Андри Байелер - Антология современной швейцарской драматургии

ПРЕДСТАВИТЕЛЬНИЦА НПО. Я сейчас вызову врача. (В телефон.) Алло?

БАНКИР. Есть от чего потерять голову.

ПРЕДСТАВИТЕЛЬНИЦА НПО (в мобильник). Это же чрезвычайная ситуация. А служба спасения ведь всегда работает?!

БАНКИР. Даже такому знатоку, как я, пришлось ухватиться за дерево, лишь бы не видеть леса. Этого темного леса, где живут чудовища. Волки. Вурдалаки. Кто сумел не растеряться?

ПРЕДСТАВИТЕЛЬНИЦА НПО. Связи все еще нет.

БАНКИР. Вам надо действовать быстро. Я всегда был быстрее остальных. Доу-Джонс, Насдак, Дакс, Швейцарский рыночный индекс, Доу-Джонс Стокс 50, котировка фондов основных средств, развивающиеся страны. Они развиваются и развиваются, эти страны! Их рынки разбухают, как печень, которая ежедневно получает литр «Джонни Уокера». А трейдер работает день и ночь. Двенадцать часов работы европейских бирж, да еще двенадцать азиатских. Тогда он может заработать. И тогда он пьет уже не какой-то простой «Джонни Уокер», а настоящий шестнадцатилетней выдержки. Я заканчиваю. Продукт недели — совершенно однозначно «БНП Париба глобал агрикалча», скобки открыть, на ISIB FB0010616311, скобки закрыть. За последние недели вырос на целых 66,6 процента. Чертовская удача. (Епископ крестится.) Он и в дальнейшем безусловно увеличит ваш счет. Этот мяч все еще в игре. Подумайте сами, к 2050 году население Земли вырастет на тридцать процентов, несмотря на всех умерших, убитых, подохших от голода там, за горизонтом, всех их очень легко подсчитать. Кроме (китайцу) вас. Вы, китайцы, путаете нам все расчеты… Но и вы не выберетесь. Никто не выберется. Я достаточно ясно выразился?!

Все стоят на сцене по одиночке. Они перебивают друг друга, говорят одновременно, пока наконец их слова не сливаются в возбужденную какофонию.

ЛЮБОВНИЦА БАНКИРА. Любить — значит ждать. Быть готовым ко всему, так ты всегда говоришь, Хеннер. Это твой жизненный девиз. А теперь и мой. Я готова, да еще как! Каждый четверг, четверг — наш день. Я радуюсь каждому четвергу, правда. Пятница, суббота, воскресенье. Потом понедельник, вот уже вторник. Среда. Когда я просыпаюсь утром в четверг, я волнуюсь. Работа, в пять я уже дома. Принимаю ванну, подкрашиваюсь, пудрюсь, делаю прическу. Брызгаюсь спреем, здесь и здесь. Душусь, Шехерезада по сравнению со мной — обыкновенная корова. По семь раз переодеваюсь перед зеркалом и все равно не уверена, ту блузку надеть или другую. Ставлю на стол бутылки. Свечи. Готовлю еду. Я обожаю готовить, всегда смотрю все кулинарные шоу, Кернера и Сару Винер, и всех. Звучит музыка, это все — предвкушение радости, радости от встречи с тобой. Увертюра к «Тристану», потому что она тебе нравится, правда, и «Роллинг стоунз» тебя тоже заводят. I can get по satisfaction. Короче, что я хочу сказать. Вот я сижу, при полном параде, медленно-медленно наступает половина восьмого, и тут ты звонишь и говоришь: «Зайка, sorry, тут у меня кое-что случилось, так что сегодня не получится, давай в следующий четверг, пока». (Епископу.) Можете себе представить, каково это. (Епископ протестующее поднимает руки.) Иногда это твоя секретарша, она тоже называет меня «зайкой», как ей это в голову могло прийти, этой телке… Во мне все кипит от ярости, потому что я зря, совсем зря все это наготовила — закуску, горячее, десерт. Да, дома его так не кормят. У него там кухарка, а не любящая женщина… В прошлый раз, когда ты снова вот так все отменил в самую последнюю минуту, я одним махом швырнула в зеркало все мои тюбики, флакончики, крем. Бум! «Нивеа», «Лореаль», «Шанель № 5». Выглядело, как после атомного взрыва. Запах во всем доме, как в борделе. Выпила оба аперитива, и твой и мой, потому что я достойна большего уважения, да к тому же это было красное вино, уже откупоренное, и потому что все это — чистое безобразие… Я ведь не уродина. (Епископу.) Вы считаете меня некрасивой?.. Вот именно. Я могла бы выбрать любого другого, если не каждого, то уж каждого второго точно. Но нет, я верна, как роза, ждущая первую весеннюю пчелку. И мне кажется, я вправе ожидать, что он тоже продемонстрирует, что такое любовь. Заставить тебя однажды ждать — меня! (Бизнесмену.) Вы думаете, он хоть раз меня подождал? Никогда, даже в постели. Он кончает, когда хочет, когда он хочет… Иногда мне кажется, ты хочешь просто переспать со мной, быстро уйти и отправиться домой. Нет, правда, ты иногда разговариваешь со мной, как питбуль. Ты лаешь. А когда и я изредка вставляю словечко, ты не слушаешь. Ты абсолютно не восприимчив к высоким частотам, свойственным женским голосам. У тебя в ушах фильтр, который задерживает все неважное. Например все, что я говорю. Я могу кричать, что люблю или ненавижу тебя, что я тебя убью. Или себя. Все равно, ты не слышишь. Отвечаешь: «Зайка, мне пора, у меня встреча с Аккерманном, или Беккерманном, или Циммерманном, или еще с кем-нибудь». Тогда я ложусь на диван и плачу. Но рядом нет никого, кто бы мог меня утешить. Тебя и подавно.

