Драматургия Югославии - Мирослав Крлежа

Д а г а р и н (будто не слышал ее). Жаль, приехал-то я ненадолго.

М а р ь я н а. Святая спасительница, что же ничего не говорите? И когда же опять уезжаете?

Д а г а р и н. Завтра.

М а р ь я н а. Здесь уж совсем стали забывать, что священник был в Подбуковье.

Д а г а р и н (с улыбкой). Я не забыл, Марьяна, сам бог знает, не забыл.

М а р ь я н а. Но писали, что приедете и останетесь здесь.

Д а г а р и н. Человек предполагает, а бог располагает… Мне и так уже многое свалилось на голову… Бог меня простит.

М а р ь я н а. Это все ваши старые шутки… Но серьезно: вы не должны были бы говорить так.

Д а г а р и н (смеясь). Добрые шутки и бог простит.

М а р ь я н а. Да уж это вам виднее.

Д а г а р и н. А салат ты посадила?

М а р ь я н а. Конечно. Хотите, я его тут же могу набрать.

Д а г а р и н. Снега нет в саду?

М а р ь я н а. Немного. В этом году зима легкая.

Д а г а р и н. Ну, тогда принеси мне салату с крутым яйцом и лимоном. Есть у тебя?

М а р ь я н а. Есть, господин.

Д а г а р и н. И для сопровождающих моих приготовь что-нибудь.

М а р ь я н а. Что за люди? Не очень-то они приветливы.

Д а г а р и н (не отвечает). И постель. На сегодняшнюю ночь. Может быть, и на завтра. А потом — в Ново Место. Да, в Ново Место. (Помолчал, задумчиво.) С тяжелым сердцем я туда еду.

М а р ь я н а. Почему, господин?

Д а г а р и н (опять помолчав). Из-за Андрея.

М а р ь я н а. Из-за Андрея? Да ведь он здесь.

Д а г а р и н (удивлен). Здесь?

М а р ь я н а. Уже три дня.

Д а г а р и н. И что он тут делает?

М а р ь я н а (показывая на дверь слева). Там он… Спит. А когда не спит, сидит за пианино. Играть не играет…

Д а г а р и н. А что же? Пишет?

М а р ь я н а. Вроде нет. Просто смотрит в одну точку. Не знаю, что с ним.

Д а г а р и н. И все время дома?

М а р ь я н а. Вчера вечером уходил, утром сегодня вернулся.

Д а г а р и н. Куда ходил?

М а р ь я н а. Да уж известно…

Д а г а р и н. Эта девчонка, что ли, там?

М а р ь я н а. Да.

Д а г а р и н. Гм. Как же университет? Ведь он же учится в Любляне?

М а р ь я н а. Да. Но сейчас он здесь.

Д а г а р и н. И он к ней ходит?

М а р ь я н а. Так точно. И ведь какой опасности подвергается. Там, около Худого Явора, знаете, господин, опять «те».

Д а г а р и н. Опять?

М а р ь я н а. Опять, опять.

Д а г а р и н. И он туда ходит?

М а р ь я н а. Я уж ему говорила, чтобы не ходил. Намедни за завтраком он вдруг отшвырнул миску с поджаркой, а потом полчаса сидел у печки, смотрел на огонь. И когда я его спросила… Что, господин?

Д а г а р и н (нашел какие-то бумаги на пианино). Смотрю.

М а р ь я н а. Это его ноты.

Д а г а р и н. Знаю, знаю.

М а р ь я н а. У него их целые кипы. С собой привез. Все с собой привез — ноты, книги, ботинки, в общем, все.

Д а г а р и н. Зачем? Не думает же он тут остаться?

М а р ь я н а. Не знаю. Может, думает куда-нибудь поехать. Бог его знает, что у него в голове, — слова не проронит. Позвать его?

Д а г а р и н (кладет ноты на пианино). Позови его от имени господа.

Марьяна идет налево, робко подходит к дверям.

Минутку. (Раздумывает — не отложить ли встречу с Андреем.)

М а р ь я н а. Пожалуйста, господин.

Д а г а р и н (взглянув на нее). Он что-нибудь говорил? Ну, обо мне.

М а р ь я н а. Ничего такого.

