Татьяна Майская - Забытые пьесы 1920-1930-х годов

КОРНЕЙ. Так то за землю. Земля божья.

ПРОХОР. «Божья»? Божья-то божья, да за собой закрепить захотели — оно поверней. Тут вы и припомнили старую пословицу: «Бог-то бог, да сам не будь плох». И пошли за рабочими, божью правду и божий мир перестраивать.

КОРНЕЙ. Строители… «Мир божий перестраивать…» (Отогнав муху.) Вот насекомая, не велик зверь, а поди-кась, смастери, да чтобы весь по форме, все к месту. Мастера. А хлебушек понадобился, так в деревню понавалили. А штоб завод заработал, понадобился барин с кнутовищем: «Приходи, владей».

ПРОХОР. Дудки-с! Буржуйская твоя нация, вот что, дед. Приглашаем. Их знания на службу к себе берем. Пожалте, будьте гостями. Но хозяин над миром один — пролетариат. Есть еще порох в пороховницах! Аль, может, мужички подумывают землю барам вернуть? А, дедушка? (Смеется.)

КОРНЕЙ (почесывая затылок). Мужик на земле крестьянствует, мужик ею и владей.

ПРОХОР (смеется). То-то вот и оно. (Ходит.) Нет, пролетарское движение не задавишь. Второй раз ошибок не повторим. Обучены.

КОРНЕЙ. Барин на свою голову тебя и обучал. В люди вывел.

[ПРОХОР. Не в люди, а в «человеки». Грамотного лакея, культурного раба, для себя готовил, чтобы в Париже да в прочих заграницах не краснеть за мужицкое свинство и неряшество. Вот и пригляделся, как люди живут.

КОРНЕЙ. А ты вместо спасибо и куражишься над ним.] «Товарищ». На товарищество бумажку получил, да свово ничего не вложил.

ПРОХОР. Труд вложил.

КОРНЕЙ. Чего ж в канпанию раньше не вступал?

ПРОХОР (махнув рукой). Чего с тобой, дед, разговаривать. Деревня. Кремень-голова. (Дает ему бумажку.)

КОРНЕЙ. Неправда, што ль? Вот. (Показывает на бумажку, данную Прохором.) Без твово на то позволенья тронуть ничего нельзя. Вазы принес, расписку требуешь.

ПРОХОР. Требую.

КОРНЕЙ. На его же добро?

ПРОХОР. Не его, а государственное.

КОРНЕЙ. Фулиганы, тьфу.

ПРОХОР. Чего плюешься?

КОРНЕЙ. Не на рожу, чай, на ковер.

ПРОХОР (указывая на плакат). Непорядок.

КОРНЕЙ. Штоб в собственном дому уж и плюнуть нельзя было. Сними грамотку-то. (Указывает на плакат.)

ПРОХОР. Э-эх, все упрямится деревня. Шелки да бархаты понадевали, а в голове — затмение.

КОРНЕЙ (ему вслед). Поучатель… Рвань коричневая. Проповедник объявился. Помитинговали, будет. И штанов на это не сшить. Посмотри на себя.

ПРОХОР. Придет время, приоденемся. Не в одежде сила — в сознании. Ты, дед, в шестьдесят первом году отмечен, а я живу в двадцать первом. Это, как в книжках говорится, дистанция. Ну, пока. Как у Георгия Дмитрича расписку получишь, приволоки.

Уходит.

КОРНЕЙ (ворчит). Приволоку. В первую голову так и спрошу…

Зло передвигает диван, зовет.

Барин… Так, што ли, диван стоял?

ЖОРЖ (входя). Оставь, Корней Парфеныч, тебе не под силу. Дим, помоги.

КОРНЕЙ. Силов мне не занимать стать. Не из нынешних, чай. Вон Прошка вазы принес.

ЖОРЖ берет их и выходит на террасу.

Расписку требует.

ДМИТРИЙ. «Требует»? Власть…

КОРНЕЙ. Как же! Как в Совдепию влез, так думает, сразу сам стал кум королю.

ДМИТРИЙ. Жаль, Крутоярова нет. Он покумил бы его не с королем… а с пресвятыми великомучениками. Кожу с него живьем содрал бы и штиблеты себе сделал. Да ты всю мебель переставил, что ж ты, брат?

Показывает на плакат. Там написано: «Просят руками не трогать».

КОРНЕЙ. Нешто глазами мебель сдвинешь? (Хитро подмигнув.) Я неграмотный, с меня что взыщешь.

Уходит. Иногда входит обратно и прислушивается к разговору.

ЖОРЖ. Жаль, что белого медведя положить нельзя.

ДМИТРИЙ. Поистине влюбленные глупее сивого мерина. Во-первых, у всех вкусы меняются с временами года. А она на протяжении десяти минут то «ненавидела», то «ужасно любила» одно и то же — то Ривьеру, то…

ЖОРЖ. Россию любит. Березки, лес, деревню.

