Фридрих Дюрренматт - Портрет планеты
Цилла. Они тоже перешли на животную пищу?
Ада. Они едят бананы.
Наема. Мы покидаем этот остров.
Появляется Каин в коричневой офицерской форме и противосолнечных очках.
Каин. Дорогие дамы, нас можно поздравить с успехом.
Цилла и Наема поднимаются, Ада остается сидеть.
Haема. Успех был достигнут только благодаря самопожертвованию, господин уполномоченный.
Каин. Конечно, конечно.
Каин садится справа от Ады на скамью, приглашает других. Наема садится рядом с Адой, Цилла – на ящик с красным крестом.
Ада. Мы все посвятили себя борьбе с каннибализмом, господин уполномоченный.
Каин. И вы тоже?
Ада. И я.
Каин. Колоссально.
Ада. Только окольным путем через эротику мы смогли воздействовать на этих дикарей.
Каин. Фантастически.
Ада. Они до сих пор живут еще в матриархате.
Каин. Какая дикость.
Слева выходит Авель в такой же форме, как и Каин.
Авель. Импортировано: тысяча коров, тысяча овец, тысяча свиней.
Каин. Ну и?
Авель. Это же безумие!
Каин. На острове искоренен каннибализм.
Авель. А на материке – голод.
Каин. Наш комитет этим не занимается.
Авель. А наш занимается именно борьбой с голодом.
Каин. Разумное семейное планирование предохраняет от голода. Пусть принимают противозачаточные таблетки и не надоедают нам.
Авель. Но ведь они голодают именно потому, что с материка вывезли по тысяче коров, свиней и овец. Голодают тысячи, десятки тысяч ртов.
Каин. Зато здесь сотни таких же, как и на материке, не едят себе подобных.
Авель. Каннибализм не угрожает миру.
Каин. Любое варварство – угроза миру.
Авель. Избитая истина.
Ада. Я не для того посвятила свою жизнь борьбе с каннибализмом, чтобы потом меня оскорбляли представители комитета помощи голодающим.
Адам. Мадам, войдите в мое положение: вы вывозите с материка скот, а там умирают дети.
Ада. Президент предоставил нам транспорт.
Авель. Непроходимый дурак.
Ада. На таком уровне я не дискутирую.
Цилла Мы в огонь пойдем за нашего президента.
Наема. Он – нобелевский лауреат в области литературы.
Авель. Нам нужен практик, а не эстет. Без координации нельзя выполнить программу помощи миру. В то время, как ваш комитет вывозит для безобидных каннибалов с материка скот, народ трехтысячелетней культуры, спасаясь от голода, пожирает трупы своих близких. Если ваш комитет поощряет такой каннибализм, то разве его можно называть комитетом по борьбе с каннибализмом? Я сяду. У меня одышка.
Никто не уступает ему место.
Каин. Остров – в вашем распоряжении.
Авель. Милый мой!
Авелю тяжело стоять.
Ада. Мы за все платим своим здоровьем. Авель. Эта проклятая земля, по крайней мере, хоть плодородна?
Цилла Рай.
Авель. Тогда дикари пусть едят бананы и не рассчитывают на наших животных.
Ада. Бананы им не нравятся.
Авель. Не нравятся! Им не нравятся бананы! Цилла Кроме бананов, здесь нечего есть. Только крысы и черви.
Авель. На материке тех уже давно съели.
Каин. Господи! Каннибализм невозможно победить без кулинарного искусства.
Авель. Им не до кулинарного искусства, они хотят есть.
Каин. Вы ничего не понимаете. Вы опухли от голода.
Авель. Я предлагаю обсудить наш конфликт на общем заседании организации помощи миру.
Каин. Пожалуйста.
Все выстраиваются у ящика с красным крестом. Справа выходит Адам, он в коричневом сюртуке.
Цилла Господин президент!
Адам (встает на ящик). Как президент международной организации помощи миру, я приветствую вас в этом прекрасном городе на берегу столь же прекрасного озера и призываю вас: дерзайте!
Аплодисменты. Адам раскланивается. Выходит Ева в блузе и с дамской сумочкой, встает на ящик перед Адамом, открывает сумочку и пудрится.
Адам. Я родился в этой горной стране, дамы и господа. Мальчишкой я часто уходил в горы. Со всех сторон меня окружали непреодолимые отвесные скалы. Обвалы мешали восхождению, но я шел и шел, пока не откроется внезапно горный перевал и не ляжет к ногам странника многострадальная родина. Так и сейчас. Еще не преодолены безрассудство и корысть, но они отступят, и тогда вы увидите освобожденную землю.
Ева. Они опять жрут человечину.
Адам (не обращая внимания на Еву). Все уладится.
Ада. Кого?
Ева. Матросов.
Адам. Все уладится.
Ада. Откуда они взялись?
Ева. Нефтяной танкер водоизмещением триста тысяч тонн взорвался недалеко от острова, из экипажа спаслось только пятьдесят два человека.
Каин. И всех съели?
Ева. Всех.
Адам. Все уладится.
Авель. Как уполномоченный представитель комитета помощи голодающим, я считаю взрыв трехсоттысячного нефтяного танкера фатальным.
