Артур Миллер - Элегия для дамы
ХОЗЯЙКА. Да?
МУЖЧИНА. Я никогда не упоминал о ней, вообще никому. И она обо мне ни разу не проговорилась. Это я знаю… у нас есть общие друзья, близкие друзья, они ничего не подозревают. А заявился сюда, взял, да и выложил вам все, словно… (Добродушно, заразительно смеется, отчего у него вдруг словно перехватывает дыхание; обессиленный, он опускается на табурет, борясь с собственной беспомощностью).
ХОЗЯЙКА. Да?
Он пытается приняться вновь за осмотр магазина, но ничего не выходит.
Когда вы сегодня проходили здесь раньше…
МУЖЧИНА (с огромным облегчением). Да, верно; припоминаю! Вы тогда меня увидели…
ХОЗЯЙКА. Вы очень долго разглядывали витрину.
МУЖЧИНА. Пытался что-нибудь для нее придумать.
ХОЗЯЙКА. Да, я видела, как вы все это себе представляете. Меня это глубоко тронуло — за нее.
МУЖЧИНА. Поразительно, но абсолютно ничего не подходит. Я обошел весь этот район. В каждой вещи, какую ни возьми, заключен какой-то смысл, который попросту… не уместен.
ХОЗЯЙКА. Уверена, вы что-нибудь придумаете.
МУЖЧИНА. Надеюсь!
ХОЗЯЙКА. О, я уверена!
МУЖЧИНА. Дело, отчасти, по-моему, в том, что я не знаю, что я хочу сказать, так как не представляю, что я имею право сказать; то есть, человек в моем возрасте должен позабыть о таких чувствах. (С внезапным отвращением). Распинаюсь тут, словно у меня времени — непочатый край! (Оживившись, он встает, вновь рассматривает товары). Красивый платок.
ХОЗЯЙКА. Шелковый. Париж. (Развертывает для него платок).
МУЖЧИНА. Прелесть. А как его носят?
ХОЗЯЙКА. Как угодно. Так… (Набрасывает платок на плечи).
МУЖЧИНА. Гм.
ХОЗЯЙКА. Или даже на голове. (Повязывает платком голову).
МУЖЧИНА. Но в доме она не будет так ходить.
ХОЗЯЙКА. Отчего же… вполне могла бы.
МУЖЧИНА. Нет. Боюсь, это может ее задеть.
ХОЗЯЙКА (вновь набрасывая платок на плечи). Ну, тогда — так, в постели.
МУЖЧИНА (поддаваясь соблазну). Как раз тот оттенок, какой нужно. Знаете, у вас с ней одинаковые тона… Никак не могу прийдти в себя — ввалиться так вот с улицы и пуститься в откровения.
ХОЗЯЙКА. Это накапливается; никогда не знаешь, кому возьмешь, да все вдруг и выложишь.
МУЖЧИНА. За исключением того лишь, что у вас взгляд особенный.
ХОЗЯЙКА (улыбаясь). Чем уж он особенный?
МУЖЧИНА (отвечая ей улыбкой). Вы меня видите. (Теперь явно отвергая платок). Нет, не годится.
Она снимает платок; он ходит, глядя по сторонам.
А еще, думаю, потому, что вы примерно одного возраста.
ХОЗЯЙКА. Какое это может иметь значение?
МУЖЧИНА. Люди старшего возраста обычно забывает, что такое тридцать лет.
ХОЗЯЙКА. Но вы помните?
МУЖЧИНА. Я не помнил — тридцать лет остались далеко позади, — но когда я с ней, они возвращаются от прикосновения к ее коже. Я чувствую себя, словно индус, вспоминающий свою прошлую жизнь.
ХОЗЯЙКА. И что же такое тридцать лет?
МУЖЧИНА. Тридцать лет — это критический момент. Это вершина хребта, с которой видны обе его стороны: и солнце, и тень, твоя юность и твоя смерть — охватываешь сразу, одним взглядом. Последний год, когда можно поверить, что твоя жизнь еще может измениться. И сейчас она застряла там, на этом хребте, не в силах сдвинуться с места. Боже… (Приступ боли). Как она была довольна собой в последнее время! Ее заветные желания, планы — и все действительно сбывалось… (С наполовину исполненной гордости, наполовину недоуменной улыбкой). Хотя и твердая тоже — иногда так может отбрить, такую врежет правду. Но я ничего не имею против — это всего лишь откровенное желание жить и выходить победительницей. (Обводит взглядом предметы). Потому и трудно что-то придумать, что не напоминало бы о конце… о том, что эти глаза скоро закроются.
ХОЗЯЙКА. У меня есть теплый пеньюар. Вон там вверху.
