Александр Амфитеатров - Волны

Кистяковъ. Вотъ вамъ и компаніонъ.

Леманъ. Андрикъ!

Лештуковъ. Нашъ милѣйшій Андреа дель Cаp.

Ларцевъ (выпрыгнулъ изъ лодки, подходить). Милое, но мокрое созданіе. Фу, какъ насъ съ Альберто швыряло въ морѣ. На дворѣ жара, а я, право, даже продрогъ. Дайте коньяку.

Леманъ. Этюды дѣлалъ?

Ларцевъ. Какіе къ чорту этюды, когда лодку валяетъ съ волны на волну, точно баба пирогъ загинаетъ. Вымокли только и всего. Во здравіе всей честной компаніи. Пьетъ.

Альберто, оставаясь по щиколотку въ водѣ, управляется y берега съ лодкою, прислоняетъ весла къ лѣстницѣ на веранду, затѣмъ уходить по морю къ limite, гдѣ его шумно привѣтствуютъ; онъ показываетъ купальщикамъ, какъ надо плавать и т. д., вообще онъ все время виденъ въ морѣ.

Лештуковъ. Какъ поживаетъ Миньона?

Ларцевъ. Двигается, быстро двигается. Да что, батюшка, я признаться, въ большой тревоги.

Леманъ. Что такое?

Ларцевъ. Джулію y меня отобрать хотятъ.

Кистяковъ. Какъ такъ?

Ларцевъ. Вонъ этотъ соколикъ.

Лештуковъ. Ревность?

Ларцевъ. Самая нелѣпая.

Кистяковъ. Да признавайся ужъ по чистой правдѣ: y тебя съ этой Джуліей въ самомъ дѣлѣ чисто или только хорошо прячетесь?

Ларцевъ. Увѣряю васъ, нѣтъ.

Леманъ. То есть, какъ есть ничего, ни-ни?

Ларцевъ. Вотъ именно ни-ни.

Кистяковъ. Можетъ быть, маленькій флиртъ?

Ларцевъ. И флирта никакого не было.

Лештуковъ. Напрасно.

Ларцевъ. Вотъ тебѣ разъ! Почему же?

Лештуковъ. Да ужъ очень вы красивая парочка крайностей. Она воплощенный югъ, молодой, сильный, огненный… вотъ съ этимъ солнцемъ, что выращиваетъ эти пламенные цвѣты, съ этимъ вѣяніемъ ароматовъ, подъ которымъ, кромѣ любви, и думать-то ни о чемъ невозможно…

Леманъ. Климатъ располагающій.

Кистяковъ. Страна любви.

Идетъ на веранду. Съ лѣстницы Леману.

Ты однако не разсиживайся. Въ самомъ дѣлѣ поздно. Запрусь въ кабинѣ, не отопру.

Леманъ. Сейчасъ.

Лештуковъ (декламируетъ). Темны и тихи были очи,

Какъ полночь южная сама,Но всѣми звѣздами полночиГорѣла ярко эта тьма.

У вашей Джуліи такіе глаза. Вѣдь правда?

Ларцевъ. Да, оно, точно, глаза забористые.

Кистяковъ (изъ кабины). Леманъ!

Леманъ. Да, иду. Фу, чортъ!

Уходить подъ лѣстницу веранды; видно, какъ онъ, подобравъ полы балахона, поднимается въ кабину по опускной лѣстницѣ.

Лештуковъ. А вы, Ларцевъ, сѣверъ. Если доживете до карнавала въ Римъ, нарядитесь-ка рыжебородымъ Торомъ. А? Плечища y васъ косая сажень, волосъ больше, чѣмъ полагается даже для художника, бороду вы украли у Рубенса, а за симъ, какъ пишутъ въ паспортахъ, примѣтъ особыхъ нѣтъ, лицо чистое, носъ и ротъ обыкновенные.

Ларцевъ. Что вы разбираете меня по статьямъ, какъ коня призового? Въ романъ, что ли, всунуть хотите?

Лештуковъ. Не знаю. Можетъ быть, и въ романъ. Чѣмъ вы не герой романа? Кстати y васъ вонъ и сюжетъ наклевывается. Рыжебородый Торъ и Миньона! Транзальпинскій варваръ, явившійся покорять прекрасную Италію, и прекрасная Италія, весьма желающая быть покоренною.

Ларцевъ. Вы ошибаетесь, я вовсе не собираюсь покорять. По правдѣ сказать, Джулія мнѣ вовсе не нравится. Она для картины хороша, подъ мысль мою подошла. А какъ женщина – она не въ моемъ вкусѣ.

Лештуковъ. Джулія? Не въ вашемъ вкусѣ? И вы смѣете признаваться? Вы? Художникъ? Она красавица, по всѣмъ правиламъ искусства красавица. Если она вамъ не нравится, вы измѣняете девизу вашего цеха. По-настоящему, вы, художники, должны чувствовать себя въ жизни такъ, какъ мы, грѣшные, чувствуемъ себя только въ музеяхъ. Вы обязаны ловить красоту повсюду, хватать ее живьемъ, налету, вѣчно стоять на ея стражъ… Вы хотѣли что-то сказать?

Ларцевъ. Нѣтъ, ничего. Посторонняя мысль…

Лештуковъ. Вы еще очень молоды. Ваше лицо можно читать, какъ разверну-тую книгу. А это нехорошо. Вѣка, когда глазамъ полагалось быть зеркаломъ души, давно минули. Хотите, я назову вамъ вашу постороннюю мысль. Вѣдь она обо мнѣ была?

