Михаил Загоскин - Г-н Богатонов, или Провинциал в столице

Мирославский. Хорошо, хорошо! Фабрика твоя...

Г-н Богатонов. И, братец, полно об этом толковать; мы наговоримся еще о деле! Да я было и забыл. Племянница! жена зовет тебя к себе. Мадам Трише[1] прислала к ней с три пропасти всякой всячины; поди-ка, авось ли и тебе что приглянется.

Лиза и Анюта уходят.

Г-н Богатонов и Мирославский.

Г-н Богатонов. Ну, мой милый, как я рад, что ты сюда приехал; у меня здесь такое большое знакомство, и все со знатными.

Мирославский. Поздравляю.

Г-н Богатонов. Да, да, все с знатными: графы, да князья, баронессы, да превосходительные...

Мирославский. Прошу покорно! Да этак ты с нашим братом простым дворянином и знаться не захочешь.

Г-н Богатонов. Полно, братец! Мы старые знакомые, соседи, — так что тут за счеты.

Мирославский (с усмешкою). В самом деле! Однако ж, не показалось бы странно твоим графам  и князьям, что простой дворянин смеет мешаться в их компанию.

Г-н Богатонов. Ничего, ничего! Мы это дело сладим: я рекомендую тебя как моего приятеля.

Мирославский. Нельзя  ли уволить. На что я им? Праздников давать я не могу, кланяться не люблю, придакивать не охотник...

Г-н Богатонов. Экий ты, братец! да зачем тебе кланяться? Вы, деревенские, думаете, что к знатным-то и приступу нет; вздор. Я с ними со всеми запанибрата; вот, например: «Здравствуйте, батюшка граф, ваше сиятельство!» — «Здравствуйте, любезный господин Богатонов!» А кто же это говорит? Его сиятельство граф Недочетов.

Мирославский. А скажи-ка правду: не случалось ли его графскому сиятельству занимать у тебя денег?

Г-н Богатонов. Ну что, братец, безделицу: всего-то перебрал он у меня тысяч десять. Да эти деньги не пропадшие: он человек богатый, и только я заикнись, то он, пожалуй, и мне даст взаймы.

Мирославский. Право! зачем же он занимал у тебя?

Г-н Богатонов. Да так все как-то случалось: то книжку оставит дома[2]; то  проиграет больше, чем взял с собою; а мне прислать то  как-нибудь забудет.

Мирославский. И конечно: до того ли знатному человеку, чтоб помнить о такой мелочи.

Г-н Богатонов. Вот как порассказать тебе еще про приятеля моего барона Радугина: что за человек! Да этаких людей и при дворе на редкость.

Мирославский. Нe забывает ли и он дома своей книжки?

Г-н Богатонов. Нет, мой милый, этому я сам рублей пятьсот должен.

Мирославский. Это каким образом?

Г-н Богатонов. Мы с ним бьемся по два рублика в пикет; и поверишь ли, какое ему счастье? Платить не успеваю.

Мирославский. Как не поверить!

Г-н Богатонов. Вообрази, мой милый, какой барон добрый человек: я играю плохо; а он не только не скучает, но из снисхождения играет иногда со мною часа по четыре сряду.

Мирославский. И только по два рубля? Подлинно этот барон очень тебя любит.

Г-н Богатонов. А за что бы, кажется? А любит, точно любит; но все-таки не так, как мой милый князь Блесткин. Вот, брат, уж приятель: жить без меня не может.

Мирославский. Про этого-то я кой-что уж знаю.

Г-н Богатонов. Верно, тебе Лизонька сказала. Мы прочим ее за князя; да она что-то ни из короба, ни в короб: «Я, дескать, не расположена идти замуж, хочу в девках остаться». Да полно, у них уж у всех такой обычай: толку не добьешься.

Мирославский. Да знаешь ли ты хорошенько этого князя?

Г-н Богатонов. Как себя. Такой честной души поискать; а учен-то, воспитан!..

Мирославский. То есть: мастер танцевать, шаркать ногами, говорить по-французски...

Г-н Богатонов. Что и говорить! Поверишь ли: я отдал бы половину своего имения, чтоб знать все то, что он знает. Ну, да погоди, время еще не ушло, была бы только охота...

Мирославский. Уж не хочешь ли приняться за указку?

Г-н Богатонов. А почему бы и не так; век живи, век учись. Я уже подговорил себе французского учителя.

Мирославский. Ты хочешь учиться по-французски?

