Пётр Киле - Восхождение

Аристей и Леонард переглядывались молча и, наконец, расхохотались, напугав добрую женщину. Аристей достал из мошны несколько золотых скудо, лишь смутно догадываясь об их достоинствах, и у трактирщицы загорелись глаза, и она забыла о своих страхах.

Мессер Альфани помог своим новым спутникам купить лошадей, и после недолгих сборов они выехали, сами вооруженные, в сопровождении вооруженных до зубов молодцов. Мчались то во весь опор, то, разговорившись, едва плелись, и все же добрались до виллы Альфани необыкновенно быстро, к немалому удивлению мессера Альфани и его слуг.

- Черт ли погонял наших лошадей! - вскричал он с горделивым торжеством.

Была уже ночь, и хозяин, устроив гостей, сам улегся спать, оставив решение загадок на будущее.

2

В окна верхнего этажа виллы Альфани открывались широкие виды - реки, лугов, гор. Голубело небо, полное света, хотя солнце клонилось к закату. У мессера Альфани собрались его друзья по случаю его возвращения. После ужина, весьма обильного, он еще раз представил своим друзьям гостей, рассказав о грозной буре, разыгравшейся на воде и на земле, как по мановению могучего мага, - при сих словах он улыбнулся загадочно, - о кораблекрушении, которое он наблюдал воочию, благодаря молниям, прорезавшим небо и море, и о поистине чудесном спасении двух чужестранцев, владеющих всеми языками, какие он знает, а может, всеми языками, какие есть на свете.

- Постойте, мессер Альфани, - прервал хозяина каноник, - при всем моем величайшем уважении к учености наших гостей, позвольте усомниться в том, что едва ли возможно знать все языки, какие есть на свете. Это доступно Богу и, утверждают, дьяволу.

- Вы совершенно правы, отец мой. Я выразился подобным образом ради закругления фразы и выражения глубочайшего уважения учености мессера Селина и равно маэстро Ноцци. Они знают все. Они ведают о книгах, которые или не изданы, как мне доподлинно известно, или даже не написаны, а существуют пока лишь как робкий замысел.

- Пожалуй, ты опять несешь вздор ради закругления фразы, - заметил с лукавым видом каноник.

Все рассмеялись.

- На этот раз я только сказал, чтобы вы обратили на то внимание. Каждый человек гордится, принимая знатных гостей, а столь необычных, уверяю вас, не приходилось видеть у себя ни герцогу, ни папе. Но лучше всего нам назначить тему для беседы, в которой примут и наши гости, - заключил мессер Альфани.

- Тема для беседы уже прозвучала за ужином, - рассмеялась превесело весьма красивая женщина, которую все звали запросто Катарина. - Любовь!

Все согласились, и слово было предоставлено мессеру Селину.

- Признаюсь, любовь как тема для беседы и сама по себе, - заговорил Леонард с видимым волнением, - меня смущает. Ведь мы касаемся здесь самых сокровенных наших переживаний, с чем формируемся мы, можно сказать, еще в утробе матери, с появлением на свет, с восприятием природы и жизни. Сама любовь рождает нас, любовь ведет нас по ступеням, как говорит у божественного Платона Сократ устами премудрой Диотимы, к высшей красоте.

Обширные комментарии к «Пиру» Платона написаны вашим соотечественником Марсилио Фичино, основателем Платоновской академии во Флоренции, так что мне не стоит повторять то, что вам хорошо известно, можно сказать, из первых рук. Я же коснусь того обстоятельства в судьбе Эрота, величайшая сущность которого - стремление к красоте, что до сих пор оставалось в тени и философами, насколько мне известно, не обсуждалось. Разве что только у Апулея в его чудесной сказке о Психее как бы ненароком Эрот предстает не амурчиком или купидоном, этаким мальчонком-несмысленышем, не ведающим, что творит, посылая направо и налево золотые стрелы, прислуживая скорее матери в ее вседневных и всенощных делах, чем проявляя свою природу и предназначение, о чем поведала премудрая Диотима.

Как вы знаете, Эрот у Апулея предстает поначалу неким чудовищем, как оповестил дельфийский оракул, в чем заключалось не только иносказание, но и пророчество, а затем юношей, мужем прекрасной Психеи, что не может не иметь далеко идущих последствий, ибо ребенок, каковым и поныне изображают Амура, мог обернуться в объятиях Психеи разве что ее дитятей.

- В самом деле! - воскликнула Катарина.

- Разве это не случилось с девой Марией? - заулыбались мужчины. - Мы слушаем вас, мессер Селин. Вы действительно вопрос поставили совершенно по-новому.

