Татьяна Майская - Забытые пьесы 1920-1930-х годов

КОКО. А Россия № 2…

АРГУТИНСКИЙ. Ха… Только вчерашние господа, а теперь…

ДМИТРИЙ. Да, только наемные лакеи. Но, терпение. Кончится наш красный маскарад, и мы снова станем господа.

АРГУТИНСКИЙ (во время этой реплики выпрямляется, принимая вид «барина» и снимая красный бант). Et voilà tout[146]. Вот и все.

Хочет бросить бант.

За сценой мощно грянула песнь возвращающихся рабочих.

Смело мы в бой пойдемЗа власть СоветовИ, как один, умремВ борьбе за это{58}.

ЛОЛОТ, растерянная, бросается на грудь ЖОРЖУ. ДМИТРИЙ опускается на стул. АРГУТИНСКИЙ, разбитый, жалкий, на авансцене весь изгибается, точно под ударом, снова протягивая руку к красному банту.

КОКО (беря под козырек). Товарищи буржуазы, стройсь! (Указывая на проход за террасой рабочих.) Хозяин идет — его величество пролетариат.

Конец.

NB. Вместо песни «Мы кузнецы» может быть исполнена «Карманьола». Рабочие приближаются с пением и подходят с рефреном:

Эй, живей, живей, живей,На фонари буржуев вздернем.Эй, живей, живей, живейХватило б только фонарей!

Занавес.

Иван Саркизов-Серазини

«Сочувствующий»{59}

Действующие лица:

ВЕСТАЛКИНА МАРИЯ ПАВЛОВНА, старая дева, бывшая помещица.

ШАНТЕКЛЕРОВ НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ, ее племянник, выдающий себя за сочувствующего.

ГРОБОЖИЛОВ КАРПИЙ СИЛИСТРОВИЧ, бывший помещик.

БОЦ-БОЦЯНСКИЙ ЭМПИДОКЛ КАЗИМИРОВИЧ, судья.

ГРУДОПЕРОВА НАСТАСЬЯ АЛЕКСЕЕВНА.

ее дочери:

ЗИНА,

КАТЯ,

ВАРЯ.

ТРУПОЕДОВ МАКАРИЙ КОЛУМБОВИЧ, бывший помещик.

ФЕНАЦЕТИНОВ ЗИНОВИЙ ПЕТРОВИЧ, врач.

ТАРАБАРИН АНТИПИЙ СЕЛИВЕРСТОВИЧ, регент.

ПЕРЫШКИНА НАТАЛЬЯ ГРИГОРЬЕВНА, его невеста, учительница.

ТЮМТЮГОВ, председатель исполкома.

ВИКТОР, его сын.

БЫСТРОВ, прокурор.

ЗАПЕКАНКИН ПЕТР ИВАНОВИЧ, б. завхоз, махновец.

О. НИКАНДР, монах.

О. ГАВРИИЛ, монах.

ПОСЛУШНИК.

1-я ПОДРУГА.

2-я ПОДРУГА.

3-я ПОДРУГА.

ДУНЬКА, прислуга Весталкиных.

ГРУППА МОЛОДЕЖИ.

ГОСТИ.

Действие происходит в наши дни, в глухом степном городишке.

Действие первое

Комната в квартире Весталкиной. Громкий стук в двери. ДУНЬКА рассерженно бежит к дверям.

ДУНЬКА. Кто там?

ГРОБОЖИЛОВ (просительно). Дунечка, открой!

ДУНЬКА. Мария Павловна настрого приказала дверей никому не открывать, Николай Михайлович почивать изволят!

БОЦ-БОЦЯНСКИЙ. Нам на одну секунду! Мы сейчас же уйдем.

ДУНЬКА. Боюсь!

ГРОБОЖИЛОВ. А ты не бойся… приоткрой одну половиночку дверей, а уж мы в нее сами пролезем. Нам письмо передать.

ДУНЬКА нерешительно открывает задвижку. Дверь под напором извне начинает подаваться внутрь. Дунька испуганно стремится вновь закрыть дверь.

ДУНЬКА. Не смейте, не смейте входить! Я кричать буду… (Кричит.) Мария Павловна! Мария Павловна!

Дверь открывается настежь. В комнату врываются ГРОБОЖИЛОВ и БОЦ-БОЦЯНСКИЙ. В противоположных дверях показывается испуганное лицо МАРИИ ПАВЛОВНЫ.

МАРИЯ ПАВЛОВНА. Что случилось? Ради бога, тише.

ГРОБОЖИЛОВ. Ругайте, браните, но выслушайте…

БОЦ-БОЦЯНСКИЙ. Выслушайте.

МАРИЯ ПАВЛОВНА. Прошу вас, тише. Коленька вернулся поздно, и я приказала, пока он спит, не пускать просителей в комнаты. Проснется, тогда начнется прием.

ГРОБОЖИЛОВ. Казните, но выслушайте…

БОЦ-БОЦЯНСКИЙ. Выслушайте, Марья Павловна, выслушайте…

ДУНЬКА (укоризненно). Я предупреждала их, что Николай Михайлович почивать изволят. (С презрением.) А еще благородные люди называетесь, а ворвались почище товарищей!

МАРИЯ ПАВЛОВНА. Говорите, зачем пришли.

