне о Господине Руте. Вы с ним в хороших отношениях?

Каттс: О, это такой очаровательный человек. Такой честный!

Ламб: Да, я в этом убеждён. По правде говоря, я ещё не имел чести… с ним говорить. Но у меня есть надежда, что я его очень скоро увижу. (Он встаёт и делает несколько шагов.)

Мне бы очень хотелось, чтобы мне доверили больше…ответственной работы. Знаете, я человек, из которого энергия бьёт ключом. Огромная интеллектуальная энергия. Я отношусь к такому типу, кто никогда не перестаёт думать… вы понимаете, о чём я говорю? Что мне нравится, так это, когда я хорошо подумал о чём-то, привести затем это в действие. Например, я много думаю о пациентах, знаете. (Пауза.) Я думаю, что вы очень часто находитесь в контакте с пациентами, да?

Каттс: Мммм-ммм…

Лаш влетает как смерч.

Лаш: Вы видели Гиббса?

Ламб: Гиббса? (Лаш пожимает плечами и выходит.) Как это забавно. Вы слышали, мисс Каттс? Это был Лаш. Он спросил видели ли мы Гиббса.

Мисс Каттс откинулась назад в кресле.

Каттс: Ммм?

Ламб: Это был Лаш. Только что. Он вошёл в дверь. Он хотел знать видели ли мы Гиббса.

Каттс: А. И мы его видели?

Ламб: Я его не видел. (Пауза.) Знаете, я…я ещё не очень хорошо здесь акклиматизировался. Вы понимаете, что я хочу сказать? (Пауза.) Понятно, что об этом я никому и словом не обмолвился… за исключением вас. С другими у меня нет никаких отношений. Хогг поздоровался со мной… скорее сердечно… неделю назад, когда я чуть не врезался в него у двери гимнастического зала, с тех пор я его больше не видел. (С неожиданной энергией.) Нет, знаете, это так произошло… Министерство мне сказало… в то время я работал в другом отделе, у меня была совсем другая работа… короче говоря, они мне позвонили и сказали: «У вас новое назначение». Ну и, так как я слышал об этом месте, естественно, что я был счастлив. Но… Что это за назначение? Спрашиваю. «Вы это увидите, когда туда прибудите, ответили мне, но мы считаем, что у вас есть необходимая квалификация.» (Пауза.) Вот что они мне сказали. Прошёл уже год. (Пауза.) Я никогда не знал того, на чьё место я пришёл, ни почему он ушёл. Что бы то ни было, я почти уверен, что он не делал ту же самую работу, что и я. Или, если он делал ту же самую работу, он делал её по-другому. Во-первых, было модифицировано время и маршруты обходов с того времени, как он ушёл. Следовательно, он не мог иметь тот же самый обход, что и я, как он мог бы делать туже самую работу, что и я? Расписание обходов, в этом собака зарыта. (Пауза.) Возьмите, например, мою работу. Она состоит в том, чтобы проверить все ли внешние решётки здания закрыты на замок и, внутренние решётки тоже, что все спальни пациентов заперты на ключ. Это физическое упражнения для меня, уверяю вас. Нужно примерно два часа и шесть минут, чтобы проверить каждую решётку и каждую дверь, после этого я могу передохнуть десять минут… и затем начать снова. У меня, естественно, есть запрограммированные перерывы. Завтрак, обед, чай, ужин. Неважно, когда рабочий день закончен, признаюсь, я измотан. Но, как я говорил, у меня есть время подумать…не тогда, когда я проверяю замки, как вы понимаете, а между двумя замками… да, у меня есть время подумать, и особенно я думаю о пациентах. Положа руку на сердце, мне часто приходят очень хорошие идеи. Кстати, иногда получаешь маленькое удовольствие… скажем, по истечении некоторого времени. Я предчувствую, что мой час приближается. (Пауза.) Это могло бы быть продвижение по службе. (Пауза.) Честно сказать, с работой, которую мне доверили, невозможно продвижение. Не хватает размаха. Мне бы хотелось заниматься пациентами… напрямую. Я думал о разных предложениях, знаете, о предложениях, нацеленных на конструктиный подход, прогрессивный! О пациентах… и, держитесь, я вам сказал, все эти предложения я послал в кабинет. До сегодняшнего дня — никаких новостей. Но очень возможно, что… из-за моих предложений, уже может быть повышение зарплаты! Кстати, я хотел бы вас спросить… эти маленькие проекты, знаете? Те, которые я послал в кабинет, туда ли их надо было адресовать, или их надо было бы передать кому-то в собственные руки? Да, но в таком случае… кому?

