Пьесы молодых драматургов - Нина Александровна Павлова
Д е б р и н. И о чем столько?
П р о к у р о р. Можете смеяться — о Бетховене. Жестокость лишь следствие, а причина ее — бездуховность. (Уходит.)
Музыкальная пауза — где-то по радио звучит Бетховен.
Входит человек интеллигентного вида — а р х и т е к т о р.
А р х и т е к т о р. Какая музыка! Простите, я из архитектурного — по делу Беловой. (Подает Дебрину бумаги.) Тут ходатайство от отдела — отпустите ее до приговора на поруки, а? Ну куда она сбежит? Наивно! А у нас стройка встанет — два СМУ! — если не скинем к первому чертежи. Слушайте! Послушайте! Горим… А-а-а!
Д е б р и н. Что — ценный работник?
А р х и т е к т о р (присвистнув). Фью, вундер! У меня отдел день не работал. Ставят перед ней на спор модель — любую. Берет сразу в трех проекциях. Чертеж от руки — без инструмента! Видал? Дочка Белова, что ни говори.
Д е б р и н (возвращая бумаги). Это не мне — туда. Что на суд-то не пришли?
А р х и т е к т о р. Когда? Город будущего! Чтоб ему…
Д е б р и н. Это что — местный юмор: город будущего?
А р х и т е к т о р (изумленно). Туземец, ты что — газет не читаешь? За проект этого города Белов взял в Лондоне премию Патрика. Ты понимаешь, за что ее дают? Архитектура будущего — прекрасная, сумасшедшая… здесь будет, а-а! Бросил бы я иначе Питер ради этого курятника? На ленинградской прописке все — крест. А не жалею, знаешь. Есть работа, какую архитектор может получить раз в жизни. Только раз! Сделать это — и умереть… (Направляется к выходу.) Значит, туда? Думаешь, отпустят ее на поруки?
Д е б р и н. Ну, вы же ручаетесь, что этот особо ценный рейсфедер вернется в тюрьму.
А р х и т е к т о р. Не понял. (Возвращается, в свою очередь насмешливо изучая Дебрина.) Понял. Интурист, да? Нездешний? А здесь, на станции Иня, один царь и бог — Бе-лов. Ты всерьез полагаешь, что дочку Белова — Белова! — посадят? Лечись, старик! (Веселясь, хлопает Дебрина по плечу.)
Д е б р и н. Не тычьте мне!
А р х и т е к т о р. Лечись, интурист. (Уходит.)
Дебрин, сгорбившись, сидит на скамье подсудимых.
Появляется Л и л я в плаще и с дорожной сумкой.
Л и л я (отдает ключ с гостиничным брелоком). Ключ возьми.
Д е б р и н. Уезжаешь?
Л и л я. Ночное дежурство сегодня, надо. (Взглянув на часы.) Ничего — успею.
Молчат. Удрученный своими мыслями, Дебрин, кажется, не замечает ее…
Слушай, хоть бы простился из вежливости!
Д е б р и н (жизнерадостно распахнув ей объятья). О-о, баба с возу — кому-то легче, особенно если ученая баба!
Лиля в ярости стукнула его сумкой.
Ваша жестокость, мадам, лишь следствие, а причина ее — бездуховность. Слушай, какое роскошное объяснение — на все случаи жизни! На месте прокурорши я бы каждого судил по статье о бездуховности…
Снова долгое молчание.
Л и л я. Писать будешь?
Д е б р и н. О чем? Что бездуховность причина всех причин? Прочел книгу — не схарчил ближнего, не прочел — схарчил. Слушайте Бетховена — и вы никогда не убьете старушку! Убивали. Без Бетховена. Под Бетховена. Моего деда расстреляли вполне образованные подонки. Знали, что он большой музыкант, — велели сыграть, а потом… Все, милая, — кончилась сказка, что стихи и музыка не позволяют делать бо-бо. Без книг все знают — не лги, не убий, не пей. А пьют! Ночью не сплю — пишу до рассвета, а утром спрашиваю: зачем? Леса благодатные на книги изводим, а книги, что врать, не меняют людей…
Л и л я. …и ничему не учат?
Д е б р и н. Учат! Прочти все книги по футболу и бей начитанностью по воротам. Вот (раскидывает руки крестом, кивая на одну руку) Бетховен и вся мировая поэзия, а вот (кивает на другую руку) малосущественная правда жизни. На том и распяты! Скажи, почему неграмотная крестьянка намного порядочней, чем эти? Они же Пу-ушкина в школе учили!
Л и л я. Пушкина знаешь и ты наизусть.
Д е б р и н. Не понял? Ясней.
Л и л я. Куда уж яснее?.. Я проводила с Пашиной тест на зоны гейтинга…
Д е б р и н. Как?
Л и л я. Глухоты. Глухоты, понимаешь? При словах «учеба», «мораль», «поэзия» у нее делается деревянное, тупое лицо. Как у тебя, когда я завожусь про любовь. Пожалей меня, Дебрин, — выгони!
Д е б р и н. Опять… началось!
Л и л я. Успокойся — кончилось. Да, я же тебе газетку отыскала. (Подает многотиражку.) Вот очерк про обрубщицу с мясокомбината. Тот, что Зину пленил.
Д е б р и н (читает про себя. Веселится). О-о! «Комсомолка Тарасова любит свою работу и считает ее не менее романтичной, чем…» Поэма, а, — девица-мясник! А вдруг, допустим, она не грезит на закате о мясе? Вдруг рубит мясо не по призванию, а потому что всем котлетки нужны? Словесный блуд — бездуховность, бездуховность! В институт не стремятся, ах, почему? Почему они с их двойками не лезут в науку, а идут вон на стройку, как малярка, пахать? Разговор о духовном для слабоумных!.. А я весь процесс на малярку смотрел. И проработала у них эта брюква Цыпина всего ничего. А она ходит в суд каждый день. Носит ей, как больной, кефир и апельсины. И говорить-то стесняется. Молчит и дышит всем жаром милосердия. Дуры вы, бабы… дуры мои милосердные! (Гладит ей волосы и плечи с такой нежностью, что у Лили наворачиваются слезы.)
Л и л я. Ты меня вот хоть столечко (показывает кончик мизинца) любишь?
Д е б р и н. Глупая! Ты для меня, знаешь…
Л и л я. Знаю — друг, товарищ и брат. А любить… ты жену по-прежнему любишь.
Д е б р и н. Не знаю… забыл. Запутался я! В семнадцать лет верил, что скажу в моем отечестве великое слово. Ничего не сказал! Только запутался. Только измучил тебя и себя… (Вытирает ей потекшую от слез тушь.) Ну вот, как Цыпкина. Ты что? Ты чего?
Л и л я (смех сквозь слезы). Это я так… по глупости вспомнила. Мне, когда Юлька твоя звонила, она так кричала тогда на меня! Орет, кричит, будто я виновата, что от нее сбежал новый муж. Он сбежал, а я виновата!
Д е б р и н. Юля — как… осталась одна? Ей плохо?
Лиля мигом трезвеет. Достает из сумки сигареты, косметичку.
Л и л я. Спички брал?
Дебрин, не глядя, достает из кармана спички, выронив при этом
