Александр Гриценко - Избранное: Проза. Драматургия. Литературная критика и журналистика
Не знаю, зачем я это сделал. Моим телом управлял шок, а не мозг.
Потом помню только яркую вспышку, и всё. А дальше передо мной промелькнуло множество призрачных лиц. Множество людей и голосов. Не знаю, где я находился – в этом мире или в другом. Всё перевернулось, я чувствовал небывалую легкость. Вскоре я ощутил, что плыву над домами Грозного, а потом над долинами и горами Чечни. Я обратил внимание на то, что деревья зелёные, а в долинах высокая трава и цветы. Но ведь только что была зима!
Впрочем, не это главное! Я обратил внимание на красоту под моими ногами: я плыл вверх, в небо, а внизу раскинулось самое красивое место на земле. Я видел стройные тополя, которые стоят по краям шоссе, мягкие зелёные долины, наполненные хрустальным воздухом, и горы, внизу синеватые, а вверху белоснежные. На полях ходили коровы, лошади, овцы.
Я почувствовал в себе чудесную перемену.
Во-первых, и это же во-вторых, я никогда ничего не знал о Чечне, я никогда тут не был до службы, и для меня все кавказцы, закавказцы казались одним и тем же – на одно лицо. Но теперь какая-то несвойственная мне мудрость наполнила меня, кроме того, у меня появились знания, которых никогда не было. Я чувствовал себя собой и в то же время кем-то ещё. В мою голову пришла такая мысль: «Теперь я понимаю, почему чеченцы так любят свою землю! Почему они много сотен лет отстаивают свое право на неё! Такая земля даёт и дом, и силу, и храбрость, и уверенность».
Нельзя всего описать словами. Эту красоту нужно видеть и чувствовать. Именно так должен выглядеть рай!
III. Самый счастливый танк
Потом я снова спустился на землю. И, как мне показалось, прошёл незримо по всем улицам горящего Грозного. Сначала я следил за самым счастливым танком на свете. Танкисты так и не узнали о своей удаче, о том, что они семь раз избежали смерти.
Началось всё с того, что они проехали, не погибнув, мимо засады чеченцев, среди которых был прославленный снайпер-гранатомётчик, офицер Советской армии, прослуживший в Афганистане три года, – он если стрелял, то наверняка попадал, и ощутимо.
Он даже умел подбивать танки, пуская выстрел по земле, рикошетом под дно, умел рассчитывать силу ветра, скорость цели. А самым страшным оружием в его руках был ручной противотанковый гранатомёт седьмой, им он всегда сжигал танк с первого раза.
И сейчас этот чеченец сидел в засаде именно с РПГ-7. Ждал. А рядом с ним находился друг и боевой товарищ, тоже советский офицер-«афганец», Мустафа. Его военная специальность была снайпер, и лучше него стрелка вряд ли молено было сыскать во всей Чечне. Когда проехала машина тех, за кем я следил, за кем я летел по Грозному, оба снайпера отвлеклись. Их фотографировал журналист Саша из Нижнего Новгорода, как он говорил, на обложку газеты. В статьях он подписывался Александр Никаноров и был одним из многих журналистов, которые сочувствовали чеченскому сопротивлению в 1995 году.
Танк проехал мимо. Мустафа схватился за винтовку, потом сказал гранатомётчику по-русски:
– Ну чего ты его не …бнул?
Товарищ ничего не ответил, а потом молча ушёл по лестнице на другой этаж. Журналист исчез раньше, и Мустафа остался один. Скоро пошла колонна БТРов. Затаив дыхание, он прицелился в бок первой машины. Выстрелил примерно туда, где должен был сидеть человек. Он так и не узнал, что попал. Пуля пробила боковую броню и убила старшего сержанта Серова.
А самый счастливый танк ехал дальше. Ему поставили задачу обработать из пушки квартал. Шесть раз чеченские гранатомётчики из РПГ-7 стреляли в самый счастливый танк на земле, и граната летела точно, но в этот момент танк стрелял, и заряд, готовый поразить цель, отклонялся. А потом танк отозвали из боя. Никто так о своём счастье и не узнал. Но также танкисты не узнали, что спасли трёх разведчиков – капитанов Щербака и Антонова и рядового Балыко.
IV. Танкоангел
Два офицера и рядовой крались вдоль дома, они пытались вернуться в район, где, как им казалось, они найдут своих.
Бронетехника, на которой они ехали к вокзалу, была сожжена классическим способом, а именно первые выстрелы из РПГ пошли в первую и последнюю машины, после чего всем остальным на узкой улице осталось только стоять и ждать, когда очередь дойдёт до них. Те, кто остался в живых, разбежались куда могли. Так вышло само собой – капитан Щербак, капитан Антонов и рядовой Балыко остались втроём. Они укрывались до темноты в подвале заброшенного здания, а потом двинулись, пригнувшись и ползком, к своим. Эти солдаты не знали города и полагались на свою интуицию. Я вдруг понял, что могу чувствовать их эмоции и знаю их мысли.
