Юрий Нагибин - Колокола

Рахм. Ты твердо усвоила заповедь Антона Рубинштейна.

Наташа. Я говорю серьезно. Так же серьезно, как ты написал это о Верочке.

Рахм. Что?

Наташа. Конечно, о ней.

Рахм. Я не знал этого…

Наташа. Верю! Сирень соединила вас!

Рахм. Откуда ты это знаешь? Я никому не говорил.

Поют:

В жизни счастье одной мне найти суждено.Это счастье в сирени живет.На зеленых ветвях, на душистых кистяхМое бедное счастье цветет.

Наташа. Я все знаю. У Верочки не было от меня тайн.

Рахм. Зачем ты это говоришь?

Наташа. Между нами не должно быть ничего смутного, затаенного, тогда мы проживем жизнь!

Рахм. Но ничего такого и нет, Господь с тобой, Наташа!

Наташа. А все твое пусть остается с тобой. Не надо ни от чего отказываться! Радуйся мне хоть немножко, Сережа, а любить я буду за двоих!

Тихо слышна музыка Второго концерта, адажио (ощущение молодости, счастья и душевного покоя).

Рахм. Мы не подумали об одном. Нам не так просто обвенчаться. Мы же двоюродные; придется запрашивать разрешения государя.

Наташа. Не придумывай лишних препятствий. Если я уладилась с тобой, то с Богом и государем как-нибудь справлюсь.

Музыка «Колоколов», 2-я часть (золотой свадебный звон — образ любви).

Ведущий. Венчались, не дождавшись официального разрешения. В маленькой полутемной церкви, перепуганный попик спешил поскорее справить незаконный обряд.

После короткого свадебного путешествия Наталья Александровна привезла Рахманинова в Ивановку.

Громко звучит этюд ми-бемоль-мажор № 7 (ярмарочная сцена, упоение жизнью, расцветающей природой) — образ русского народа. Все сливается с колокольным перезвоном. В нарядных, ярмарочных костюмах кружатся, вертятся люди, проплывают в танцевальных парах (в старорусском стиле Тамбовщины).

На крылечке дома любуются праздничной сценой Рахманиновы, идут в глубину и сливаются с танцующими. Ударяя в бубен, на передний план выходят Иван и Марина. Иван вытанцовывает невероятные коленца и каким-то не своим, противным голосом поет явно не в сельской глуши подслушанные песни.

Иван.

И за эти два яйцаЛемца-дрица-хоп-цаца!

Марина. Что за гадость? Тьфу! Небось в остроге набрался?

Иван. А хоть бы и так? Нешто там не люди обретаются? Долго ты меня будешь мучить?

Марина. А ты меня?

Иван. Ты же перестарок! Вековуха! Все девки, какие есть — и уродины, и кривые, и кособокие, — замуж повыскакивали, а ты как порченая! Пойми, нельзя весь век у чужой жизни крутиться. Ну, кто они тебе? Они, как вурдалаки, всю кровь из тебя выпьют, а после вышвырнут.

Марина. Что ты все собачишься на хороших людей? Сволочь ты неблагодарная!

Иван. А за что мне их благодарить?

Марина. Кто тебя из острога вытащил? Кабы не они, затопал бы но Владимирке.

Иван. А я их просил? Может, я хотел на каторгу! А этому… бренчале, я все равно не прощу!

Марина. Чего ты ему не простишь?

Иван. Сама знаешь.

Марина. И чего я не понесу от тебя? Я ведь здоровенькая. Тогда бы все само решилось!

Иван. Видать, я в неволе плохо размножаюсь! Вот что, хватит, заберу я тебя. Отбегалась, не девочка.

Марина. Что ж, коли могут без меня, будь по-твоему!

Иван. Могут — не могут, завтра я сам поговорю с Натальей Лексанной.

Марина. Только по-хорошему, Вань!

Иван. А зачем по-плохому? Но если бренчало сунется, то извини-подвинься!

Марина. Он ни во что не суется.

Иван. Ой ли? Да он тут во все свой вислый нос сует. Будто понимает чего! «Хозяин», в рот ему дышло!! Шманает по жнивью, по пастбищам, в коровник лезет, на мельницу, в конюшню…

Марина. Тогда лучше не ходи. Раз по-хорошему не можешь, не срамись и меня не срами!