БОЦ-БОЦЯНСКИЙ. Мы пришли с Карпием Силистровичем просить вас передать Николаю Михайловичу, одному из вождей про… прол… прол…

ГРОБОЖИЛОВ. …пролетарской революции…

БОЦ-БОЦЯНСКИЙ. Пролетарской революции, что когда он поедет в ком… в ком…

ГРОБОЖИЛОВ. Коминтер…

БОЦ-БОЦЯНСКИЙ. Коминтерн{60}, то пусть вспомнит, что далеко в степях живут двое рев… рев…

ГРОБОЖИЛОВ. Революционеров!

БОЦ-БОЦЯНСКИЙ (со злостью). Вы, Карпий Силистрович, мешаете мне изложить дек… дек..

ГРОБОЖИЛОВ. Декларацию…

БОЦ-БОЦЯНСКИЙ. Декларацию!

ГРОБОЖИЛОВ. А зовут этих революционеров…

БОЦ-БОЦЯНСКИЙ (поспешно). Эмпидокл Казимирович Боц-Боцянский…

ГРОБОЖИЛОВ (перебивая). Карпий Силистрович Гробожилов.

МАРИЯ ПАВЛОВНА (укоризненно). И вы из-за такой ерунды изволили ехать к нам за десять верст.

БОЦ-БОЦЯНСКИЙ (подобострастно). Да мы за сто верст пришли бы, только были бы уверены, что там, в Москве, в самом Ком… Ком…

ГРОБОЖИЛОВ. Коминтерне…

БОЦ-БОЦЯНСКИЙ (со злостью). Благодарю вас! В самом Коминтерне есть хоть один человек, для которого наши имена не простой звук.

МАРИЯ ПАВЛОВНА. Удивительные настали времена! И вы туда же, и вы революционеры!

БОЦ-БОЦЯНСКИЙ (важно). Мы всегда были ими!

МАРИЯ ПАВЛОВНА (иронически). Скажите пожалуйста, а я и не подозревала.

ГРОБОЖИЛОВ (укоризненно). Марья Павловна, неужели вы не знали, что я еще в старое время так ненавидел самодержавие, что всех животных у себя в экономии красил в различные цвета. Кошки у меня были синие, собаки зеленые, кони красные…

МАРИЯ ПАВЛОВНА. Зачем вы это делали?

ГРОБОЖИЛОВ. Из революционных побуждений. Ненавидел и черный, и белый цвет!

БОЦ-БОЦЯНСКИЙ. А я… я воды никогда не пил. Все красное вино, красный коньяк… Уже тогда боялся контрреволюционером прослыть.

Продолжительный стук в двери. МАРИЯ ПАВЛОВНА тревожно вслушивается.

МАРИЯ ПАВЛОВНА. Опять стучат. Разбудят они Колю. Дуня, открой!..

ДУНЬКА (заглядывая в окошко). Батюшки мои, а народу видимо-невидимо!

МАРИЯ ПАВЛОВНА. Все с прошениями. Второй день житья нет от просителей. Весь уезд съезжается!.. Вы и то у себя прослышали, прилетели!

БОЦ-БОЦЯНСКИЙ. Марья Павловна, благодетельница наша, все люди кушать хотят. А мы-то ели сытненько, не то что теперь, на мужицком положении. Марья Павловна, кто знает, может, и нас наверху заметят.

ГРОБОЖИЛОВ. Мы не глупее других… Нам только скажи: «Карпий Силистрович, или Эмпидокл Казимирович, придите и володейте нами»{61}, — мы все забудем, все простим. А пока там, в Москве, не знают, кто мы, здесь от зависти и обиды умрешь.

БОЦ-БОЦЯНСКИЙ. Вы уж послужите нам, Марья Павловна! Сделаюсь красным прокурором, вас не забуду! Мы тоже управляли государством.

ГРОБОЖИЛОВ. Такие люди, как мы, на улице не валяются.

МАРИЯ ПАВЛОВНА. Знаю, знаю. Не хвалитесь. Коля все может сделать. Передам.

ГРОБОЖИЛОВ. Ручку вашу, ручку, благодетельница! Что значит дворянская кровь!

БОЦ-БОЦЯНСКИЙ. Скажите, что такое революция? Тьфу, да и только в сравнении с вековой чистотой, с кровью нашей дворянской! Эх, Марья Павловна, как и благодарить вас!

МАРИЯ ПАВЛОВНА. Ну, ступайте! Да сапожищами не стучите!

БОЦ-БОЦЯНСКИЙ. Прощайте, голубушка!

ГРОБОЖИЛОВ. Прощайте.

Уходят. С черного хода входит ГРУДОПЕРОВА.

НАСТАСЬЯ АЛЕКСЕЕВНА. Не пройдешь через двор! Народу понаехало к вам!

МАРИЯ ПАВЛОВНА. Здравствуйте, Настасья Алексеевна! Все к Коле. Откуда так рано к нам пожаловать изволили?

НАСТАСЬЯ АЛЕКСЕЕВНА. Из церкви… Думала, вас встречу…

МАРИЯ ПАВЛОВНА. Никак не могла… Из Москвы…

НАСТАСЬЯ АЛЕКСЕЕВНА (поспешно). Знаю, знаю… Все местечко два дня трещит, что Николай Михайлович и…