Дарио Фо - Свободная пара
Мужчина. В общем, погуляла!
Антония (по-прежнему к публике). Мой муж хотел сделать из нас свободную пару. И когда я ему, что называется, дала добро: «Иди, свободный пар, гуляй на свободе, сношайся с кем хочешь». Вы бы его видели!
Мужчина (к публике). Да! Ее слова о свободе буквально ошеломили меня. Жгучее чувство вины в ту же секунду пропало… Я был свободен!
Антония (к публике). Свободен! Только что не летал от счастья! Мне – в петлю лезть, а его распирало от любовных авантюр. Еще и делился со мной по секрету…
Myжчина. Ну знаешь… Сама то и дело клянчила: «Расскажи да расскажи». Вот я и делился.
Антония (мужу). Значит, я – мазохистка! (Вновь к публике.) В то время у него была связь – почти серьезная, почти настоящая связь – с девушкой лет двадцати семи. Умная, без предрассудков… как бы это сказать… Интеллектуалка из левых… демократка. Представили себе, да?
Мужчина. А почему с таким презрением?
Антония (мужу). Как можно издеваться над интеллектуалками? Напротив, мне оказали честь… Я повышала свой культурный уровень! (К публике.) Ей ужасно нравилось, как я готовлю… И ела она, будь здоров, уплетала за обе щеки, трескала, наворачивала! Как едят интеллектуалки, не ест больше никто!
Mужчина. А ты злая!
Антония (мужу). Да, я злая… У меня вся голова рогами заросла! Хоть злой побыть немного! (К публике.) Она его любила, но не как я, а по-своему, без собственничества. У нее самой одновременно был роман с другим мужчиной, который, в свою очередь, жил с другой женщиной, а та – другая женщина, была замужем за другим мужчиной, у которого, в свою очередь… Словом, бесконечная цепь свободных пар! Целая морока! А мой одновременно крутил шашни со школьницей… очень милая девчушка, сладкоежка… вечно с мороженым, даже зимой… Она ходила в школу, а он (с трудом сдерживая смех) помогал ей делать уроки.
Мужчина (к публике). Ой, ну это же было вроде игры; мы с этой девочкой просто играли!
Антония (к публике). Ага, играли. В прятки, под одеялом: ку-ку! три-четыре-пять, я иду искать! Сам же и рассказывал.
Мужчина. Знаешь, за что я люблю ее? За то, что сумасшедшая, непредсказуемая, за то, что капризничает, хохочет, плачет, плюется мороженым. С ней я чувствую себя сразу и мальчишкой и отцом…
Антония. Отец-одиночка!
Мужчина. Очень остроумно…
Антония (к публике). Я ему стала твердить: «Смотри, чтобы только не забеременела». А он: «Я-то смотрю, а вот когда она идет с другими, я же не могу стоять рядом проверять…» Она, дескать, возражает… (Мужу.) Что, скажешь – не так?
Мужчина. Все так. Хотя последние слова – это твоя очередная острота.
Антония (к публике). И вот однажды мой муж приходит ко мне и стыдливо говорит…
Мужчина. Слушай, тут по женской части… Сводила бы ты Пьерину…
Антония (к публике). А Пьерина – та самая девочка с мороженым…
Мужчина…к гинекологу, пусть ей поставит спираль… может, уговоришь ее… тебя она послушается…
Антония (мужу, уступая). Что ж… Делать нечего… Буду Пьерине заботливой мамой… Отведу ее к гинекологу, скажу: «Господин гинеколог, поставьте спираль невесте моего мужа». Главное, чтобы доктор тоже любил посмеяться, как мы с тобой.
Оба весело смеются секунду-другую; внезапно Антония прекращает смех.
Да я эту спираль тебе воткну! Будешь писать фейерверком! (Изображает рукой вертушку фейерверка.)
Мужчина (к публике). Вот, вот как она все воспринимает! Вот вам – свободная, демократическая семья. И это еще цветочки! (Жене.) Расскажи, расскажи, что ты отмочила!
Антония (к публике). Ну, с выдумкой у меня все в порядке… Я как раз открывала консервы… Помидоры очищенные в собственном соку. Большая железная банка на пять килограммов. И всю эту банку с помидорами надела ему на голову, аж до подбородка. (Весело смеется.) Так живописно! Прямо средневековый рыцарь в доспехах перед турниром. А на банке – этикетка помидорной фирмы, как будто эта фирма – спонсор турнира… Он, конечно, ничего не видит, не соображает… Тогда я схватила его руку и сунула ее в тостер, где поджаривался хлеб! (Хохочет.) Ха-ха-ха!..
Мужчина (к публике). До сих пор на руке шрамы. А была, как жареный бифштекс. Я потом неделю ходил с салатными листьями в кулаке… Чтоб не очень заметно… А крики, оскорбления – я же говорю: свободная, демократическая семья!