БИЗНЕСМЕН. Ты основываешь предприятие. Шестьдесят восемь тысяч сотрудников. Ты их мотивируешь, ты их воодушевляешь. Становишься для них примером. Платишь выше всякого тарифа, увольняешь пачками. Иногда даже со щедрым выходным пособием. Великодушно обходишься с людскими ресурсами, работаешь рука об руку с производственным советом. В общем, создаешь превосходную рабочую атмосферу… И вдруг, как гром среди ясного неба, они выволакивают тебя на фабричный двор, привязывают к четверке лошадей, к каждой по руке и ноге, и кто-то из ночной смены, а может, даже твоя секретарша, бьет со всей силы лошадей хлыстом, и они в панике несутся вперед, назад, направо, налево, и ты часами чувствуешь, как тебя разрывают на четыре части. (Банкиру.) Ты не представляешь, как трудно разорвать человека на клочки. Как это больно… И с тобой будет то же самое. Они подвесят тебя за ноги перед вокзалом головой вниз, тебя и твою зайку. Два сгустка крови. Толпа не прощает никогда. Большинство мстит меньшинству. Только подожди.

ПРОФЕССОР. Мальчишки. Эти мальчишки в университете. Они так и норовят схватить меня за горло. Публикуются каждую неделю, эти молодые ребята. Университетская карьера делается теперь со спринтерской скоростью. Забираются на северную стену Айгера за три часа, а нам когда-то годами приходилось трудиться, чтобы добиться должности завкафедрой… Я близок к получению Нобелевской премии, мне платят сто тысяч за экспертные заключения, а они втаптывают меня в грязь. Шиповками в лицо, ботинками по животу. Еще год-два, и мне конец. Они давно уже берут двести тысяч. Кому нужно заключение от человека, лежащего на земле. Никому.

МИНИСТР. Не могу же я иначе. Я просто не могу иначе. Я могу быть только политиком. Никогда ничему не учился. Только политике. Только наступать и отступать, побеждать и быть побежденным. Можно наделать столько ошибок! Всего один раз вступить не в ту коалицию, и ты уже на двести двенадцатом месте в списке на следующих выборах — и вылетел. Да, а что я буду делать, если меня не выберут? Я ничего не умею. Знаю только политику.

КИТАЕЦ (по-китайски). Четыре тысячи лет Китай был таким, как был. При династии Мин. При династии Ман. При династии Мон. День за днем все тот же Китай. Солнце всходило, солнце заходило. До сегодняшнего дня, теперь каждый день другой, быстрее, громче, чем предыдущий. Каждый новый день превосходит старый. Еще десять лет, и весь Китай станет новым. Мечта. Кошмарная мечта.

ПРЕДСТАВИТЕЛЬНИЦА НПО. Я каждый день с массами. Иду в первом ряду, там мое место. Я несу транспарант, у меня мегафон, я скандирую слоган дня. Нет. Нет. Нет. Я взбираюсь на охладительные башни. Я приковываю себя к рельсам. Я бросаюсь наперерез водометам… Но я боюсь. Боюсь, что меня растопчет толпа, бегущая от полицейских, стреляющих сначала в воздух, а потом на поражение. Что танк, перед которым я встану, не затормозит. Что я увижу над собой его огромные гусеницы, а потом они проедут по мне. Что я замешкаюсь перед поездом с ядерными отходами, он все ближе и ближе, а я вожусь с наручниками, и не успею их расстегнуть, а машинист даже не даст гудка, переезжая меня. Что все мои соратники по демонстрации побегут в одну сторону и только я — в другую, прямо к беде. К тюрьме, пыткам, смерти. Что я окажусь в темнице и сгнию там заживо. Повсюду насекомые. Крысы будут кусать меня за ноги. Мне страшно каждый день, когда я участвую в акциях протеста, прекрасного и ужасного.

ЕПИСКОП. Я довел епископство до банкротства. Восемнадцать процентов прибыли, так мне внушал голос дьявола, двадцать пять, если повезет. А что теперь? Девяносто шесть процентов убытков. С первого марта я не смогу оплатить даже масло для неугасимой лампады. Если до Папы дойдет, что его неугасимые лампады потухли! Что его епископства от Пассау до Кура и Гонолулу — голые руины, удерживаемые только тонюсеньким слоем сусального золота. Что его престол стоит на обвалившихся акциях, «плохих» фондах и негодных кредитах. Что достаточно дьяволу дунуть, и все великолепие провалится в тартарары. Грохот, пыль, пепел, и сухой кашель последователей Христа из облака пыли. (Банкиру.) Вы в этом виноваты. Вы и есть дьявол.