Михаил Анчаров - Стройность
Уходит. Катерина де Вессель.
КАТЕРИНА. В чем дело, Генрих? Зачем он нас сюда привел? Мне холодно.
ГЕНРИХ. Катерина! Мы пропали!
КАТЕРИНА. Что такое? Что он тебе сказал?
ГЕНРИХ. Катерина, ты должна спасти меня! Слышишь?
КАТЕРИНА. Что же мне остается делать?!
ГЕНРИХ. Катерина! Я был плох с тобой все это время! Но все переменится!
КАТЕРИНА. Мне становится страшно… Что тебе еще нужно от меня?!.
ГЕНРИХ. Катерина… Есть некоторые дела… Катерина, я хочу, чтобы ты уговорила Франсуа не упоминать мое имя на суде.
КАТЕРИНА. Что ты сказал?..
ГЕНРИХ. Катерина!
КАТЕРИНА. Я давно знала, что ты подлец… но не думала, что ты кот…
ГЕНРИХ. Катерина! Это необходимо…
КАТЕРИНА. Ты с моей помощью погубил Франсуа; теперь ты просишь, чтобы я его уговаривала!
ГЕНРИХ. Катерина, если ты не уговоришь Франсуа, — мы погибли!
КАТЕРИНА. Я уговорю Франсуа? Он плюнет мне в лицо! На большее рассчитывать нечего. Неужели у тебя так плохи дела…
ГЕНРИХ. Катерина! Минуты бегут… Сейчас его поведут по дороге. Солдаты подкуплены… Только ты можешь спасти нас… Не забывай, ты ждешь ребенка… Франсуа не устоит перед тобой!
КАТЕРИНА. Ты струсил, Генрих… Ты давно уже потерял все перья, которыми я тебя изукрасила в своей душе, но на тебе оставалась корона — ты был храбр… И вот ты в грязи. И перед кем? Перед Гильомом! Пойди, убей его!
ГЕНРИХ. Не могу, Катерина, король отменил мой титул…
КАТЕРИНА. Да, ты был храбр, когда за твоей спиной стояли головорезы, которых ты выменивал на золото. Молчи, я все знаю! Вийон! Как вы смеялись над бедным Вийоном! Вам легко было чувствовать превосходство!
ГЕНРИХ. Время идет! Время идет! Я умоляю тебя, уговори Вийона, чтобы он молчал, и мы умчимся с тобой на край света. Кони за оградой.
КАТЕРИНА. Трус!
ГЕНРИХ. Я убью тебя!
КАТЕРИНА. Глупости! Ты больше не граф божьей милостью. Пусти, Генрих, идет Франсуа.
Солдаты вводят Франсуа. Катерина кидается на колени в грязь на дороге. Солдаты расступаются. Франсуа отскакивает, подняв вверх руки с кандалами.
ФРАНСУА. Прочь! Я расшибу тебе голову! Вы… собаки, что же вы не защищаете меня?
КАТЕРИНА (поднимает лицо). Франсуа, ты не узнал меня?
ФРАНСУА. Катерина?!
КАТЕРИНА. Франсуа, делай что хочешь, но не упоминай имени Генриха на суде!
ФРАНСУА. Давно я тебя не видел, Катерина. Ты плохо выглядишь… Эй, стража! Оттащите ее в сторону и ведите меня в тюрьму, или я заявлю, что вы подкуплены!
КАТЕРИНА. Франсуа! Спаси моего ребенка!.. Он ни в чем не виноват… Не губи его…
ФРАНСУА. Ребенка надо спасти… Когда-нибудь скажи ребенку, что его мать и человек, который мог бы быть его отцом, попали в клоаку, думая попасть в большой свет. Ты права, я не могу тебя судить. Я сам был таким. Прощай, Катерина. Когда-то я тебя любил.
Уходит. Входит Генрих.
КАТЕРИНА. Я сделала, как ты просил… Идем…
ГЕНРИХ. Ну, поговорила со своим Вийоном? Проснулась старая похоть?
КАТЕРИНА. Генрих!
ГЕНРИХ. Ты издевалась надо мной, гадина!
КАТЕРИНА. Генрих! Генрих!
ГЕНРИХ. Кони двоих не унесут!
КАТЕРИНА. Генрих! Не оставляй меня!
ГЕНРИХ. Прочь! Сука! (Хлещет ее плетью.) Раз!.. Два!..
КАТЕРИНА (падает). Ох!
Генрих убегает. Раздается стон. Возня. Крик Генриха.
КАТЕРИНА. Боже, что это?
Хрип. Выбегает Пишу. Его хватают подбежавшие солдаты.
ФРАНСУА. Питу?!
ПИТУ. Франсуа! Это Генрих выдал всех Гильому-епископу! Теперь он покойник.
Все уходят. Остается Катерина, которая встает, держись за стену.
Явление 5Тюрьма Парижа. Огромный подвал с прикованными к стенам заключенными. Женщины. Дети.
ПИТУ. Я не хочу! Я не хочу! Куда вы меня тащите?
ФРАНСУА. Смотри, это Питу… Куда они его потащили?
ЖАК. Обычный конец вора.
ФРАНСУА. Какой это вор? Это — несчастный. Когда негде работать, долго ли поскользнуться? Каждого вора обманул вор постарше.
ЖАК. Франсуа, а самого старшего?
ФРАНСУА. Тс-с… Ты касаешься священной особы короля.
ЖАК. Молчи, юродивый. Здесь уши.
ФРАНСУА. Здесь уши, и там уши. Уши здесь, и уши там. Уши, что здесь нужно вам? (Щелкает, по носу мальчишку.)
