Жан-Батист Мольер - Мещанин во дворянстве
АРГАН. Прекрасно. Послушаем.
КЛЕАНТ. Вот содержание сцены. Один пастух был поглощен приятным зрелищем, как вдруг его внимание привлек шум, раздавшийся поблизости. Он оборачивается и видит, что какой-то грубиян оскорбляет пастушку. Пастух тотчас же становится на защиту того пола, перед которым должны преклоняться все мужчины; затем, наказав грубияна за дерзость, он подходит к пастушке и видит, что из чудных очей этой молодой девушки струятся дивные слезы. «Ах, – сказал он себе, – возможно ли оскорблять такое прелестное существо? Кто тот бесчеловечный, тот варвар, которого не тронули бы ее слезы?» Он пытается остановить эти слезы, которые кажутся ему такими прекрасными, а любезная пастушка в это время старается отблагодарить его за небольшую услугу, и она делает это так очаровательно, так нежно и страстно, что пастух не в силах сопротивляться, и каждое ее слово, каждый взгляд – это пламенная стрела, пронзающая его сердце. «Что может быть достойно, – думает он, – таких милых слов благодарности? Какой услуги не оказал бы всякий, какой опасности не подверг бы он себя с радостью, чтобы только вызвать на мгновение трогательные чувства такой ласковой и признательной души?» Зрелище более не привлекает его, но он жалеет, что оно слишком кратко, потому что конец зрелища разлучает его с обожаемой пастушкой. И с первого же мига встречи, с первого взгляда в его сердце вселяется бурная страсть, какая обычно созревает лишь в течение долгих лет. Он уже ощущает всю боль разлуки, он уже страдает, не видя той, которую видел так мало. Он делает все возможное, чтобы еще раз увидеть ту, о ком днем и ночью лелеет сладостное воспоминание, но ему мешает неволя, в которой живет его пастушка. Сила страсти заставляет его решиться просить руки обожаемой красавицы, без которой он уже не может жить. Он ухитряется переслать ей записку и получает от нее согласие. Но в то же время его предупреждают, что отец красавицы хочет выдать ее за другого и что скоро должна состояться свадьба. Посудите сами, какой это жестокий удар для сердца бедного пастуха! Он охвачен смертельной тоской, он не может представить себе без ужаса, что его любимая находится в объятиях другого. Его любовь, доведенная до отчаяния, подсказывает ему средство проникнуть в дом пастушки, чтобы узнать о ее чувствах и услышать от нее приговор, которому он должен будет подчиниться. Там он наблюдает за приготовлениями к тому, что так страшит его. Он видит, как приходит его недостойный соперник, которого отцовская прихоть сделала помехой его любви. Он видит, как торжествует этот смешной соперник подле любезной пастушки, словно победа уже за ним. Все это рождает в нем гнев, с которым он едва может совладать. Он бросает горестные взгляды на ту, которую обожает: его уважение к ней и присутствие ее отца позволяют ему объясняться только взглядами. Но в конце концов порыв страсти преодолевает все препятствия, и он произносит такие слова. (Поет.)
Филида милая, страданий слишком много!
Молчанья разорвем мучительную сеть.
Откройте сердце мне, скажите, ради бога,
Жить мне иль умереть?
АНЖЕЛИКА
(поет)
Вы видите, Тирси́с, как грустно мне, как больно!
Перед супружеством немилым я дрожу,
Вздыхаю, как и вы, в тоске на вас гляжу.
Сказала я – довольно!
АРГАН. Ого! Я и не думал, что у меня дочка такая искусница: так и распевает с листа без ошибки.
КЛЕАНТ
Филида нежная! Ужели
Невыразимое судил мне счастье рок
И в вашем сердце уголок
Вы дать Тирсису захотели?
АНЖЕЛИКА
В моем отчаянье я скромность преступлю:
Да-да, Тирсис, я вас люблю!
КЛЕАНТ
О, что за слово! Дивный миг!
Но верно ль я его постиг?
Скажите вновь его, чтоб отогнать сомненье.
АНЖЕЛИКА
Да-да, Тирсис, я вас люблю!
КЛЕАНТ
Еще, молю!
АНЖЕЛИКА
Я вас люблю!
КЛЕАНТ
Еще, еще сто раз, не зная утомленья!
АНЖЕЛИКА
Я вас люблю, я вас люблю!
Да-да, Тирсис, я вас люблю!
КЛЕАНТ
Вы, боги, вы, цари, властители вселенной,
На мир у ног своих глядящие надменно, —
Все ваше счастие сравнится ли с моим?
Филидой я любим!
Но мысль одна страшней всего:
С отчаяньем соперника я вижу…
АНЖЕЛИКА
Ах, я его смертельно ненавижу!
Мне пытка, как и вам, присутствие его.
КЛЕАНТ
Что, если вас отец к замужеству принудит?
АНЖЕЛИКА
Скорее я умру,
Но этого не будет!
Скорее я умру, скорей умру!
АРГАН. А что говорит на это отец?
КЛЕАНТ. Ничего не говорит.