ДМИТРИЙ. …Париж.

ЖОРЖ прикрепляет к дверям комнаты направо от себя ветки березок и рассыпает в разных местах цветы.

ЖОРЖ. Немного капризная, своенравная, немного взбалмошная.

ДМИТРИЙ. Ты произносишь это так, будто этим возводишь ее в перл создания. А я скажу: своенравная, капризная, взбалмошная. Что тут хорошего? Воображаю, как она приспособится к новым условиям жизни. Школа…

ЖОРЖ. Приспособится…

ДМИТРИЙ. Еще одним предателем будет больше.

ЖОРЖ. Честный работник прибавится.

ДМИТРИЙ. Не честные работники нужны, а честные разрушители. Закончить скорей то, что они начали, и тогда воскреснет старая Россия.

ЖОРЖ. Мы любим Россию и русский народ, его великие возможности, а ты групповые амбиции ставишь выше блага народа. Лолот — умница, разберется. Она еще сохранила…

ДМИТРИЙ. Политическое равновесие.

ЖОРЖ. Равновесие души. За всем этим наносным есть что-то весьма свое — ясное…

ДМИТРИЙ взглядывает на него.

Да, душа у нее многоцветная.

ДМИТРИЙ. И глаза переливчатые — слышали.

ЖОРЖ. Эх, ты, чурбан, дерево.

КОРНЕЙ вошел, убирая, вслушивается.

Ничего-то ты в ней не понимаешь.

ДМИТРИЙ. У-ух, как плохо дело. Вместо мыслительного аппарата у тебя горящий факел неудовлетворенной любви. Смотри, брат, запустит она в твою душу эти свои бурцалы переливчатые, зачарует, заколдует и начнет из тебя веревки вить.

КОРНЕЙ, посмотрев на ЖОРЖА, покачал головой и, крестясь и ворча, вышел.

Слушай, Жорж, ухватись за нее сегодня и не выпускай. Раз прискакала в Россию, значит, любит.

ЖОРЖ. И от страстной любви хлопочет о разводе.

ДМИТРИЙ. Пути господни неисповедимы, а душа женщины и того темней. Кричит: «Развод», а думает: «Обними и не отпускай». Тактика-с.

ЖОРЖ. Какая может быть тактика, когда любишь, когда…

Ходит в волнении.

ДМИТРИЙ (вдруг). Беги… Слышишь, колокольчик?

ЖОРЖ сел.

Что же ты? Улепетывай. (Подталкивает его.)

ЖОРЖ. Неловко, ведь едут с ней Коко, отец. И куда я пойду?

ДМИТРИЙ. На завод, в лес, в поле, к черту в зубы. Вернулся и — «Ах, скажите, какая неожиданная встреча!»

ЖОРЖ. Осел. Что ты чепуху городишь: «Неожиданная встреча». Модный курорт, Париж, Монте-Карло… триста верст от большой узловой станции. Четыре пересадки. Таскается на мужицкой телеге.

ДМИТРИЙ. В хамовозах ездят только комиссары. Ты еще только кандидат.

ЖОРЖ. Остро. Умно.

ДМИТРИЙ. Остро, умно ли или глупо, а только ты ничего не знаешь об ее приезде. Коко настаивает на этом…

ЖОРЖ (указывая на комнату). А эти березки, цветы для кого?

ДМИТРИЙ. Да, черт возьми, перестарались. (Вдруг.) Для другой.

ЖОРЖ. Повторяешься… было уже это…

ДМИТРИЙ (смеется). И очень удачно.

ЖОРЖ. Надоело притворяться.

ДМИТРИЙ. Так хлопнись от радости в обморок, как кисейная барышня. Да иди ты!

Силой выталкивает его.

ДМИТРИЙ (выходит на террасу, кричит в сад). Корней!

КОРНЕЙ (издали). Сейчас, барин. (Входя.) Солнышко припекает. Благодать — сено грабить. А тут што затеяли — цветы режь, березки ломай.

ДМИТРИЙ. Слушай же.

КОРНЕЙ. Я и то слушаю.

ДМИТРИЙ. Ты далеко не отлучайся. Видишь ли. Сюда… чччерт, и не придумаешь… Георгий Дмитриевич пошел на завод или… (Пауза.) Так вот, слушай и смекай.

Пауза.

КОРНЕЙ. Молчать и без смекалки можно.

ДМИТРИЙ (похлопывая его по плечу). Так вот, скоро сюда должна приехать одна барышня, барыня… Иностранка. Понимаешь?

КОРНЕЙ. Чего ж понимать? Тут и без всяких понятиев поймешь. Намедни барин ждали на завод тальянцев…