Андрей Платонов - Голос отца
Голос отца. Ты прав, мой сын. Я люблю тебя сейчас еще больше… Уходи с моей могилы и живи, я буду теперь навсегда мертвым и спокойным. Ты не изменишь мне никогда, и в этом будет моя вечная жизнь.
Яков. Спи, отец, вечно в земле. Прощай. (Яков склоняется к могиле и целует землю.)
В это время на соседней могиле появляется человек – бывший служащий стройразбортреста; этот служащий слегка подкапывает надмогильный камень лопатой, сворачивает камень и кладет его на землю; затем он раскачивает железную решетку-ограду. Яков молча наблюдает за этим служащим. Служащий оставляет решетку соседней могилы, перелезает на могилу отца Якова и начинает подкапывать лопатой надмогильный камень-памятник.
Яков. Брось лопату! Что ты делаешь? Здесь мой отец лежит!
Служащий. Тут покойник. Я его не достану, он мне ни к чему.
Яков. Зачем вы это делаете?
Служащий. Так велели. Камень и железо в утиль, дерева на корчевку, могилы сровнять в ничто, а сверху потом парк устроят – карусели, фруктовая вода, на баянах заиграют, девки придут и лодыри с ними – на отдых, и ты приходи тогда, – чего на могиле торчишь? – а сейчас ступай отсюда прочь, дай нам управиться!
Яков (в недоумении). А зачем на кладбище парк культуры устраивать? Кругом же пустая степь, там свежая земля!.. Там и надо парк делать.
Служащий (трудясь с лопатой). Стало быть, что вот как раз так надобно, что именно тут. Там в степи неинтересно, там взять нечего, а тут – и железо, и камень, и дерева, и венки из жести, – всякий инвентарь.
Яков. Ну и что ж такое, что железо! А оно ведь ржавое все, а камни ничего не стоят, а деревья – на дрова только, они старые и кривые…
Служащий. А все-таки нашему царству-государству и тут доход… Чего тут железу и каменьям зря находиться! Покойники в земле давно сопрели, родня их – какая выросла, какая сама скончалась, – и уж считай, что про мертвых забыла…
Яков. А я не забыл вот!..
Служащий. Ну ладно – не забыл! Памятливый какой! – дай кладбище уберем, и ты все позабудешь: места тогда, где сейчас стоишь, не найдешь: тут ферверок будет иль квас по кружке отпускать – от жажды… А родня покойников, которая жива еще, сама придет плясать сюда, – кому тут плакать, кого помнить!.. Понял теперь?
Яков (удивленно). Нет!
Служащий. Потом поймешь, когда привыкнешь – не враз!.. (Ворочает надмогильный камень, слабо сдвигая его с места). Ишь ты, дьявол, неподатливый какой!.. Смешно и забавно тут будет! Мороженое, компот в чашках, двор смеха в загородке. Я в Туле бывал и все видел. И тут же силомер и труба – на звезды глядеть: где, что и как там, отчего все произошло и куда потом денется; оказывается, мы все из тумана явились – так выходит по науке, – да пускай из тумана, нам одинаково!.. А дальше (служащий оставил на время работу и жестикулирует, полный воображения будущего), дальше – вон видишь где – буфет откроют: харчи, напитки, вафли, изюм, простокваша, блины, – что хочешь! Тут целый парад красоты будет, тут прелесть что такое начнется! А ты что стоишь? Говори – хорошо ведь получится?
Яков (заслушавшись – в изумлении). Хорошо.
Служащий (принимаясь за работу). А камень этот в фундамент пойдет, железо в переплавку, – глядь и фабрика новая стоит. Ну конечно, если сырья не хватит, то она работать не будет. Неважно – мы подождем и потерпим… (Валяет на землю надмогильный камень). А я здесь силомером буду заведовать либо конфеты в бумажки заворачивать – легкая чистая работа! Туда-сюда, и день прошел, и не уморился, и деньги заработал, и сыт по горло: везде же знакомство: и на кухне, и в буфете – где пирожок возьмешь, где жамку, где щей похлебаешь… Так и жизнь проживешь – незаметно, а приятно, в полный аппетит, культурно, с удовольствием! (Поет и приплясывает). Ту-ру-ру-ру, ту-ру-ру!.. (Останавливается). Чего же еще надо? – Ничего. Достаточно.
