Виктор Розов - В добрый час! Гнездо глухаря
Андрей (опешив). Маша, мне все равно, какой величины он звезда, только зачем он сам бесится?
Маша. Да потому что такие, как вы, уже зачислили его в неудачники. Если человек не гений, не знаменитость, так и права на жизнь не имеет? А ты знаешь, что его вчера вызывали в дирекцию и просили не уходить из театра? Просили!.. Он талантлив, да! Только идет медленно, трудно… А вы своим нетерпением подхлестываете его. Вот он и захотел прыжок сделать… сорвался… совсем озлобился. А злоба убивает в человеке все, даже талант.
Андрей. Вы тоже были злая…
Маша. Откуда ты взял?
Андрей. Хотели быть знаменитой пианисткой – не получилось.
Маша. Ну, это произошло совсем иначе.
Андрей. Как?
Маша. Самым прозаическим образом. Каталась на коньках – два пальца сломала… Вон как плохо гнутся.
Андрей. Совсем играть не можете?
Маша. Не знаю, с тех пор не пробовала. Мне тогда тоже: или мировую славу подавай, или гордое «ничего». С горя фотографией занялась, это не так скучно. Через три года окончу заочный химический институт… А искусство, оно вообще жестоко: тянет к себе, а потом всех расставляет на свои места – без снисхождения.
Входит Аркадий.
Андрей (Аркадию). Почему ты до сих пор не женишься на Маше?
Аркадий. Что?
Маша. Андрюшка!
Андрей (Маше). Будь я постарше, честное слово, сам бы женился на вас!
Маша. Смотри, какой нахальный! Я, может быть, за тебя бы не пошла.
Аркадий. Ты глупости не болтай. Подумай лучше, чем заниматься будешь. Добалбесничал! Пойдем, Маша.
Маша (отдавая половину цветов Андрею). Поставь у Аркадия на столе.
Маша и Аркадий уходят.
Андрей. Кажется, я про женитьбу безответственно брякнул.
Алексей. Тебе глупости прощают.
Андрей. Слушай, я ведь сегодня экзамена не сдавал.
Алексей. Отменили?
Андрей. Нет. Ушел.
Алексей. Почему?
Андрей. Вхожу, понимаешь, в училище, народищу, как всегда, – тьма. У всех глаза беспокойные, волнуются, переживают, а мне – хоть бы хны, абсолютно равнодушен. Вижу, в углу какая-то девчонка стоит: худенькая, белобрысая, косички висят жиденькие, во! – в палец толщиной, одета так себе, неважно; прижала к себе книжки и что-то шепчет, не поймешь – не то зубрит, не то молится… Тоска меня взяла. Ну чего, думаю, лезу, может, ей поперек дороги становлюсь. Мне-то все равно, а ей охота… и другим тоже… призвание, наверное; взял, повернулся и ушел. Глупо? Да?
Алексей. А чего делать собираешься?
Андрей. И ты этот пустой вопрос задаешь! Видишь – не знаю. Я вот что думаю: у каждого человека должна быть своя точка.
Алексей. Какая точка?
Андрей. Ну, место свое. Оно – одно-единственное. Попал на это место – и все твои способности наружу выходят. Все, что есть! Тут, понимаешь, человек обязательно счастливый бывает. И другие его любят, ценят. Самое важное – найти эту точку. Вот ты свою чувствуешь, тебя тянет к ней, и другие – тоже. А я понять не могу: где она? Но где-то есть это мое место. Оно – только мое. Мое! Вот я и хочу его найти. Призвание – это, наверное, тяга к этой точке. Да?
Алексей. Похоже.
Андрей. И я найду ее!.. Обязательно найду… найду… найду…
Картина четвертая
Гостиная. Ночь. Стол накрыт к вечернему чаю. В комнате одна Анастасия Ефремовна. Входит Пётр Иванович.
Анастасия Ефремовна. Как ты поздно, Петя. Петр Иванович. Затянулось обсуждение. Но, кажется, мои выводы подтверждаются.
Анастасия Ефремовна. Алеша исчез.
Петр Иванович. Алексей?
Анастасия Ефремовна. Да. Ушел на экзамены, и все нет и нет. Андрюша его встречать ездил – не встретил. Прибегал сюда с Галей, спросили, не возвращался ли, и опять ушли. Где он?
Петр Иванович. Может быть, кого-нибудь из земляков встретил?
Анастасия Ефремовна. Просто хоть в милицию звони. Чайник горячий, пей.
Петр Иванович устраивается у стола. Анастасия Ефремовна наливает ему чай.
Петр Иванович. Ты одна дома?
