Фридрих Горенштейн - На крестцах. Драматические хроники из времен царя Ивана IV Грозного

Царь Иван (кричит, высунувшись в окно). Топи басурман! (Дико смеется.)

Шут (высунувшись в окно). Корми рыбок басурманами, басурманскими телесами! Кушайте, питайтесь, на нас не обижайтесь! Пускай тухло да гнило, лишь бы сердцу вашему было мило! (Смеется.)

Висковатый. Государь! Как тобой велено, от посольской избы приведены сюда в слободу польские да литовские послы к тебе на встречу.

Иван (не обращая внимания, увлеченно). Малюта, секи их да в воду сажай!

Висковатый. Придется, панове, подождать, пока государь изволит вас принять.

Первый посол. Что делает царь?

Второй посол (тихо). Русский царь, видно, желая опохмелиться от новгородской крови, топит татарских пленных.

Первый посол. Ходят слухи, что московский государь не вполне здоров. Мы, послы, были свидетелями, как русский царь возвращался в Москву из своего новгородского похода. Он сидел на коне с луком за спиной, а на шее коня была привязана собачья голова. Возле него ехал шут на быке.

Второй посол (тихо). После Новгорода толкуют, что Бог покарал царя Ивана неизлечимой болезнью. Припадки перерастают как бы в безумие.

Первый посол. Стоит ли вести переговоры с подобным государем? Ведь он не в полном уме.

Висковатый (подойдя к царю). Государь, польские послы по твоему указу приехали.

Иван (оборачиваясь). То ты, Иван Михалыч? С чем приехал?

Висковатый. Государь, нами в Посольском приказе заключено наконец перемирие с Польшей и Литвой. Грамота готова, надо лишь твое утверждение. (Показывает грамоту.)

Иван (смотрит грамоту). Какой срок перемирия?

Висковатый. Срок перемирия назначен нами три года, и в продолжении этого времени полагаем заключить окончательный мир.

Иван. Мир нам потребен весьма. (Неожиданно громко кричит.) Поляки, поляки! Ежели не заключите со мной мира, прикажу всех вас изрубить на куски! (Смеется.) Паны польские, мой дьяк печатник Иван Михайлович Висковатый составил грамоту, по которой народы и сословия королевства Польского согласны на мир с нами. Ту грамоту я, царь, погляжу добре. А может, и привешу свою печать со скрепою руки, ибо верю дьяку своему Висковатому как себе.

Первый посол. И мы верим пану канцлеру, что грамота составлена ко взаимной выгоде. Пан канцлер Висковатый любим за границей и пользуется доверием.

Иван. Дьяк печатник мой Иван Михайлович Висковатый любимец мой, добрый разумный человек, наподобие которого нет у меня в сие время в Москве. Знаю, его разуму и умению московиты, ничему не учившиеся, очень удивляются. Среди многих измен, любому бы таких служителей. (Вдруг кричит, обернувшись к окну.) Секите их, бейте, топите! (Хохот.) Панове, во время пребывания вас, послов, топлю я татар, татарского пленного врага, врагов креста. Не желаете ли взглянуть?

Первый посол. Нет, мы не привыкли к таким зрелищам.

Иван. Отчего ж, панове? Ведь Папа Римский давно склоняет меня к союзу против неверных.

Второй посол. Это совсем иное дело.

Иван. Иное ли? Богу христианскому угодна моя служба – врагов креста татар и турок на копья сажать. А иных, напополам пересекая, сжигать и топить, и до сущих младенцев племя вражье извести.

Первый посол. У нас в Европе иные законы.

Второй посол. Особо же обеспокоены мы новгородскими казнями. Про то скажем открыто.

Иван (сердито). Истинно обеспокоены, ибо желаете зла отчизне нашей от измен. Мы же, ненавидя во всей земле зло, делаем так: кто учинит какое зло, татьбу или разбой, или какую лжу или изменную неправду, то и никогда не будет жив. (Нервно ходит. Громко кричит.) Аще великий боярин, али священник, али инок, али простой мирянин, али великое богатство имел бы кто – не может искупиться от смерти.

Первый посол. Государь, мы скорбим по-христиански о смертях в твоей земле. Смерть празднует свое дело в Московии. Помимо казней, болезней – чума, голод. Европа весьма обеспокоена.

Иван (сердито). Голод и в Литве, и в Польше.

Висковатый. Панове! Заносчивость, капризы и взаимные упреки не должны отражаться на переговорах. Потребно доверие Москвы и Речи Посполитой.