Яков (ожесточившись). Пошел прочь отсюда!
Служащий. Чего?
Яков. Ничего. Достаточно. Прочь отсюда – с могилы моего отца!
Яков выхватывает лопату из рук служащего и бросает ее в сторону.
Служащий. Не трожь мой инвентарь. Ответишь!
Он вынимает из бокового наружного кармана свисток – и свистит в него, вращаясь во все стороны. Тогда Яков берет этого человека поперек – и кидает его вон через железную ограду вместе со свистком, не перестающим свистеть. Исчезнув со сцены, человек со свистком свистит еще некоторое время, потом умолкает.
Яков один.
Яков (в землю). Отец!
Молчание.
Я буду жить один – ради вас всех, мертвых.
В земле – молчание.
Проходит милиционер.
Милиционер. Кто здесь сигналы подавал?
Яков (в сторону исчезнувшего служащего). Вон тот человек. Он здесь сначала могилы хотел сравнять с землей, а потом в свисток засвистел.
Милиционер уходит в сторону, затем возвращается обратно со служащим.
Милиционер (к служащему). Это вы тут памятники валяли навзничь?
Служащий. Это мы. Это мы ради культуры, товарищ начальник, мы сперва разбираем все негодное, собираем сырье, а затем уж строим.
Милиционер. Вон как. А это не вы в пригородном районе кузницу сломали, а из кузницы баню построили? А потом увидели, что кузница тоже нужна, тогда разобрали баню и опять построили кузницу? И так разбирали и строили – то баню, то кузницу, – пока весь материал у вас не истратился в промежутках, и тогда бросили строить – не из чего стало. Это вы были, ваша организация?
Служащий. Все может быть, товарищ начальник: это мы. Мы любим строить красоту и пользу из утиля!
Яков (к служащему). Кто вы такой – дурак или вредитель?
Служащий. Дураков нету, товарищ родственник покойного, – есть пережитки сознания капиталистического периода в головах отдельных частных граждан, а это не вредительство. Это не считается. Не сметь клеветать на меня! А то ответишь. Вы сами ударили меня недавно моим больным телом о землю.
Милиционер. Свидетелей не было, доказать нельзя… Кто вам поручил разрушать кладбище?
Служащий. Не разрушать, а постепенно, исподволь подготавливать его территорию на предмет будущей утилизации под парк культуры, искусств и отдыха, где бы люди, отдыхая, приобретали себе неутомимость.
Милиционер. Кто вас заставил это делать? Ваше учреждение?
Служащий. Отнюдь нет, товарищ начальник…
Милиционер. Я не начальник…
Служащий. Я вижу по вашим способностям, что вы не простой милиционер, – нечего вводить меня в кажущееся заблуждение. Стыдно, товарищ милиционер… Я сейчас временно нигде не служу и директив не получаю, – я вроде как в отпуске, но я сорганизовал местную общественность своего треста – с целью проявить инициативу, так как я не устал. И наша общественность поручила мне озаботиться обследованием кладбища, а также нежилых оврагов и пустошей – для вышеуказанной цели….
Милиционер. Сколько у вас общественности?
Служащий. Инициативной общественности по данному вопросу нас двое, а я из них самый первый. Мы постановили между собой украсить наш город.
Милиционер. Хорошо. Завтра вы посадите живые цветы на этих могилах своими силами и за свой счет. А сейчас – подымите все памятники, которые вы повалили, и оправьте могилы, которые вы топтали.
Служащий (с полным, мгновенным усердием). Есть, товарищ начальник! Сейчас же все будет сделано в самые сокращенные сроки!.. Я полагаю теперь, что здесь навсегда должно остаться кладбище, а парк культуры и отдыха мы запланируем на пустоши.
Служащий с яростной работоспособностью принимается за восстановление повергнутых им памятников.
Яков (милиционеру). Отправьте его куда-нибудь на пустошь навсегда.
Милиционер. Ого! А после него и пустоши не будет!..
Яков. Ну, в тюрьму!
Милиционер. Тоже не годится. После него тюрьму придется ремонтировать.
Яков. А куда ж его?
Милиционер. Сам износится в своей суете. Чадом изойдет и исчезнет. Ведь не каждый гражданин бывает человеком, товарищ. До свиданья!