Анастасия Ефремовна. Одна. Хожу по комнатам как привидение. И за всех волнуюсь, волнуюсь, волнуюсь!.. Ну, где Алексей может быть?
Петр Иванович. Странно, конечно, но ты не волнуйся – придет, никуда не денется. Придет.
Анастасия Ефремовна. Аркаша должен был вернуться в десять – и тоже нет. Видимо, задержался в театре – в последний раз выступает.
Петр Иванович. Прощальная гастроль…
Анастасия Ефремовна. Что он будет делать – ума не приложу…
Петр Иванович. А что он сам говорит?
Анастасия Ефремовна. Молчит. Вероятно, не решил. Спрошу еще раз.
Петр Иванович. Только не сегодня. Придет, пусть напьется чаю и ляжет спать; сегодня ни о чем не спрашивай – утром поговорим.
Анастасия Ефремовна. Я понимаю. Купила ему миндаль в сахаре – он очень любит… Андрею придется год переждать, пусть успокоится, подумает… Можно нанять репетиторов.
Петр Иванович. Андрею надо поступать работать…
Анастасия Ефремовна. Работать?
Петр Иванович. Не сидеть же сложа руки.
Анастасия Ефремовна. Куда? На завод?
Петр Иванович. Что особенного? Другие идут…
Анастасия Ефремовна. У него слабое здоровье, Петя.
Петр Иванович. Не замечал. Все еще пеленаешь их, пеленаешь… От чего ты его оберегаешь? Сама до сих пор полы моешь, не стесняешься. (Помолчав.) Оля письмо прислала, благодарит за то, что мы Алексея хорошо приняли. Тебе большое спасибо, целует. Деньги, которые мы им посылали, просит отдавать Алексею.
Анастасия Ефремовна. Конечно, надо же ему на свои расходы. Петя, может быть, ты устроишь Андрюшу куда-нибудь в лабораторию?
Входят Галя и Андрей.
Андрей. Не приходил?
Анастасия Ефремовна. Нет.
Галя. Поехали к Кате – она все экзамены сдала и на радостях пошла в театр; хотели разыскать Афанасия – адреса не знаем…
Петр Иванович. Здравствуйте, Галя.
Галя. Простите, Петр Иванович, здравствуйте.
Андрей. Я ей говорю, не сходи с ума, а она требует – звони в бюро несчастных случаев.
Галя. Человек все-таки.
Петр Иванович. Конечно. (Встает, уходит к себе.)
Анастасия Ефремовна. Пейте чай. (Андрею.) Миндаль не трогай – это для Аркадия. (Уходит.)
Андрей (пробуя миндаль). Заперли бы в шкаф, а то вводит в искушение…
Галя. Во-первых, я не схожу с ума…
Андрей (хозяйничая у стола). А во-вторых?
Галя молчит.
(Наливает чай.) Ты крепкий любишь или цвет лица бережешь?
Галя. А во-вторых, он мог не сдать экзамена.
Андрей. А в-третьих, выдержки у тебя маловато – слабый пол. Подкрепись. (Подает ей чашку.)
Галя машинально начинает пить.
Не сразу, язык обожжешь.
Галя (вскакивая.) Оставь меня в покое! Я волнуюсь за человека, это ты можешь понять, за человека вообще!..
Андрей. Конечно: в государственном масштабе – забота о людях.
Галя. Хорошо, если ты хочешь откровенности – пожалуйста: во-первых…
Андрей. Слушай, нельзя ли прямо – в-десятых!
Галя. Хорошо! В-двадцать-пятых!
Андрей. Вот это ближе к делу.
Галя. Он не только равнодушен ко мне, но иногда просто груб.
Андрей. Тебе кажется.
Галя. Нет, не кажется. Вот когда ты относился ко мне… хорошо, я же сразу все поняла.
Андрей. Я дурак, потому и поняла.
Галя. Ты можешь говорить серьезно?
Андрей. Стараюсь.
Галя. Когда мы с ним разговариваем о каких-нибудь важных вещах, он терпим, но как только переходим на частные темы – диким становится. Нет-нет, он ко мне более чем равнодушен.
Андрей. Галочка, хочешь, я поселю в твою душу относительный покой?
Галя. Опять шуточки?
Андрей. К сожалению, всерьез.
Галя. Ну?
Андрей. Помнишь, ты меня спрашивала, о чем мы с ним говорили тогда?
Галя. Ну?
Андрей. Так вот: он мне сказал, что обобьет тебя у меня.
Галя. Он?!
Андрей. Если ты будешь переспрашивать, я опять начну острить.
Галя вдруг порывисто и крепко целует Андрея.
(Отстраняясь. Резко, почти зло.) Не смей!