Д а г а р и н. Нет?

М а р ь я н а. Только то, что хотел бы вас видеть.

Д а г а р и н (удивлен). Он это сказал?

М а р ь я н а. Да. Почему вы так удивились?

Д а г а р и н. Ничего, ничего.

М а р ь я н а. И с органистом они что-то не поделили. Странно, ведь когда-то так ладили.

Д а г а р и н. Что не поделили?

М а р ь я н а. Тот зашел сюда, чтобы его поздравить. Не знаю в связи с чем, ну а Андрей его выгнал. Я ничего не говорю, этот органист и правда странный человек — пьет, как известно, и даже больше, чем раньше… Но выгнать его…

Д а г а р и н (вынимает из кармана жилетки коробочку, достает из нее таблетку и кладет в рот). Нет-нет, воды не нужно.

М а р ь я н а. Все те же таблетки?

Д а г а р и н. Нет, сейчас уже другие, посильнее.

М а р ь я н а. Плохо вам после них, господин. Лучше бы вам вернуться домой, может, и здоровье вернется…

Д а г а р и н (не слушая ее). Да-да. Так, говоришь, он его выгнал?

М а р ь я н а. Еще как! Таким диким я еще его не видела. И что это с ним?

Д а г а р и н (ходит по комнате, затем оборачивается к ней). Марьяна, знаешь, что случилось?

М а р ь я н а. Господи, помилуй, что-нибудь ужасное?

Д а г а р и н (как бы вспоминая). Когда Андрей в последний раз был у меня, он оставил несколько своих сочинений, чтобы я отдал их переписать. И они попали, не знаю как, в руки тем людям в Любляне. Ну и потом…

М а р ь я н а. Что — потом? (Озабоченно.) Уж не засунули вы их куда или затеряли? Как я — одну его бумагу. Пресвятая богородица, заступница моя небесная, не хотелось бы мне больше такого дня дождаться. Я уж думала, что мне достанется. Как они тогда напились с органистом, никогда не забуду. А потом он у себя целую, неделю отсиживался. Когда снова появился, весь взлохмаченный и невыспавшийся, так он весело смеялся, как никогда ни раньше, ни потом. «Марьяна, — сказал он, — спасибо тебе, что ты потеряла ту писульку. Если бы этого не случилось, здесь бы никогда ничего не появилось». При этом он так ритмично постучал по своим нотам, что и мне приятно сделалось. Поэтому, господин священник, особенно не беспокойтесь. Не все потеряно, что потерялось.

Д а г а р и н (задумчиво сидит в кресле, позванивает коробочкой, потирая рукой усталые глаза). Дело не в этом, Марьяна, все гораздо сложнее.

М а р ь я н а. Что же, помоги, господь?

Д а г а р и н. Знаешь, одно из его сочинений включили в программу. И так как оно было без названия, то меня спросили, не согласится ли мой племянник, чтобы сочинение назвали (вздохнув) «Roma aeterna», то есть «Вечный Рим», и посвятили его Верховному Комиссару.

М а р ь я н а. Ну а потом?

Д а г а р и н. Я писал Андрею, но, когда не получил ответа в условленный день, я им сказал, что Андрей согласился. Видишь ли, этим сочинением наши хотели подлизаться к Верховному Комиссару, чтобы он был более снисходительным к их требованиям. Они не ошиблись. Когда Верховный Комиссар слушал посвященное ему сочинение, он просто таял от самодовольства. Спустя несколько дней он одобрил дело, о котором раньше и слушать не хотел.

М а р ь я н а. А что же Андрей?

Д а г а р и н. Сам бог не поймет, что с ним происходит. Такое сотворил…

М а р ь я н а. Боже мой, вы вот и сейчас побледнели.

Дагарин делает знак, чтобы она подошла ближе.

Ну так что же он сделал?

Д а г а р и н. Написал письмо Верховному Комиссару, что он-де об этом ничего не знает.

М а р ь я н а (она женщина простая, однако многое понимает; крестится). Боже, смилуйся. Что же будет теперь?

Д а г а р и н. Посмотрим.

М а р ь я н а. Позвать его?

Д а г а р и н. Позови от имени господа.

М а р ь я н а (идет к двери и осторожно