Теннесси Уильямс - Я восстаю из пламени, рыдающий Феникс
Фрида (смеясь и содрогаясь от боли). Боже мой, мне больно!
Лоуренс (медленно отпуская ее). Не лги… В тебе сидит столько жизни — почему Господь дал тебе ее так много и так мало мне? Ты могла перекусить мою руку как сухую ветку.
Фрида. Нет, ты был всегда сильнее меня. Такая большая, я никогда не могла взять верх над тобой, так ведь?
Лоуренс (удовлетворенно). Не могла. (Из него вырываются хрипы) Поставь банку на подоконник.
Фрида (ставит банку). Да, здесь есть визитная карточка. «От одной из ваших преданных читательниц». И на другой стороне: «Я преклоняюсь перед вами, мистер Лоуренс, ибо знаю, что только Бог может знать так много о жизни».
Лоуренс (сухо). Мои собственные поиски Бога столь безуспешны, что кажется, я только и мог, что случайно сотворить Бога для неизвестной старой девы в голубом в горошек жакете. И на алтарь своего языческого божества она возложила лакомство — баночку апельсинового джема! Только земные дети, удирающие с холма, подобно гальке, смываемой дождем, по-настоящему способны к такому колоссальному безверию. Они находят своего Бога и приносят ему джем. Если бы я нашел своего Бога — если бы я нашел его, я бы вырвал свое сердце и сжег бы на его алтаре.
Фрида. К тебе возвращается здоровье.
Лоуренс. Почему ты так думаешь?
Фрида. Ты становишься таким сентиментальным к себе, таким неоцененным и непонятым. — Ты не можешь стать Иисусом Христом, потому что он превзошел тебя в этом. О как бы ты хотел страдать на кресте первым!
Лоуренс. Если бы я мог только добраться до твоего горла.
Фрида (склоняясь к нему). Вот мое горло. Души.
Лоуренс (нежно касаясь кончиками пальцев ее горла). Фрида, как ты считаешь, я когда-нибудь опять буду в Нью-Мехико?
Фрида. Все будет так, как ты захочешь, Лоуренс. В мире нет такого препятствия, через которое ты бы не перескочил или не переполз или не прошел бы насквозь.
Лоуренс. Ты полагаешь, что я все же вскачу на сильную белую лошадь и промчусь подобно ветру по роскошной пустыне? Я — не литератор, я устал от книг. Никому не приходит в голову, что какая это ужасная вещь, что моя жизнь проявляется лишь в книгах.
Фрида. А в чем она должна проявляться еще?
Лоуренс. В каком-нибудь неистовом действии. Но я всегда ограничиваюсь женщинами и рукописями и дурным настроением. Я симулирую, будто веду войну с буржуазной моралью, лживой добродетелью, рассудочностью, с насилием, идущим якобы извне, а на самом деле изнутри человека. Но я сражаюсь с гнездящейся во мне глупой старой девой, с маленькой незамужней девицей, которая, запыхавшись, сбегает с холма прежде, чем Бог отворит ей дверь. Сейчас я хочу вернуться в пустыню и снова стать дикарем. Я хочу подняться на Лобос и наблюдать за грозой, надвигающейся за десять миль от меня подобно легиону марширующих великанов в серебряных шлемах. Вот что я хочу, черт тебя побери!
Фрида. Кто мешает тебе?
Лоуренс. Ты! Ты знаешь, что у меня нет сил. Ты знаешь, что мое мужское естество дикаря умерло и все, что осталось во мне, — это старая трусливая индианка. Женщины наделены потрясающей интуицией чуять смерть. Они чуют ее задолго. Я думаю, что женщины, чувствующие ее приближение, нашептывают, приманивают ее и незаметно прячут ее в укромных местечках под своими передниками — не так ли?
Фрида. Нет — женщины платят дорогой ценой за каждую новую жизнь. И всю жизнь они собственными руками воздвигают преграды перед дверью, через которую стремится войти смерть. Мужчины любят смерть — женщины ее ненавидят. Мужчины наносят друг другу раны, женщины останавливают кровь.
Лоуренс. Да. Потому что они выпивают кровь. Не прикасайся ко мне. (Отводит от нее свои пальцы) Твои прикосновения ослабляют меня, они вытягивают из меня силу.
Фрида. О, нет, нет, нет, они ее тебе возвращают, mein Liebchen.