Рядовой думал о какой-то молодой девчонке. Он хотел к ней и ни разу не вспомнил о родителях, то ли их у него не было, то ли его к ним просто не тянуло. В его голове мелькала лишь девочка, белокурая, голубоглазая, в белом коротком платье, а иногда всё его воображение застилала непроглядная тьма. Тогда я ещё не научился владеть своим даром и не смог понять, что девушка эта была ненастоящая, просто от шока в мозгу солдата что-то заклинило, и время от времени крутилась одна и та же «блатная» песня о девочке в белом платьице. Наверно, он или его друзья исполняли её в подъезде или на школьном дворе, покуривая и попивая пивко. Балыко был моим ровесником.
Темнота, которая нет-нет и возникала в воображении солдата, пугала его. Мгла действительно могла устрашить кого угодно. Я увидел в ней что-то окончательное, зловещее. От неё вдруг стало холодно, а потом я почувствовал какой-то гнилой запах. Так рядовой Балыко представлял себе смерть.
Офицеры были сосредоточены на дороге и почти не допускали к себе лишних мыслей. Только однажды Щербак обрывочно подумал: «А где у них кинжалы?..» Антонову же не нравилось, что вышла луна, и он несколько раз про себя выматерился на неё.
Именно луна, а также внезапные залпы осветительными минами раскрыли местоположение солдат. Они попали под обстрел на перекрёстке. Едва успели спрятаться в какой-то яме, как на них вылился шквал огня. От пуль их спасал ствол поваленного дерева, который лежал в шести метрах перед ними. Поняв, что просто так солдат не достать, чеченцы применили оружие посерьёзней.
Все трое, как по команде, вжались в неродную для них землю, когда ПГ от РПГ полетели в их сторону. Им казалось, что взрывается где-то совсем рядом, их обдавало жаром. Рядовой, прижимаясь лицом к земле, подумал: «Кумулятивный заряд» – видимо, ему это словосочетание вспомнилось из курса молодого бойца. Щербак начал безмолвно молиться: «Отче наш, иже еси на небесех, да святится имя твое, да придет царствие твое, да будет воля твоя, яко на небеси и на земли…» Треск и шлепки от пуль или взрывы прерывали его мысли. Щербак про себя клял всеми словами «чехов», Дудаева и Ельцина.
Все трое понимали, что встать и исчезнуть под таким огнём невозможно, но если продолжать лежать дальше, то до них рано или поздно доберутся.
Обстрел начал стихать, и уже можно было приподняться и посмотреть, откуда ведётся огонь. Щербак и Антонов быстро вычислили окна и попытались пострелять по ним. Они приподнялись и дали несколько коротких очередей. В ответ на них посыпался град пуль, офицеры едва успели укрыться.
– Товарищ капитан, – обратился рядовой Балыко к Антонову, – у меня есть дымовая граната!
Офицер в ответ выматерился, а про себя подумал, что этого точно убьют, если он не перестанет быть таким тугодумом.
– …бт! Бросай!
Рядовой изловчился и зашвырнул гранату, но она была чёрного дыма и ничего не закрывала.
Антонов от злости готов был расплакаться, а Щербак просто молился. Его дух был уже не здесь, а где-то далеко-далеко в небе. Он призывал Творца помочь ему выжить. У него было ради кого и для чего жить. Сын, дочь, жена. Ему казалось, что этого достаточно.
– Товарищ капитан! У меня ещё есть граната!
– Бросай, твою мать!
Рядовой бросил, но граната угодила в дерево, которое их прикрывало, и улетела в сторону. Белый дым, подчиняясь ветру, потёк в другую сторону от солдат. Антонову подумалось, что неплохо было бы пристрелить Балыко. А Щербак молился, и последующее чудо произошло именно по его молитве.
И вот из-за стен, проминая себе проход, вышел самый счастливый танк на свете. Он качнул дулом и начал стрелять по тем окнам, откуда вёлся обстрел. Всё стало сыпаться. Антонов, Щербак и Балыко почувствовали во рту кирпичную пыль. Я видел умирающих от осколков, с оторванными ногами и руками чеченцев, они кричали:
– Аллах акбар!
Закончив свое дело, танк, мирно хрюкнув движком, вернулся в укрытие. Командир танка выполнил приказ – уничтожил огневые точки в обозначенном квартале. И никто из экипажа даже не подозревал, что, погубив два десятка чеченцев и пять украинцев, они всё же спасли три жизни.
V. Заживо погребённый
Меня повлекло дальше. Ко мне вкрадывались чужие мысли и образы, от которых мне стало ужасно. Я думал, как он, я чувствовал, как он, я болел его страхами.