- Я хочу сказать, - продолжал Леонард, невольно переглянувшись с Аристеем, - Эрот рано или поздно должен был возмужать, чего боялся Зевс, опасаясь за свою власть. А возмужав, к тому же, не поладив с матерью, преследовавшей ни в чем перед ней неповнную невестку свою, он умчался за пределы мира, где самодержавно правил упомянутый Зевс, или Юпитер, какое из его имен привычнее звучит для вашего слуха.

- Эрот отправился в странствия? - улыбнулась Катарина.

- Увы, это случилось.

- Отчего же увы? Разве Эрот не всюду самый желанный гость? Или он не мог вернуться? - промолвила синьорина, дочь мессера Альфани, которая и была за хозяйку в доме отца после смерти матери.

- Как же без Эрота могли обходиться и люди, и боги? - рассмеялись все невольно.

- В том-то и дело, - вздохнул с печалью мессер Селин. - За время отсутствия Эрота боги умерли. Искусства пришли в упадок, а люди, словно впавшие в беспамятство, приняли новую веру. Отказываясь от прежних богов, они возненавидели их прекрасные изваяния. Богиню любви и красоты, как вы знаете, прозвали белой дьяволицей. При таковых обстоятельствах уже неудивительно, что Эрота, я имею в виду не амурчика с крылышками, а юношу, мужа несчастной Психеи, принимают не иначе, как за дьявола, богоотступника и искусителя Евы. Но поскольку от Эрота исходит сияние, как от всех богов олимпийских, сотканных как бы из чистейшего света, в чем и сущность божественной красоты, его прозвали Денницей, сыном зари, Люцифером. И чего только не наговорили про него, пугая людей. Эрот предстал в глазах людей тем чудовищем, что провиделся дельфийскому оракулу, кого все боятся, однако без него также не могут жизнь свою устроить, ибо глубочайшая его сущность осталась та же - любовь, стремление к красоте.

Все притихли, ведь прозвучало нечто совершенно неожиданное.

- Как! Вы утверждаете, что Эрот и Люцифер - один и тот же демон? - не без вызова спросил каноник.

- Это всего лишь догадка, - улыбнулся мессер Селин, - которая стоит того, чтобы над нею хорошенько поразмыслить, не правда ли?

Леонард снова переглянулся с Аристеем, поскольку его подмывало прямо заявить: «Я не утверждаю. Я есть!»

Мессер Альфани, словно уловив невысказанную мысль, поспешил закруглить вечер.

- Тема слишком нова и необычна, чтобы продолжать обсуждение без соответствующей подготовки, - сказал он, и с ним согласился каноник.

3

Мессер Альфани предался вдохновенным трудам, разрабатывая идеи, подсказанные Люцифером. Сколько головокружительных открытий он совершил! Он исписал с десяток журналов с рисунками и вычислениями. Работал он, как никогда, плодотворно и быстро, но и страшно уставал.

И тогда к нему входил спутник Люцифера, собственно его слуга по прозванию Ариман и говорил:

- Теперь самое время, мессер Альфани, предаться веселью.

- Пошел к черту! Я устал и хочу спать. Только, боюсь, не засну, столь велико волнение величайших озарений. Боже, как я был счастлив, уносясь в высшие сферы познания час, полчаса тому назад!

- Понимаю, - не без ехидства отвечал Ариман. - Я, мессер Альфани, от черта и сам черт. Куда мне податься? Человеческая природа такова, полноты вдохновения и счастия она с трудом выносит. Божество покидает ее, и она, как свинья, с хрюканьем бросается в ближайшую лужу, чтобы освежиться, и грязь ей мила. Поступай и ты согласно природе, и усталость как рукой снимет.

- Что ты предлагаешь?

- Пришли художники с подружками. Я пригласил их на обед от вашего имени. Стол накрыт в саду, среди виноградников. Сам Вакх явится на пирушку в сопровождении сатиров и менад.

- Я знаю, ты возьмешь на себя роль Вакха. А кем я предстану там?

- Силеном.

- Старым пьяницей?

- Которого окружают нимфы, чудесные создания, готовые всячески увеселять старого кутилу. С ними ты снова будешь весел и молод, ибо они воплощают силы природы, устремленные к вечному обновлению. Кстати, уже который день порывается проникнуть в дом каноник Берталуччи.

- А ну его!

- Пожалуй, не отстанет. Прими его. Он заподозрил нечто неладное. Напуган, обеспокоен, как бы сдуру не донес куда следует. Надо его успокоить, если он ваш друг, как уверяет, или усыпить его бдительность, если он стукач по трусости либо по убеждению.

- Да я лучше напугаю святошу до смерти, чтобы он рта не раскрыл больше.