Адам. Соблюдайте порядок, не волнуйтесь. Только спокойствие… Прогресс длится столетия, если не тысячелетия. Читайте Фрейда.
Адам (спускается с ящика, подходит к стоящим, пожимает дамам руки). Несмотря на маленький рецидив в самом начале зарождения человеческой культуры на этом острове, я благодарю дам комитета борьбы с каннибализмом за их личное участие. К сегодняшнему празднику филармонический оркестр нашего города подготовил бессмертную Пятую симфонию Ветховета. Пока готовится буфет, мы послушаем Бетховета, и, надеюсь, он подарит нам утешение, в котором мы так нуждаемся на нашей тяжелой службе.
Издалека доносятся первые пять тактов Пятой симфонии Бетховена. Адам хлопает Авеля по плечу, Авель отдает честь. Все,кроме Евы и Каина, уходят. Каин снимает куртку и кладет ее на скамью. Ева садится на ящик, достает из сумочки электрическую бритву и подает ее Каину. Ева гримируется, расчесывает волосы. Каин поворачивается к Еве, пытается что-то сказать, но машет рукой, молчит, идет вперед. Правая нога у него не сгибается. Останавливается, открывает рот, но ничего не говорит.
Опять машет рукой и начинает бриться. Повторно звучат начальные такты симфонии.
Каин. Он опять не сдал экзамен.
Ева. Недобрал три балла, совсем немного.
Каин. Во второй раз.
Ева. У него запоздалое развитие.
Каин. Это не мешает ему приставать к прислуге.
Ева. Ты тоже спишь со служанкой.
Звучат четыре начальных такта Пятой симфонии.
Каин. И при всем при этом он годен к воинской службе.
Ева. Ты просто завидуешь.
Каин. Я был хороший солдат.
Ева. Поэтому у тебя и протез.
Каин. Не приставай ко мне с этим протезом.
Ева. А ты не приставай ко мне с моим сыном.
Каин. Я горжусь своим протезом.
Ева. А я горжусь своим сыном.
Звучат начальные такты симфонии. Каин. Я что – должен весь вечер слушать эту симфонию?
Ева. Он любит классическую музыку, тебе этого не понять с твоим протезом. Для тебя эротика – насилие.
Каин. Не приставай ко мне со своей прислугой.
Ева. Я говорю не о прислуге, я говорю о нас с тобой.
Начальные такты симфонии.
Каин, Я – мужчина, а твой сын – г…но.
Ева. Почему тогда ты посылаешь его воевать в джунгли, если так думаешь о нем?
Каин. Война сделает из него мужчину.
Ева. Вздор.
Опять звучат начальные такты симфонии.
Ева. Зачем вообще эта война?
Каин. Правительство знает зачем.
Ева. Сбросили бы атомную бомбу на этих дикарей и были бы спокойны.
Каин. Если бы мы сбросили, то и те сбросили бы тоже.
Ева. У дикарей нет атомной бомбы.
Каин. Друзей нашла!
Ева. Ты просто дрянь.
Каин (чистит бритву). У тебя что – дел нет?
Ева. Я ухаживаю за ранеными.
Каин. Да?
Ева. А у тебя?
Каин. Заседание в совете помощи ветеранам.
Ева. А-а.
Каин (подходит к Еве). Мне нужно идти.
Ева. Иди.
Ева подставляет щеку Каину, тот чмокает ее. Звучат начальные такты Пятой.
Каин. Он опять за свое.
Ева. Я думаю, тебе пора»
Каин (накидывает пиджак на плечи). Как можно быть таким идиотом?
Каин уходит. Появляются Цилла и Наема, садятся на
скамью. На плечах у них – платки. Цилла вяжет, Наема рассматривает фотоальбом. Ева ставит сумку на землю, прежде достав из нее кусок сахара, сосет его. Энергично входит Ада с трехногим стулом, садится.
Наема. Мне восемьдесят семь лет.
Ева. А мне – восемьдесят восемь.
Цилла. Мне – восемьдесят девять.
Ада. А мне уже девяносто.
Наема. Меня зовут Наема. Мой отец работал на фабрике. Он постоянно болел. Мы все часто болели. Жили в бараке, заросшем мхом. Пятьдесят семь лет назад я вышла замуж за рабочего железной дороги. Позднее он дослужился до начальника станции. Умер двадцать лет назад. У меня было одиннадцать детей семь мальчиков и четыре девочки. Осталось четыре мальчика и все девочки. Старшенького переехал скорый поезд Берн – Люцерн. Он играл на рельсах, ему было всего четыре года. Второй умер в сорок лет от рака, третий в том же году упал с крыши – был кровельщик. Я думаю, у меня больше двадцати внуков, еще больше правнуков. Но почему-то меня никто не навещает. Иногда я получала открытки от моего младшенького из Америки. Из Детройта. Он работал там на автомобильном заводе, но уже десять лет, как он не пишет. В этой богадельне я уже тринадцать лет. Каждый день я сажусь у окна и смотрю семейный альбом. При этом я не думаю о моем муже. И о детях тоже не думаю. Я вообще ни о чем не думаю.
