Фридрих Дюрренматт - Физики
Инспектор. Зажжется свет.
Ньютон. Вы включите электрический ток. Вы понимаете что-нибудь в электричестве, Рихард?
Инспектор. Я ведь не физик.
Ньютон. Я также мало понимаю в этом. Я создаю на основе наблюдений над природою теорию электричества. Я излагаю эту теорию на языке математики и получаю в результате формулы. Затем приходят техники. Им нужны только формулы. Они обращаются с электричеством, как сутенер с проституткой. Они его эксплуатируют. Они делают машины, но машины могут работать только тогда, когда они независимы от науки, которая их породила. Вот почему любой осел может сегодня зажечь электрическую лампочку или взорвать атомную бомбу. (Похлопывает инспектора по плечу.) И вы собираетесь меня за это арестовать, Рихард? Это нечестно.
Инспектор. Я вовсе не собираюсь вас арестовывать, Альберт.
Ньютон. Да, но только потому, что, по-вашему, я — сумасшедший. Но почему же тогда вы решаетесь включать и выключать свет, ничего не понимая в электричестве? Это вы преступник, Рихард. Но я должен припрятать свой коньяк, не то старшая сестра Марта Боль на меня накинется. (Прячет бутылку коньяка за каминную решетку, оставляя на столе рюмку.) Прощайте.
Инспектор. Прощайте, Альберт.
Ньютон. Вам бы надо арестовать самого себя, Рихард. (Снова исчезает в комнате номер три.)
Инспектор. Я все же закурю. (Вынимает из портсигара сигару, закуривает, затягивается.)
Из двери в сад входит Блохер.
Блохер. Мы готовы, господин инспектор. Поехали?
Инспектор (топает ногой). Я жду! Главного врача!
Блохер. Так точно, господин инспектор.
Инспектор (успокоившись, бурчит). Бери людей и возвращайся в город, Блохер. Я скоро приеду.
Блохер. Так точно, господин инспектор.
Блохер уходит.
Инспектор выпускает изо рта клубы дыма, встает, сердито расхаживает по гостиной, останавливается перед портретом, висящим над камином, рассматривает его. Звуки скрипки и рояля затихают. Дверь из комнаты номер два открывается, и оттуда появляется фрейлейн доктор Матильда фон Цанд. Ей лет пятьдесят пять, она горбата, на ней белый врачебный халат, в карманчике торчит стетоскоп.
Доктор. Это мой отец, тайный советник Август фон Цанд, он жил в этой вилле, пока я не устроила здесь санаторий. Великий был человек, праведник. А я — его единственная дочь. Он ненавидел меня, он вообще всех ненавидел. И правильно делал — ведь крупные дельцы видят такие темные пропасти человеческой души, какие нам, психиатрам, недоступны. Уж такие мы, психиатры, безнадежные романтики — любим людей.
Инспектор. Три месяца назад здесь висел другой портрет.
Доктор. Да, то был портрет моего дяди, политического деятеля, канцлера Иохнма фон Цанд. (Кладет на стол ноты.) Ну вот, Эрнести успокоился. Лег в постель и заснул. Как ребенок. И я могу наконец свободно вздохнуть. А то я боялась, что он заставит меня играть с ним еще третью сонату Брамса. (Садится в кресло слева от дивана.)
Инспектор. Извините меня, фрейлейн доктор фон Цанд, что я нарушил ваш распорядок и курю, но...
Доктор. Курите, курите, инспектор. Мне сейчас надо самой выкурить сигарету, даже если старшая сестра Марта будет недовольна. Дайте мне огня.
Инспектор дает ей прикурить.
(Курит.) Чудовищно. Бедная сестра Ирена. Чистейшее существо. (Замечает рюмку.) Это Ньютон?
Инспектор. Это я.
Доктор. Лучше я уберу рюмку.
Инспектор опережает ее и прячет рюмку за каминную решетку.
Не надо сердить старшую сестру.
Инспектор. Понятно.
Доктор. Вы побеседовали с Ньютоном?
Инспектор. Да, я кое-что у него выяснил. (Садится на диван.)
Доктор. Поздравляю.
Инспектор. Дело в том, что Ньютон тоже считает себя Эйнштейном.
Доктор. Да, он это всем рассказывает. Но в глубине души он считает себя Ньютоном.
Инспектор (удивленно). Вы в этом уверены?
Доктор. Кем считают себя мои пациенты, устанавливаю я. Ведь я знаю их куда лучше, чем они знают себя сами.
Инспектор. Возможно. Но тогда вы должны нам помочь, фрейлейн доктор. Власти предприняли шаги.