МАЛЬЧИШКА. Папочка! Не знаешь, где уши, где нос!
ФРАНСУА. О! Парижские дети! Собственно, касайся короля или нет, а придется нам покачаться…
ЖАК. Переменим тему. Что ты на этот раз пишешь?
ФРАНСУА. Пишу эпитафию, Жак.
ЖАК. Торопишься на виселицу?
ФРАНСУА. Друг Жак, неужели у тебя сомнение? Приговор уже составлен, им остается сыграть комедию.
ЖАК. Понятно. И ты хочешь скрасить им неприятное чувство.
ФРАНСУА. Вроде того. Вроде того. Но знаешь, именно теперь мне не хотелось бы умирать. Мне это стало не безразлично, друг. Я как-то не привык умирать.
ЖАК. Ты попробуй, Франсуа. Может быть, тебе понравится…
ФРАНСУА. Я это и пытаюсь сделать в своей эпитафии. Вот слушай:
Люди, братья люди,Вот мы висим пятеро,Раскачиваясь под ветром,И вороны и дятлы выпили нам глаза!
ТЮРЕМЩИК. Тише, сволочь! Простите, господин судья. Я не заметил вас.
БУАССОН. Ничего, мой друг. Ступай себе.
ТЮРЕМЩИК. Господин судья, вас проводить?
БУАССОН. Ступай, ступай!
ТЮРЕМЩИК. Слушаюсь.
БУАССОН. Здравствуй, Франсуа. (Ищет глазами.) Боже, кто это? Боже мой! Франсуа!
ФРАНСУА. По-моему, это Буассон.
БУАССОН. Это я, Франсуа… Боже мой! Не думал я, что встречусь с тобой при таких обстоятельствах. Ты сильно изменился…
ФРАНСУА. А ты все такой же: причитаешь, как кормилица.
БУАССОН. Тебе тридцать лет, а ты седой.
ФРАНСУА. Возраст пожилого мула.
БУАССОН. Нет. Ты все еще мальчик. Ты такой же беспокойный.
ФРАНСУА. Спокойным я буду в могиле… И я не мальчик, Буассон. Я просто сейчас маленького размера. Я расту и уменьшаюсь, расту и уменьшаюсь. Больше — меньше. Больше — меньше. Тик-так, тик-так… Как сердце.
БУАССОН. Все беды твои, Франсуа, в том, что ты жил сердцем. Ты образован, но мудрость прошла мимо тебя.
ФРАНСУА. Да как сказать… Черное и белое я различаю… Когда молоко запятнано мухами, например. Еще различаю цвет крови. Сегодня для поэта вся мудрость в этих красках.
БУАССОН. Да, ты всегда был невоздержан на слово, и это тебя погубило. Ну зачем ты связался с попами? Жить людям легче. Король к тебе хорошо относился. Ты мог занять место в жизни, которое тебе подобает. Ты заслужил бы любовь лучших людей. Ты мог бы петь как птица.
ФРАНСУА. Это только кажется, что птицы в клетках поют. На самом деле они плачут.
БУАССОН. Ты все остришь, Франсуа. Все шутишь. Талант недолговечен. Еще два-три года, и пересох бы ручеек твоего остроумия. Уже сейчас он пованивает болотцем.
ФРАНСУА. Врешь, Буассон. Душа моя рождает только песни любви. А остроты мои — это искры, которые высекает из моего ума сама жизнь. До тех пор, пока сталкивается мой ум с вашим безумием, — запас острот бесконечен.
БУАССОН. Твоя речь перегружена. У нормального человека кружится голова.
ФРАНСУА. Ну да, тебе что-нибудь попроще. «Утлый челн по воле волн». Что-нибудь в этом роде? Правда, Буассон?
БУАССОН. Мы люди простые…
ФРАНСУА. Ну да, вы люди простые. Вам бы насчет пожрать.
БУАССОН. Ты груб. Но ты обижен, и я не могу на тебя сердиться.
ФРАНСУА. Это ты обижен и унижен, а не я.
БУАССОН. Что ты болтаешь, Вийон? Я вознесен моим королем в меру моих заслуг.
ФРАНСУА. Ты не вознесен, а унижен.
БУАССОН. Ты всегда выворачивал понятия наизнанку, но смысла тебе не извратить. Ты сидишь в яме, Франсуа, и я, Буассон, — твой судья!
ФРАНСУА. Бедный серый Буассон. Это тебе кажется, что ты судья. На самом деле ты холуй. Ты этим унижен и ненавидишь меня за то, что я это понимаю… И за это ты будешь судить меня по всей строгости законов.
БУАССОН. Врешь ты! Тебя будут судить беспристрастно! Мне нет причин тебя ненавидеть!
ФРАНСУА. Как нет?! Ты гнул спину в канцелярии, а я плевал на это! Ты лизал колени у начальников, а я говорил им в лицо все, что хотел! Ты на четвереньках дополз до кресла судьи Парижа, а я в тюрьме смеюсь над тобой! Как же нет причин для ненависти?! Ты же раб, Буассон!.. Вот я: сижу на цепи, а ведь я свободен, по сравнению с тобой, спеленутым!
БУАССОН. Ты!.. Ты!..
ФРАНСУА. Видишь, тебе хочется меня вздуть, а ты не можешь себе позволить, потому что напялил маску беспристрастности!
БУАССОН. Король наш наводит порядок в стране. Он дарует людям правосудие, а ты злоупотребил дарованной свободой, и ты будешь наказан!
ФРАНСУА. У дарованной свободы на спине написано «рабство»! Действительно имеют только ту свободу, которую сами завоевывают! Прощай, Буассон. Я занят, я готовлюсь к вечности.