Мисс Каттс смотрит на часы и встаёт.

Каттс: Извините меня, пожалуйста. Кажется, что меня ждут.

Она направляется к двери. Ламб к ней присоединяется.

Ламб: Чтобы быть совершенно откровенным… здесь вы мой единственный друг. У меня такое впечатление, что я не могу… контактировать… с кем-либо другим. Не знаю почему. В конце концов, мы все на одном и том же корабле. Вы не того же мнения?

Они оба уходят.

Темнота

Свет нарастает. Рут и Гиббс в том же самом положении, что только что.

Рут, важно: Ну и как себя чувствует 6459-й?

Гиббс: Она родила сына, господин директор.

Пауза.

Рут: Она… Что?

Гиббс: Родила, господин директор.

Рут: Кого?

Гиббс: Сына, господин директор:

Пауза.

Рут: В этот раз, Гиббс, вы перешли все границы.

Гиббс: Не я, господин директор, я вас уверяю.

Рут наклоняется над столом.

Рут: Она родила?

Гиббс: Да, господин директор.

Рут: Ребёнка?

Гиббс: Да, господин директор.

Рут: В наших стенах?

Гиббс: На четвёртом этаже, господин директор.

Рут поднимается, наклоняется к Гиббсу, хочет говорить, не может говорить, поворачивается, обходит стол и тяжело шагает по комнате.

Рут: Пол?

Гиббс: Мужской.

Рут опускается на диван.

Рут: Мне подарили сегодня утром рождественский подарок! Я на самом деле получил рождественский подарок! (Он достаёт из кармана свои очки, одевает их и смотрит на Гиббса.) Я ошеломлён. Уничтожен. Полностью раздавлен! Этого никогда ещё здесь не было. Никогда! В течение всей моей работы здесь… В течение всей работы здесь моего предшественника…и даже раньше него, я в этом уверен. Столько лет прошло, сколько зим, в старании наладить функционирование такого непрочного учреждения, как в своей концепции, так и в осуществлении, такого непрочного как граница между осуществлением мечты и её крахом, я говорю не только о мечте одного человека, а особенно о мечте общественной… и о традиции, об идеале… о понятии так возвышенно сплетённом участия между тем, кого лечат и тем кто лечит… чтобы постараться поддержать это устойчивое равновесие, такое устойчивое, более устойчивое, чем… бесконечно…бесконечно более устойчивое. Год за годом, и механика такая чистая, такая тонкая как паутина, что малейшее дуновение…, дуновение… пёрышка может всё привести к полнейшему хаосу, к позору… к смерти, к крушению всех наших надежд. Боже милостивый. (Он встаёт.) Как сказал мой предшественник, в незабываемом случае: «К порядку, господа, ради Бога, немного тишины!» И я его снова вижу, это молчание… все эти ряды наэлектризованных лиц… и его с его золотой полосой, с вересковой трубкой во рту, прямая осанка, имперская, поза воина, держащего нас всех силой своего взгляда с высоты своего подиума. Гимнастический зал, наполненный до удушья, ни одного сидячего места. Наиболее удачливые на гимнастическом коне или неподвижно висящие на шведской стенке. «К порядку, господа, сказал он, во имя любви к Майку!» И, в едином порыве, мы повернулись к окну, чтобы созерцать Майка на лужайке, его высокая статуя, покрытая снегом, тогда как сегодня. Сэр Майк! Предшественник моего предшественника, предшественник нас всех, человек, заложивший первый камень, человек, который, буквально был загнан ордами бесчисленных пациентов, или пациентов, которые ещё не знали, что они больны, которые преследовали его в городах и весях, по долинам и по взгорьям, подстерегая его в тени изгороди, в уголке моста или в придорожной луже — открывал во всей стране одно учреждение за другим, дома отдыха, санатории, дома престарелых…Человек, восхваляемый Министерством, высокочтимый народом, субсидируемый Государством. Человек который установил новый порядок человечества, с человечеством и для человечества. И именно ключевое слово было… порядок! (Он поворачивается к Гиббсу.) И я, Гиббс, я боролся для сохранения этого порядка. Вот — мой священный сан. И вы выбираете рождественское утро, чтобы прийти и мне объявить об этом. По правде говоря, Гиббс, говорю вам, я чувствую запах катастрофы.