Доктор. Прокурор?
Инспектор. Ну, он просто рассвирепел.
Доктор. Делать ему нечего, Фос.
Инспектор. Два убийства...
Доктор. Прошу вас, господин инспектор...
Инспектор. ...два несчастных случая. За три месяца. Вы должны признать, что в вашем заведении не приняты надлежащие меры безопасности.
Доктор. А как вы себе представляете эти меры безопасности, господин инспектор? У меня лечебное учреждение, а не исправительный дом. Вы ведь и сами не можете арестовать убийцу, прежде чем он не убил.
Инспектор. Речь идет не об убийцах, а о сумасшедших, а они могут убить в любой момент.
Доктор. Со здоровыми это случается еще чаще. Вот я вспоминаю своего деда Леонида фон Цанд, генерал-фельдмаршала, и войну, которую он проиграл... В каком веке мы с вами живем? Разве медицина не ушла вперед? Разве у нас нет новых лечебных средств, лекарств, которые превращают буйно помешанных в кротких овечек? Неужели мы по-прежнему должны запирать своих больных в одиночные камеры и надевать на них смирительные рубашки? Как будто мы не умеем отличать опасных пациентов от безопасных.
Инспектор. Однако это ваше умение не помогло в случаях с Бейтлером и Эрнести.
Доктор. Увы! Это меня и беспокоит, а не ваш рассвирепевший прокурор.
Из комнаты номер два выходит Эрнести; в руках у него скрипка. Это худой, усатый человек с седыми, как лунь, длинными волосами.
Эйнштейн. Ну вот, я проснулся.
Доктор. Однако, профессор...
Эйнштейн. Я хорошо сегодня играл?
Доктор. Бесподобно, профессор.
Эйнштейн. А сестра Ирена Штрауб...
Доктор. Не надо об этом думать, профессор.
Эйнштейн. Тогда я, пожалуй, посплю еще.
Доктор. Вот это чудесно, профессор!
Эйнштейн возвращается в свою комнату. Инспектор вскакивает с места.
Инспектор. Так это он!
Доктор. Эрнст Генрих Эрнести.
Инспектор. Убийца...
Доктор. Я прошу вас, господин инспектор...
Инспектор. Ну, тот, который считает себя Эйнштейном? Когда его к вам поместили?
Доктор. Два года назад.
Инспектор. А Ньютона?
Доктор. Год назад. Оба они неизлечимы. Понимаете, Фос, я в моей профессии, слава богу, не новичок, это знаете и вы и прокурор — он всегда считался с моим диагнозом. Мой санаторий славится на весь мир, и плату я беру соответствующую. Ошибок я не могу себе позволить, а происшествий, которые привлекают в мой санаторий полицию, тем более. Если и можно говорить об ошибках, то это ошибка медицины, а не моя. Оба эти несчастные случая нельзя было предусмотреть — ведь и вы и я с тем же успехом могли удушить сиделку. Медицина но знает объяснений для таких случаев. (Берет новую сигарету.)
Инспектор дает ей прикурить.
Инспектор, а вам ничего не приходит в голову?
Инспектор. В каком смысле?
Доктор. Подумайте об этих больных.
Инспектор. Ну?..
Доктор. Оба они физики. Атомщики.
Инспектор. Ну?..
Доктор. Вы недостаточно наблюдательны.
Инспектор (напряженно думает). Фрейлейн доктор...
Доктор. Да, Фос?..
Инспектор. Вы полагаете?..
Доктор. Оба работали с радиоактивными веществами.
Инспектор. И вы подозреваете, что это связано?..
Доктор. Я только констатирую факты. Оба сошли с ума, у обоих заболевание развивается, оба представляют опасность для окружающих, оба удушили своих сиделок.
Инспектор. Вы думаете, что психические заболевания могут быть следствием радиоактивности?
Доктор. К сожалению, я должна предусмотреть такую возможность.
Инспектор(оглядывается). Куда ведет эта дверь? Доктор. В переднюю, в зеленую гостиную, на верхний этаж.
Инспектор. Сколько пациентов еще находится здесь?
Доктор. Трое.
Инспектор. Только?
Доктор. Сразу же после первого несчастного случая все остальные были переведены в новое здание. К счастью, мне вовремя удалось его закончить. Средства мне обеспечили богатые пациенты и мои родственники. Вое они один за другим поумирали. Главным образом тут, у меня. И я осталась единственной наследницей. Судьба, Фос. Я всегда остаюсь единственной наследницей. Род у нас такой древний, что только чудом медицины можно объяснить, почему я сама более или менее нормальная, — я имею в виду свою психику.