АРГАН. Ну и дурак же этот отец: терпит такие глупости и ничего не говорит!
КЛЕАНТ
(продолжает петь)
Любовь моя…
АРГАН. Нет-нет, довольно! Эта комедия подает очень дурной пример. Пастух Тирсис – нахал, а пастушка Филида – бесстыдница, раз она так говорит при отце. (Анжелике.) Покажи-ка мне ноты! Стой, стой, а где же слова, которые ты пела? Здесь только ноты.
КЛЕАНТ. Разве вы не знаете, сударь, что недавно открыли способ писать слова нотными знаками?
АРГАН. Хорошо, хорошо. Будьте здоровы, сударь. До свиданья! Мы прекрасно обошлись бы и без вашей нелепой оперы.
КЛЕАНТ. Я думал вас развлечь.
АРГАН. Глупости не развлекают… А вот и моя жена!
Клеант уходит.
Явление седьмое
Арган, Анжелика, Туанета, г-н Диафуарус, Тома Диафуарус, Белина.
АРГАН. Душенька! Вот сын господина Диафуаруса.
ТОМА ДИАФУАРУС. Сударыня! Небо справедливо нарекло вас второй матерью прекрасной девицы, ибо на лице вашем…
БЕЛИНА. Сударь! Я в восторге, что имею честь видеть вас у себя.
ТОМА ДИАФУАРУС. …ибо на лице вашем… ибо на лице вашем… Сударыня! Вы прервали меня на полуслове, и это меня сбило.
Г-н ДИАФУАРУС. Доскажешь в другой раз, Тома.
АРГАН. Я жалею, душа моя, что вас сейчас здесь не было.
ТУАНЕТА. Ах, сударыня, вы много потеряли! Тут был и второй отец, и статуя Мемнона, и цветок, именуемый гелиотропом.
АРГАН. Ну, дочь моя, дай руку твоему нареченному и поклянись ему в верности, как твоему будущему мужу.
АНЖЕЛИКА. Батюшка!
АРГАН. Что «батюшка»? Что это значит?
АНЖЕЛИКА. Умоляю вас, не торопитесь! Дайте нам, по крайней мере, узнать друг друга. Пусть у нас возникнет взаимная склонность, которая так необходима для заключения счастливого союза.
ТОМА ДИАФУАРУС. Что касается меня, сударыня, то во мне она уже возникла, мне нечего дольше ждать.
АНЖЕЛИКА. Если вы так спешите, сударь, то я зато более медлительна. Признаюсь, ваши достоинства еще не произвели на меня достаточно сильного впечатления.
АРГАН. Ладно, ладно, это еще успеется, когда вы поженитесь.
АНЖЕЛИКА. Ах, батюшка, прошу вас, повремените! Брак – это такая цепь, которую нельзя налагать на сердце насильно, и, если господин Диафуарус – благородный человек, он, конечно, не согласится на брак с девушкой, которую отдают за него против ее воли.
ТОМА ДИАФУАРУС. Nego consequentiam[6], сударыня. Я отлично могу быть благородным человеком и все-таки с благодарностью принять вас из рук вашего батюшки.
АНЖЕЛИКА. Насилие – дурной способ заставить полюбить себя.
ТОМА ДИАФУАРУС. Нам известно из книг, сударыня, что у древних существовал обычай насильно увозить невест из родительского дома, чтобы невесты не думали, что они по своей доброй воле попадают в объятия мужчин.
АНЖЕЛИКА. То были древние, сударь, а мы – люди современные. В наш век притворство не нужно, и, если брак нам по душе, мы отлично выходим замуж без всякого принуждения. Потерпите немного; если вы любите меня, сударь, вы должны желать всего, чего желаю и я.
ТОМА ДИАФУАРУС. Да, сударыня, но постольку, поскольку это не вредит интересам моей любви.
АНЖЕЛИКА. Однако высшее доказательство любви – это подчинение воле того, кого любишь.
ТОМА ДИАФУАРУС. Distinguo[7], сударыня. В том, что не касается обладания любимым существом, – concede[8], но в том, что касается – nego[9].
ТУАНЕТА (Анжелике). Спорить бесполезно. Господин Диафуарус только что со школьной скамьи, вам за ним все равно не угнаться. И чего вы так упорствуете и отказываетесь от чести принадлежать к медицинскому сословию?
БЕЛИНА. Не увлечена ли она кем-нибудь?
АНЖЕЛИКА. Если б я и увлеклась, сударыня, то, уж во всяком случае, не потеряла бы ни ума, ни чести.
АРГАН. Хорошенькую же роль я во всем этом играю!
БЕЛИНА. На вашем месте, родной мой, я бы не стала принуждать ее выходить замуж. Уж я знаю, что бы я сделала.
АНЖЕЛИКА. Я знаю, сударыня, что вы хотите сказать, я знаю вашу доброту ко мне, но все же боюсь, что ваш совет будет не очень удачен.
БЕЛИНА. Конечно, такие разумные и добродетельные девицы, как вы, презирают повиновение и покорность воле отца. Это в старину…