Иван. Истинно, Иван Михалыч. Я погорячился, панове. Ради Бога, простите меня, грешного, за дерзостность и суетность слов. Передайте брату моему Жигмонту, что ко взаимной выгоде он найдет во мне ласкового миротворца, друга свободы и вольностей, увидит во мне широкое разумение привычек и потребностей народа и государства, с которым прихожу в соприкосновение.

Висковатый. Мыслю, государь, переговоры лучше будет продолжить в Москве при меньшей горячности с обеих сторон.

Иван. Продолжим в Москве ко взаимной выгоде. Я намерен вскоре посетить Москву. До побаченья, панове. (Послы раскланиваются и уходят.) Проклятые латыны. То они соблазнили изменников. Из Польши изначально послано было письмо-память к новгородским изменникам. Литовский лазутчик из Волыни вез назад изменную грамоту, отписку из Новгорода о польской памяти, да был нами схвачен. Иван Михайлович, после погрома изменников Посольский приказ должен составить наказ для русских дипломатов в Польше. Ежели поляки будут и дале спрашивать о казнях в Новгороде, то на их вопросы отвечать ехидным казусом.

Висковатый. Которым же, государь?

Иван. Отвечайте: али вам то ведомо? Коли вам то ведомо, а нам что и сказывать? (Смеется.) Говорите: ведомо о котором есть лихом деле с государскими изменниками через лазутчиков зарубежных, сообщающихся с врагом. И Бог ту измену государю нашему объявил, и потому над изменниками так и сталось.

Висковатый. Государь, веришь ли ты мне по-прежнему?

Иван. Верил и верю, Иван Михайлович, и не желаю себе иного советника.

Висковатый. Радостно мне то слышать, государь. С давних времен, с первых лет Казанской войны возглавлял я Посольский приказ да служил тебе и отечеству с честью без лести, говоря, что мыслю. Так ли, государь?

Иван. Истинно так.

Висковатый. Был я враг Сильвестру с Адашевым, которые тебя, царя, в опеке держали, удручая тем достоинство Руси. Был я враг князя Старицкого, которого Шуйский да иные хотели на трон посадить при болезни твоей.

Иван. За то особо тебя ценю, Иван Михайлович. Сам я веду переговоры лишь с теми государствами, у которых рассчитываю найти поддержку. С Англией ли, с Данией ли. Да будучи царем-самодержцем, сам принимаю решения о войне и мире, о походах и строительстве крепостей. Тебе же поручаю все иное. Не опричным, а тебе, земскому, поручаю переписку с турецким султаном. Передал ли ты тайную грамоту?

Висковатый. Государскую тайную грамоту передал мурзе Косыму. Неудачный поход турок на Астрахань дает нам возможность для выгодного мира. Однако дела с Ливонией нехороши, государь. Затянулась и не дала результатов осада Ревеля. Не оправдалась, государь, надежда на Данию. Германский король Фридрих Второй заключил союз со Швецией. Ныне ты, государь, воюешь один на один со шведским королем Юханом Третьим.

Иван (сердито). Юхан давний враг Руси и мне лично. Брата своего Эрика, друга нашего, свергнул, невесту мою, Жигмонта Августа сестру Катерину, себе взял, а послов наших с глумлением велел ограбить и обесчестить, оставить их в одних сорочках. Мне грамоту бранную прислал. На ту грамоту, пересланную через пленника и лай, который в той грамоте, мы дадим отповедь после. Да по-христиански, со смирением. Заметь лишь себе, запиши, как будешь грамоту в Посольском приказе составлять, то укажи Юхану: ты, Юхан, пишешь свое имя впереди нашего. То неприлично, ибо нам брат Цезарь Римский и другие великие государи, а тебе невозможно называться им братом, ибо Шведская земля честью ниже сиих государств. Так напиши, и чтоб толмач все точно перевел.

Висковатый. Укажу гонцу твоему, Петруше-толмачу, чтоб аккуратно перевел.

Иван (ходит). Юхан, ежели ты говоришь, что Шведская земля – вотчина отца твоего, то ты бы нас известил, чей ты сын, чей сын отец твой Густав и как деда твоего звали, и был ли дед твой на королевстве. (Ходит в задумчивости. Диктует.) Много крови пролилось из-за нашей вотчины, Ливонской земли, да из-за гордости твоей. А гордость твоя мужичья, ибо род твой мужичий.

Висковатый. Так, государь, в грамоте посольской писать нельзя. То означает усиление вражды.