Г-н Богатонов. Да, мой милый. Меня всякий раз в краску бросит, как подумаю, что я и здравствуй не знаю сказать по-французски; стыд, да и только!

Мирославский (в сторону). Он повредился!

Г-н Богатонов. Вообрази, мой друг, каково мне, когда бываю в Летнем саду или на бульваре: рта открыть не смею. Здесь такой уж город: заговори только по-русски, так тебя разом за подлого и примут.

Мирославский. Чем больше я тебя слушаю, тем более удивляюсь: ты совсем переменился!

Г-н Богатонов (с радостью). Право! а я еще и году здесь не живу; погоди-ка, еще годика два, так меня никто и узнавать не будет.

Мирославский. Да я и теперь тебя не узнаю.

Г-н Богатонов. Не правда ли, что я не похож на вашего брата, деревенского? Что во мне есть что-то такое… что-то такое, как бы тебе сказать... что-то барское, знатное!

Мирославский. В самом деле! Однако ж знаешь ли что?

Г-н Богатонов. Что такое?

Мирославский. Прежде, как ты был простым дворянином, судил ты как человек умный, а теперь...

Г-н Богатонов. А теперь сужу как человек знатный? Это, брат, кажется, будет немного получше...

Мирославский. Не сметь говорить по-русски!..

Г-н Богатонов. Да что вы в вашей глуши знаете; по-русски, по-русски! А сказать правду, что толку-то в русском языке: всякий мужик говорит по-русски; по-настоящему, нам бы и знать-то его не надобно.

Мирославский. Я удивляюсь твоим успехам: ты начинаешь уж говорить как человек, который получил самое модное воспитание.

Г-н Богатонов. Насилу наметил! Вот видишь ли, что значит жить в большом свете; а давно ли я приехал сюда дурак дураком.

Мирославский. А теперь стал каким умницей!

Г-н Богатонов. И всем этим обязан я милому моему князю. Да что и говорить: родной брат не стал бы так стараться сделать меня путным человеком, как этот любезный Блесткин.

Мирославский. Итак, у вас решено: он будет мужем Лизы.

Г-н Богатонов. Непременно.

Мирославский. А если бы, например, сыскался жених повыгоднее?

Г-н Богатонов. Повыгоднее! Да будь он хоть какой заморский принц, так не видать ему племянницы. Если бы ты все знал, чем я обязан князю...

Мирославский. Уж не сам ли учит он тебя по-французски?

Г-н Богатонов. Нет, не то. Ну, да что об этом говорить; это статья особая.

Мирославский. Полно, брат; что за секреты с старинным приятелем.

Г-н Богатонов. Так-с, ничего! люди мы деревенские, простые, где влюбиться в нас какой-нибудь петербургской красавице.

Мирославский. Что это значит?

Г-н Богатонов. Ничего, безделица! Мы успели уже вскружить голову одной баронессе!

Мирославский. Одной баронессе?

Г-н Богатонов. Да, да! баронессе Вольмар, молодой вдовушке, близкой родственнице князя.

Мирославский (в сторону). Хороша же, видно, эта баронесса!

Г-н Богатонов. Что, милый, ты удивляешься?

Мирославский. Как не удивляться: кружить головы в твои лета.

Г-н Богатонов. В мои лета! да что мои за лета? Прямой ты деревенщина! Кто здесь говорит о летах; здесь все молоды. Попытайся-ка спросить у какой-нибудь вдовушки, который ей год, так она тебя так отбоярит, что ты и места не найдешь.

Те же и Клим Кондратьич.

Мирославский. А! Клим Кондратьич! и ты здесь?

Клим кланяется.

Г-н Богатонов. Как же, я взял его с собою! На фабрике был он у меня конторщиком, а здесь отправляет должность — того бишь... как он?..

Мирославский. Дворецкого?

Г-н Богатонов. И, нет, братец; а вот эти... Провал бы их взял — метри... метро...

Мирославский. Метрдотель?{1}

Г-н Богатонов. Да, да, метрадотеля, метрадотеля! Ну, что скажешь, Кондратьич?

Клим. Мусье Филутони дожидается в передней.

Мирославский. Филутони! Что это за человек?!

Г-н Богатонов. Не человек, а сокровище! Вот у него-то, подлинно, чего хочешь, того просишь; все сыщет, все сделает, скажи только слово.

Мирославский. Да не жалей денег.

Г-н Богатонов. Нет, брат, не такой человек; все верит в кредит; я ему тысяч около трех должен. Жена его держит трактир, а он промышляет всякой всячиной.

Клим. Он пришел с каким-то счетом.