МУЖЧИНА (смотрит вверх, с минуту разглядывает). Но она может подумать, что это похоже на после родов.
ХОЗЯЙКА. Не обязательно.
МУЖЧИНА. Да. В каких разгуливают по больничным коридорам… Если состояние будет очень тяжелое, ей придется надеть больничный халат, не так ли?
ХОЗЯЙКА (резко, словно выражая свой личный протест). Но не все же от этого умирают! Не каждый же человек!
МУЖЧИНА (взрываясь). Но она плачет по телефону! Я слышал.
ХОЗЯЙКА (крик души). Так разве мысль о том, что тебя изуродуют, не ужасна? (Отворачивается, прижимает руки к животу. Пауза). Вам следовало бы написать ей и просто поблагодарить.
МУЖЧИНА (с вопросом). Но это так похоже на прощание!
ХОЗЯЙКА. Вы говорите так, словно ни единого раза не разговаривали по душам!
МУЖЧИНА. Ну что вы, но как-то не о… неприятных вещах.
ХОЗЯЙКА. Вы встречались только ради удовольствий.
МУЖЧИНА. Да. И к тому же мы оба знали, что это ни к чему не приведет. В мои годы. Так что по большей части все скользило по поверхности…
ХОЗЯЙКА (улыбаясь). И все же наступает момент…
МУЖЧИНА. Как ни странно — да…
ХОЗЯЙКА. Когда требуется усилие, чтобы держаться безразлично…
МУЖЧИНА. Да, какое-то противоречие.
ХОЗЯЙКА. Сочувствовать и в то же время — не сочувствовать.
МУЖЧИНА. И никакого выхода. Как если б рыба влюбилась в солнце, стоит ей выскочить из воды, и она не может дышать!.. Так что, пожалуй, на самом деле во всем этом ничего особого и нет.
Пауза.
ХОЗЯЙКА (свертывая развернутый им свитер). Но у вас не всегда такой вид, а?
МУЖЧИНА. Какой «такой»?
ХОЗЯЙКА. Что вам больно.
МУЖЧИНА. Полагаю, я все еще не в силах понять, что она для меня значит. Смерть никогда не вызывала у меня подобного чувства. Даже собственных отца и матери… Смерть неизменно вызывала неприятное, еле заметное ощущение облегчения, отпавшей обязанности. Но с ней — я чувствую, меня словно затягивает и душит.
ХОЗЯЙКА, вдохнув поглубже, проводит рукой вниз по своей шее.
Что еще у вас есть, что могло бы… (Умолкает, принимаясь вновь осматривать товары). Погодите! Знаю — спальный жакет! Вроде бы нейтрально — здоровые тоже носят!
ХОЗЯЙКА. У меня их нет.
МУЖЧИНА. Совсем никаких?
ХОЗЯЙКА. Можно поискать в универмагах.
МУЖЧИНА (с огромным облегчением). Поищу. По-моему, это как раз то, что нужно. Спальный жакет не обязательно что-то выражает — понимаете?
ХОЗЯЙКА. Действительно. Вроде бы он ни к чему не обязывает, спальный жакет. Спросите в «Саксе».
МУЖЧИНА. Хорошо. Большое спасибо… Я никогда даже и не воображал, что у меня может быть такой разговор. (Начинает застегиваться. С чувством неловкости). Я действительно поражен… вот так войти сюда…
ХОЗЯЙКА. Если хотите чашечку чая, у меня есть электрический чайник.
МУЖЧИНА. Спасибо. Не откажусь. Большое спасибо… Просто не могу в себя придти… Понятия не имел, чтобы во мне скрывалось нечто подобное.
Она уходит за прилавок, включает чайник; он вновь садится у прилавка.
Это ваш магазин? (Снова распахивает пальто).
ХОЗЯЙКА (утвердительно кивает). Знаете, может, она такой человек, что просто до ужаса боится операции, вот и все. Я сама такая.
МУЖЧИНА (размышляет, пытаясь зрительно это себе представить). Нет, думаю, чтобы ее привести в такой ужас, требуется кое-что посущественнее. Она не истеричка, ну, может, раз в месяц случиться, на час-другой.
ХОЗЯЙКА. Старается объективно представить положение.
МУЖЧИНА. Вот именно.
ХОЗЯЙКА. Видит себя.
МУЖЧИНА. Да.
ХОЗЯЙКА. Со стороны.
МУЖЧИНА. Да, у нее есть выдержка — настоящее хладнокровие, до самого последнего мгновения, пока не взорвется, — тогда все полетит вдребезги.
ХОЗЯЙКА. Ей приходится держать себя в руках — ведь она одна.
МУЖЧИНА. Да; так что все это похоже на то, как если б отдернуть занавеску в душе, а оттуда б выскочил дикий зверь.