Лоуренс. Обещай мне. Когда я буду умирать, Фрида, прошу оставить меня одного! Не прикасайся ко мне, не трогай меня, не пускай ко мне никого. У меня ужасное предчувствие — я буду умирать, окруженный женщинами. Они ворвутся в дверь и через окна, когда у меня не останется сил, чтобы их вытолкаить. Они будуть стенать и трепыхать крыльями, как голуби вокруг горящего Феникса. Мои лицо и руки покроются пленкой от их липких поцелуев и капающих слез. Нимфоманка Альма и девственница Берта. Все фригидные и все сладострастные женщины, которых я знаю и кто полагал меня оракулом их темного либидо. Все они явятся, чтобы удушить меня своей преданностью. Я не хочу этого. Я хочу умереть, как умирает одинокий старый зверь, хочу умереть неистово и целомудренно и испытать все, что положено перед концом. Ты меня понимаешь, Фрида? Во мне еще осталась малая толика от мужчины. И я хочу встретить смерть по-мужски. Когда начнется последнее кровотечение, а ждать этого осталось недолго, не надо укладывать меня в постель и не надо, чтобы вокруг меня топтались женщины. Я не хочу оставаться в доме. Я открою дверь и выйду на обрыв. И что особенно важно, Фрида, я хочу, чтобы я был один. Только камни и вода. Только солнце и звезды. Ни объятий, ни поцелуев, ни женщин! — Никого — только природа, не знающая жалости…
Фрида. Я не верю тебе. Не думаю, что люди перед концом ни в чем не нуждаются, кроме «природы, не знающей жалости»…
Лоуренс. Фрида! Ты мне откажешь в этом?
Фрида. Нет. Я исполню это.
Лоуренс. Обещаешь мне?
Фрида (с немецкой выдержкой). Да, тысячу раз обещаю! А теперь подумай о чем-нибудь еще. я пойду приготовлю чай. (Идет к выходу)
Лоуренс (что-то заметив). О, Боже мой!
Фрида. Что еще?
Лоуренс. Поставь аквариум на подоконник.
Фрида. Зачем?
Лоуренс. Я смогу его видеть. Проклятая кошка опять сожрала золотую рыбку.
Фрида. Она ушла.
Лоуренс. Жрать отбивные котлеты, черт бы ее побрал! Поставь аквариум на подоконник.
Фрида. Рыбки погибнут на солнце.
Лоуренс (с яростью). Не перечь! Поставь на подоконник!
Фрида (с немецкой выдержкой). Хорошо, хорошо. (Ставит аквариум на подоконник)
Лоуренс. Знаешь, что пришло мне в голову? Это ты скормила кошке золотую рыбку. Это в твоем духе. Ты и кошка, вы обе, такие толстые, хищные, омерзительно здоровые и вечно голодные!
Фрида. Сколько разговоров вокруг рыбки!
Лоуренс. Дело не только в рыбке.
Фрида. А в чем тогда?
Лоуренс. Я изнурен, и я не в состоянии заставить себя не думать о том, сколько сил потрачено на ссоры с тобой из-за пустяков.
Фрида (неожиданно закрыв лицо). О, Лоуренс.
Лоуренс. Что с тобой? Ты плачешь? Не плачь. Я не могу утешить тебя, мне станет хуже.
Фрида. Я думаю, ты меня ненавидишь, Лоуренс.
Лоуренс (робко касаясь ее руки). Нет, я тебя люблю. Ich leibe dich, Фрида. Налей мне в чай рома. Мне намного лучше, так почему я чувствую такую слабость?
Фрида (касаясь его лба). Тебе надо лечь в постель.
Лоуренс. Постель связывает по рукам и ногам. Я пригвожден к ней. Как узнать, что я вырвусь опять на свободу.
Фрида закрывает его глаза рукой.
Лоуренс (детским голоском). «Божья коровка, божья коровка, улети на небо, твой дом в огне, твои детки в беде». (Чуть улыбаясь) Мама мне это всегда пела, когда видела божью коровку. Простая душа. Большинство людей все чертовски усложняет, хотя дело выеденного яйца не стоит. (Фрида, выходя, останавливается перед знаменем).
Фрида. Ах, ты старый Феникс, храбрая и злая старая птица в своем горящем гнезде! Ты лишь немного сентиментален.
Лоуренс (внезапно подавшись вперед). Чай на троих!
Фрида. Кто третий?
Лоуренс. Берта! Она возвращается с новостями о выставке из Лондона (Пытается встать)
Фрида. Что ты делаешь?
Лоуренс. Хочу выйти, чтобы встреть ее.
Фрида. Сядь, дурачина. Я встречу ее. И не вздумай предлагать ей остаться у нас. Если ты это сделаешь, я уйду! (Выходит)
Лоуренс. Кудах — тах — тах! Думаешь, я хочу, чтобы вокруг меня было как можно больше квочек? (Какое-то мгновение раздраженно дергается в кресле, затем скидывает одеяло и встает, качаясь от головокружения и задыхаясь. Продвигается к двери веранды. Доходит до нее, останавливается, закашлявшись. С беспокойством оглядывается на кресло) Нет, нет, черт подери, меня так просто не возьмешь! (Смотрит на Феникса, героическими усилиями выпрямляется и выходит. Через несколько секунд входят Фрида и Берта, маленькая, подвижная как ртуть женщина, английская леди. У нее взгляд ребенка и быстрая речь)