Ларцевъ. Ужъ если вы такой проницательный, то да. Мнѣ хотѣлось сказать: какъ же вы сами-то, такой цѣнитель и поклонникъ истинной красоты, равнодушны къ ея прелестямъ…

Лештуковъ. Договаривайте… И лежитъ безсильнымъ рабомъ y ногъ хорошенькой интернаціональной барыньки…

Ларцевъ (сконфуженный). Оставьте, пожалуйста. Я слишкомъ уважаю Маргариту Николаевну, чтобы…

Лештуковъ. Что же? Вы правы. Логики мало. А только, милый мой юноша, не судите, да не судимы будете.

Ларцевъ. Да я и не думалъ.

Лештуковъ. Есть въ жизни законъ возмездія. Кто, какъ я, черезчуръ легко прожилъ жизнь, попадаетъ подъ этотъ законъ тамъ, гдѣ не ожидаетъ. Привычка быть любимымъ мститъ за себя. Много серьезныхъ чувствъ обращалъ я въ игрушки для пріятнаго препровожденія времени. И вотъ игрушки отомстили за себя, и я самъ теперь игрушка.

На верандѣ хохотъ, шумный разговоръ. Джулія, съ цѣлымъ ворохомъ чистаго бѣлья, быстро сбѣгаетъ внизъ по лѣстницѣ. Графъ Кольраушъ фонъ Грабенсдорфъ, типичный пшютъ венскаго пошиба, немного слабый на ногахъ, слѣдуетъ за нею.

Джyлія. Нѣтъ, Нѣтъ, Нѣтъ! Нѣтъ, ваше сіятельство.

Графъ. Одинъ поцѣлуй.

Джyлія. Поцѣлуй? Мадонна sаntissimа! Да вы разбойникъ, графъ! Вы бѣсъ! Вы донъ-Джованни!

Графъ. Всегда жестока.

Лештуковъ. И этотъ туда же, со своей наслѣдственной золотухою.

Ларцевъ. Сколько народа увивается за этою дѣвчонкою уму непостижимо.

Джyлія. Оставьте, графъ, въ самомъ дѣлѣ. Альберто увидитъ. Нехорошо. Вѣдь я почти невѣста.

Графъ. О, Альберто. Я не боюсь Альберто.

Джyлія. А не Альберто, такъ ваша же выползетъ… Крашеная. Какъ тамъ ее? Фу, шикъ дама! Волосы какъ огонь! Каблуки y ботинокъ вотъ! Шляпа вотъ! цвѣты на шляпѣ вотъ! Прелесть, что за женщина! А вы хотите ей измѣнить? Хохочетъ.

Графъ. Джулія, вы ангелъ!

Джyлія. А достанется вамъ отъ нея! вотъ достанется!

На верандѣ, показывается величественная дама; тощій негритенокъ несетъ за нею корзинку съ простынею и мантилью.

Осторожнѣе, вы. Вѣдь и въ самомъ дѣлѣ идетъ.

Графъ (который въ это время едва не поцѣловалъ Джулію). О Іезусъ!

Убѣгаетъ налѣво. Дама съ негритенкомъ столь же величественно протекаетъ вслѣдъ ему, мимо Джуліи, окинувъ ее молніеноснымъ взглядомъ. Джулія, закусивъ губы, рьяно развѣшиваетъ бѣлье на веревку y перилъ. Но, когда дама уже прошла мимо, заливается смѣхомъ, пряча лицо въ простыню, повышенную на веревкѣ.

Лештуковъ. Счастливица! Глядѣть на нее – самому становится весело и молодо. Вотъ кто любить жизнь и кого жизнь любитъ. Смѣхъ-то, смѣхъ! Жемчугъ падаетъ.

Джyлія. Добрый день, синьоръ Деметріо. Добрый день, синьоръ Андреа.

Къ Лештукову.

Синьора Маргарита уже почти готова.

Лештуковъ. Ага! (Ларцеву). Значитъ, до свиданія за завтракомъ.

Бѣжитъ вверхъ по лѣстницѣ.

Въ теченіе слѣдующей сцены онъ то на верандѣ, то въ корридорѣ y кабины съ зеленою рѣшеткою, то на верхнихъ ступеняхъ лѣстницы, все время, съ видомъ нетерпѣливаго ожиданія.

Ларцевъ. Да я, пожалуй, вмѣстѣ съ вами.

Привсталъ, чтобы идти. Джулія быстро очутилась подлѣ него. Онъ взглянулъ на нее, усмѣхнулся и опятъ сѣлъ на мѣсто.

Джyлія. У васъ сегодня цвѣтокъ, синьоръ?

Ларцевъ. Угодно?

Джyлія. Благодарю. Какая прелесть! Это отъ дамы?

Ларцевъ. Нѣтъ, вонъ съ этой изгороди.

Джyлія. Благодарю, благодарю, отъ всего сердца благодарю, синьоръ.

Ларцевъ. Когда ваша свадьба, Джулія?

Джyлія. Свадьба, синьоръ? До свадьбы далеко.

Ларцевъ. Вотъ какъ? А я, признаться, думалъ, что y васъ съ Альберто уже все слажено.

Джyлія. Альберто добрый малый, синьоръ, но, чтобы идти за него замужъ… Нѣтъ, синьоръ, я еще подумаю и много подумаю.

Ларцевъ. Смотрите: не продумайте своего счастія.

Джyлія. О, я имѣю право ждать… Вы, можетъ быть, думаете, что я безприданница, синьоръ?

Ларцевъ. Милліоновъ Ротшильда y васъ, во всякомъ случаѣ, нѣтъ.