Антония (мужу). А ты чего хотел? (К публике.) Я и так добилась огромного прогресса в своем развитии… значительно продвинулась в сторону свободной любви. Но требовать, чтобы я, законная жена, кормила с ложечки его сопливых любовниц! (Мужу.) Должно же быть, наконец, чувство меры, какое-то уважение! (К публике.) Не пойму, что с ним стряслось. Раньше он был совсем другой… Он был мужчина… То есть нет, я ничего такого не хочу сказать… Но раньше он был мужчина как мужчина… Нормальный! А теперь – прямо осатанел! Будто скипидаром смазали! Только и делает, что ищет, ищет, высматривает! Рыскает по улицам, в дождь, в снег… Все одно! (Показывает, как ее муж озирается по сторонам, напряженно вглядываясь.) Утром, днем, вечером… То же самое! И шастает вот так. (Изображает его походку.) Агент КГБ! (Снова изображает его походку.) Это он попки ищет, понимаете? Попочки высматривает!
Мужчина (Антонии). Ну, знаешь! Хватит! Прекрати! Ради восторженных аплодисментов двух-трех фанатичек, которые всеми потрохами ненавидят мужчин, ты готова меня линчевать!
Антония. Ладно… Переборщила маленько… Из любви к парадоксам…
Мужчина. Ничего себе парадокс! Осмеяла, понимаешь, опозорила. Кто я теперь? Охотник за попками! Классический сексуальный террорист, неспособный даже на малейшее чувство… Дескать, одно на уме! Хотя со многими из них я общаюсь просто ради общения, а не обязательно в постели!
Антония. Здрасьте! Сам же вечно твердил: «Секс и только секс!»
Мужчина. Естественно! Если я тебе скажу, что главное между нами – чувство, ты вообще остервенеешь! (Уходит.)
Антония. Это правда. Ну переспал с кем-то – еще полбеды. Вот если у них чувство – тогда действительно невмоготу… Я пыталась ему объяснить, что у меня внутри какой-то глупый барьер (надевает юбку), что я не могу завести себе одновременно другого мужчину, «домашнего жениха»… Пыталась объяснить, но он будто не слышал и уговаривал меня добродушно и искренне, как старый друг.
Мужчина (выходит на сцену, встает за спиной Антонии и говорит с преувеличенным переживанием, словно в плохом кино). Если ты вдруг поняла, что я – не твой мужчина, начни новую жизнь. Найди себе настоящего мужа, ведь ты его заслуживаешь, ты – необыкновенная женщина!
Антония (к публике). Заграничное кино! (Мужу.) Нет, нет, прошу тебя… Это невозможно… Если я больше не нужна тебе – что ж, уходи… Пусть я останусь здесь… одна в доме… Так спокойнее.
Мужчина (к публике). Потом начинала рыдать и рвалась покончить с жизнью!
Женщина снова залезает на подоконник, прихватив пистолет.
Стой! Что еще ты придумала? Ну, пошевели мозгами, не сходи с ума! (В попытке удержать женщину, тянет ее за юбку, которая от этого сползает к ногам.)
Антония. А-а, хочу умереть в юбке! (Мужу.) Я хочу умереть! Не могу больше! (Рыдая.) Прости, что доставляю тебе столько волнений… Ты ни при чем… Я устала… Сил моих больше нет… Жизнь… политики… соседи… Я больше не могу… Брошусь из окна… брошусь… И одновременно застрелюсь!
Мужчина. Антония, одумайся! Попробуй взглянуть на вещи со стороны… Веди себя, наконец, как нормальный человек! (Уходит со сцены.)
Антония (слезая с подоконника, к публике). И настал день, когда наконец-то Антония повела себя, как нормальный человек. (Сняв юбку, бросает ее на диван; разговаривая, делает гимнастические упражнения.) Я переехала в эту квартиру. Я нашла себе работу. Это очень много значит – иметь работу… Целый день среди людей. И слезы больше не текут… Независимость… Свобода! Утром выхожу из дома, сажусь в красивый автобус и еду. А уж люди в автобусе! Толкаются, ругаются, трогают сзади, крадут кошельки! Но видеть рано поутру множество сердитых людей – сплошное блаженство и поддержка! Я перестала чувствовать себя одинокой страдалицей в этом мире. Но зато вечером… Вечером – хоть ложись да помирай. Телевизор, телевизор, реклама!.. Тогда я сказала сама себе: «Все! Хватит! Хочу жить!» В тот же вечер вышла из дома и отправилась добровольной помощницей в наш районный наркологический центр… Не сахар, конечно, но я сознавала себя полезной. От моего мужа…
На сцене появляется муж в плаще и длинном белом шарфе из шелка.