Иван. Ладно, будет по-хорошему. Ради тебя и зарежу, и поклонюсь…

Марина. Ох, и упрямый ты, Иван! Чего только прилепилась я к тебе?

Иван. Не боись! Будет все, как в красивой книжке!

Гаснет свет.

Громко звучит Второй концерт — гениальная поэма о Родине. 1-я часть — эпически величавая тема, олицетворяющая образ Родины. На ее фоне — голос ведущего.

Ведущий (на фоне музыки). Неотвратимо надвигались великие революционные события 1917 года. Положение в стране обострялось. Напряженной была обстановка и в Ивановке. Неубранные хлеба, черные остатки сгоревших господских усадеб. По-разному уезжал Рахманинов из Ивановки, но никогда не было ему так черно на душе; он знал, что больше сюда никогда не вернется.

Второй концерт затихает и переходит в «Варшавянку».

Ведущий. Свершилась Октябрьская революция, начался новый отсчет времени!

Издалека звучит песня:

Вихри враждебные веют над нами.Темные силы нас злобно гнетут… и т. д.

На бой кровавый, святой и правый,Марш, марш, вперед, рабочий народ.

Над квартирой Рахманиновых опускается полотнище красного флага. Под флагом надпись «Страстной бульвар».

Тихо продолжает звучать «Варшавянка».

За роялем Рахманинов. Возле стола хлопочет по хозяйству Марина. Входит невзрачный на вид человек в шубейке с вытертым котиковым воротником и такой же шапке, перепоясанный армейским ремнем.

Черняк. Товарищ Рахманинов, на дежурство!

Рахманинов не отвечает.

Марина. Сейчас придет!

Рахманинов надевает пальто, шарф, барашковую шапку.

Рахм. Товарищ Марина, у нас нет военного ремня? А то у меня вид недостаточно революционный.

Марина. Откуда же ему взяться?

Рахм. Может, у товарища Ивана найдется лишний? Будете писать — узнайте! И передайте товарищу Рахманиновой, что я вернусь через два часа.

Марина. Перчатки взяли?

Рахманинов надевает перчатки и варежки.

Черняк. Дисциплинка хромает, товарищ Рахманинов!

Рахм. Надеюсь, под вашим руководством, товарищ Черняк, она перестанет хромать. (Уходит.)

Черняк (на ходу). Я еще сделаю из вас человека!

Темнота.

У крыльца дачи Рахманиновых. Над крыльцом лозунг «Дадим металл родной стране!». Из господского дома мужики несут вазы, кресла, свернутые ковры, разную утварь. По оркестровой дорожке поднимается Иван в сопровождении местного активиста — пожилого мужика с винтовкой. Останавливаются на крыльце. Иван заглядывает в стоящий на крыльце ящик, из которого торчат куски железа.

Иван. Одно ржавое железо! Неужели больше ничего никто не принес?

Актив. Баба Дуня ложку принесла… хорошую! (Достает из кармана ложку.) Алюминиевая! (Прячет ложку в карман.)

Иван. Сдурел? Государство расхищать? Сдай немедленно!

Актив. (бросает ложку в ящик) Уже бросил! Не скули! Больно нужно!

Иван. Тебе не нужно, а государству нужно. Его все обманывают и грабят. Ты на ложку позарился, другой зерно утаит, третий станок с завода утащит. А что останется?

Актив. Ты останешься… на тебя никто не польстится!

Иван. Дура! Мне нешто чего надо? Я одним воздухом советским проживу.

Актив. Это верно! Ты человек воздушный! Как душа из тела не выпорхнет?

Из глубины выходит группа пожилых людей: бабы, мужики. Во главе местный поп. Активист схватился за оружие.

Иван. Спрячь оружие! Осилим недоумков в словесной пре!

Группа останавливается. Вперед выходит поп, поднимает крест.

Поп. Отступись, Иван, от своей богохульной затеи. Не то падут на тебя проклятия людей и Божья кара.

Иван. И того и энтого мы не боимся! Это ты боись, благочинный, — народ мутить не положено!

Поп. Народ сам меня привел. Мы против властей не бунтуем. А твоим, Иван, злодействам и глумлению над Божьим храмом противостанем.

Иван. Попробуйте! Я уже немало таких противостояльщиков успокоил.

Поп. Покажи постановление, чтобы колокола снимать!

Иван. Газеты надо читать, поп, а не один Псалтырь.